Лилит встала в ванне, вода все еще кипела, жадно облизывая колени. Стала
ладонью стирать капельки со смуглой кожи. На Нину не смотрела, и так знала: та
сейчас не отрывает от нее глаз. Ступила на колючий пластмассовый коврик, по
замыслу дизайнера имитирующий газон, на цыпочках прошла к зеркалу. Заглянула в
него, положив подбородок на плечо Нины.
- А мы смотримся. Черненькая и беленькая. Инь и Ян.- Она подмигнула своему
отражению. Пригладила короткие темные волосы. Нина была натуральной блондинкой,
чем несказанно гордилась.
Нина нашла ее ладони, еще влажные и упругие от воды, прижала к своей
полной груди.
- Ли, что с тобой происходит?
- Все в порядке, Нинон. Не делай такое скорбное лицо. Мы же договорились,
я делаю что хочу. Это закон.
Она скользнула губами по щеке Нины и выскочила из ванной,
Прошлепала на кухню, оставляя за собой мокрые следы. Налила в чашку
остывший кофе, взяла яблоко. Надкусила. Осмотрелась вокруг. Брезгливо наморщила
носик. Ничего не изменилось.
То, что оставалось неясным в общении, Лилит добирала, разглядывая вещи
человека. Нина, в этом Лилит уже давно не сомневалась, в своей битве со
временем окончательно потеряла все ориентиры.
В углу оконной рамы примостилась маленькая иконка с седобородым стариком.
На бра в виде менторы - иудейского семисвечника - болтался медный колокольчик
из буддистского монастыря. На двери холодильника выписывал кренделя ногами
круглолицый Кришна - плакат подарили на ежегодной тусовке бритоголовых с
барабанами. В квартире Нины царил хаос эпох и культов, в точном соответствии с
тем хаосом, что бушевал в ее голове.
Первый муж был намного старше молодой аспирантки Ниночки. Что окончательно
свело с ума профессора- внешние данные или умение Нины тайно гипнотизировать
своими маслянисто-коричневыми, как перезревшие маслины, глазами, а, может, еще
что-то, от чего старика среди ночи разбил второй инсульт, осталось неясным.
Возмущенным родственникам достались профессорская библиотека и старая мебель,
выброшенные из квартиры молодой вдовой. К этому времени Нина уже поняла, что
вести душеспасительные беседы в кабинете психологической разгрузки на
каком-нибудь заводе или вытирать сопли побитым женам в районной поликлинике -
не ее стезя. Диссертация, с грехом пополам принятая погодками и друзьями не ко
времени околевшего мужа, по сути ни чему не обязывала. Ни новоиспеченного
кандидата наук ни государство. Оно как раз озаботилось собственной
перестройкой, а Нине пришлось самой строить свою судьбу.
Времена пошли лихие, только крутись. Среди коллег она одной из первых
поняла, что умных научных слов для врачевания душ мало. Дорвавшийся до
запретного чтива народ желал непонятного, чертовщины и энергетики. Десятка
книжек в мягких обложках вполне хватило для пополнения словарного запаса. И,
дав объявление в эзотерической газетенке, Нина стала ждать, когда косяком
пойдут желающие болеть и лечиться "по Кашпировскому". А число таких, как вдруг
выяснилось, по мере демократизации растет в геометрической прогрессии.
Вторым мужем молодой энергичной хозяйки центра нетрадиционной медицины
стал комсомольский кооператор. Разница в возрасте, само собой, она, как ружье
на сцене, в третьем акте непременно бабахнет. Но рвануло раньше. Молодой
человек так несся по жизни вперед и вверх, что не разглядел разбросанных для
особо рьяных противопехотных мин. Спешил на ваучерный аукцион по продаже
алюминиевого комбината, а вернулся в цинковом ящике. Нина утешала себя тем, что
кое-что, не без ее влияния, молодой человек успел переписать на ее имя. Хватило
на черный день и на все последующие. Квартиру в уютном московском дворике с
видом на высотку МГУ продавать не пришлось.
В оклемавшийся от передряг и безденежья "свет" Нина вышла под руку с
седовласым американским финансистом. Разница в возрасте бросалась в глаза, что
придавало паре дополнительный шарм. Кто мог, сдержался, остальные умерли от
зависти. Нина обрела почву под ногами и еще больше похорошела. Финансист,
довольный удачной покупкой и прилагающейся в качестве подарка "клубной
карточкой" московского бомонда, просто сиял от счастья. Правда, предлагать руку
и сердце не спешил. Нина не настаивала, бумажник финансиста и так был в ее
руках, а добраться до основного капитала при умелом обращении особого труда не
составляет, но сей факт она собиралась засвидетельствовать не по убогим
российским законам, а брачным контрактом, зарегистрированном в Штатах.
Метание между стариной и модерном добром не
кончаются. Это только по поговорке считается, что старый конь пашет неглубоко,
но борозды не портит. Нормальный старый конь не пашет вообще, бережет остатки
здоровья. На этой почве у Нины случилось легкое недомогание. Пришлось
прибегнуть к радикальным мерам, но тут выяснилось, что у выходца из страны Дяди
Сэма чувство собственника доведено до абсурда: сам не ам, но и другим - шиш.
Финансист, вовремя поставленный в известность о бойфренде Нины ее же лучшей
подругой, поставил вопрос ребром. Нина оказалась перед выбором: либо смириться
с положением сопровождающей, получающей оговоренный оклад и гарантирующей, что
шептаться и хихикать за спиной финансиста не будут, либо остаться у разбитого
корыта. А ее роль с радостью возьмет на себя подруга, предварительное согласие
которой уже получено. Нина умело закатила истерику, чем выиграла неделю на
размышление.
Тупиковая ситуация рассосалась сама по себе, раз в жизни подсобило родное
государство. Грянул кризис девяносто четвертого года, Гайдар колобком выкатился
из кресла, банк, который облагодетельствовал своими консультациями американец,
издал прощальный гудок и "Титаником" пошел ко дну. Петлявший между Белым домом,
американским посольством и валютной биржей седовласый бизнесмен неожиданно
вильнул налево, ненароком заскочил в Шереметьево и - "пролетая над вашей
страной, позвольте поприветствовать весь советский народ". До Америки, кстати,
не долетел. Десантировался в районе Парижа, но весточек не присылал. От имени
народа, заподозрившего что-то неладное, приходили какие-то вежливые люди в
штатском, но ничего в профессорской квартире, подвергнутой капитальному
евроремонту, не нашли.
Нина вздохнула, вытерла слезы и решила жить дальше. На что жить, она
знала. Народ за это время окончательно сдвинулся на магии и прочей
парапсихологии, босые кришнаиты сигали через сугробы, в телевизоре крутил
пальцем патлатый гуру Аум Сенрик° вещал истины под космические мелодии сводного
образцово-показательного симфонического оркестра бесновались
Марии-Дэви-Христосы и плескались в тухлых прудах баптисты. Идея создать на базе
чахнувшего медицинского центра собственную секту родилась сама собой. Диплом
МГУ и степень гарантировали от неприятностей, в любой момент все можно было
списать на психотерапию или на научные исследования. К тому же Нина не
перегибала палку, в тоталитаризм не играла, просто потому, что не имела к нему
никакой тяги.
- Хали-гали Кришна, хали-гали Рама, - промурлыкала Лилит любимую песенку.
Прислушалась к перезвону флакончиков и баночек на туалетном столике, Нина,
невыспавшаяся, но веселая, - Лилит заявилась в первом часу,- восстанавливала
красоту.
"Глотку ей перерезать, что ли?" - подумала Лилит, сама удивившись, как
легко об этом подумалось. Сморщила носик, махнула рукой. Для себя уже решила,
что с Ниной пора завязывать, а как - вопрос времени и настроения.
Пританцовывая, прошла коридорчиком в соседнюю комнату.
"Немножко тайны, побольше непонятного и вдосталь секса, вот и все, что им
требуется, - как-то раз поделилась Нина формулой успеха. - Понимаешь, любая
организация - плод невроза ее лидера. И служат в ней те, которые в той или иной
мере соответствуют "клинике" лидера. Кто спит с шефом, кто стучит ему, кто тихо
ненавидит, кто самозабвенно корпит над бумажками, кто вытирает ему сопли и
гладит по головке - все реализуют свои комплексы и неврозы. Поверь, такая
организация будет существовать вечно, потому что все подсознательно
заинтересованы в том, чтобы эта сладкая пытка продолжалась вечно. Фирма,
партия, секта все живут так. И им хорошо, потому что если все Дружно больны, то
все - здоровы. Найди свое место в этом опрокинутом мире, и ты станешь
счастливой".
Лилит подошла к краю огромной кровати. По разумению Нины, это низкое ложе
и было тем самым местом, где следовало обрести счастье. Своим правом самозваной
Великой жрицы она пользовалась в полный рост, через ее постель прошли все члены
секты, по очереди, попарно и более, вне зависимости от пола и возраста.
Действительно, организация вовсю обслуживала проблемы ее лидера.
Покрывало из тонкого шелка, два черных квадрата два белых. Конечно, все
гармонировало с интерьером спальни, не зря же старался Игорь,
недоучка-дизайнер. Знал ли он, что постелил боевой стяг тамплиеров - священный
Босеан? Вряд ли. Лилит знала. Нина - нет. Она заблудилась во времени и не
разглядела ту, новую и страшную, что оказалась рядом.
Но даже тогда Нина не соврала, зло, мерзко напомнила она, что Лилит упала
сюда израненная, полураздавленная. Лилит знала, что обязательно встанет и все
падут перед ней на колени. В обожженном мозгу уже тогда зло и настойчиво бился
молоточек, не давая забыть обретенное в бредовых снах знание. У нее было все
необходимое, чтобы создать "пирамиду ведьмы": сильное злобное воображение,
огненная воля, непоколебимая воля и тайна, в которую она никого не собиралась
посвящать. Требовалось лишь время, чтобы прийти в себя и окрепнуть. И когда
Сила ведьмы сложилась в пирамиду, первой покорилась Нина, из Великой жрицы
незаметно превратилась в рабыню.
Лилит сорвала покрывало, закуталась в него по плечи. Постояла, вздрагивая
от холодных прикосновений шелка к телу. Танцующей походкой прошла к окну,
подняла жалюзи, впустив в комнату свет.
Город, лежащий в низине, купался в солнечных лучах. Утро предвещало жаркий
летний день.
Черная Луна
Мир радовался солнечному утру, предвещавшему еще один жаркий летний день,
а на душе у прапорщика Бондаря было слякотно и мрачно. Он с оттяжкой сплюнул
вязкую перегарную слюну, зло осмотрелся по сторонам. Лес парил, в косых лучах
между елями клубилась пелена, влажно блестели заросли крапивы. Солнце уже
основательно припекало спину, что не могло радовать. Бондарь в сомнении
почавкал сапогами в раскисшей от ночного дождя колее. Назад идти не лежала
душа, а вперед не было сил. Просека вела прямо к узкоколейке, а та выводила к
ветке на Бологое. Час ходу, не меньше, а потом еще минут сорок по шпалам до
поселка. Назад, в часть, столько же.
Он глубже надвинул фуражку и опять сплюнул. Пошарил в кармане засаленного
бушлата, вытащил полураскрошившуюся сигарету. Полез в нагрудный карман за
зажигалкой. Ничего не нашел. Стал лихорадочно обыскивать все карманы, а их в
новом бушлате понашлепали столько, что полсклада за раз вынести можно. И не
нашел.
- Твою душу-мать! - почти пропел он. - Елы-палы, бля, это же надо так...
Он жалобно шмыгнул носом, на красных от недосыпа и с перепоя глазках
выступили слезы.
Бондарь выбрался из глубокой танковой колеи, выбрал место посуше и грузно
плюхнулся задом в траву. Ситуация была, хоть вешайся, до ближайшей бутылки,
хоть вперед, хоть назад, минимум полтора часа, а без курева не дотянуть.
Требовалось принять решение, но голова соображала с трудом, мысли вязли, как
танковый тягач в болоте.
В ельнике отчаянно заверещала птаха. Хрустнул влажный валежник. Бондарь
улыбнулся, обнажив прокуренные зубы. Удача сама шла в руки.
Часть не зря стояла в глухомани. Еще со времен войны сюда начали свозить
боеприпасы. Штабеля со снарядами, заложенные в то время, уже почти вросли в
землю. Трогать их боялись, а охранять требовалось. Этим маетным делом и
занималась часть. В шестидесятые бывший первый парень на деревне Бондарь
поддался на уговоры командира и остался служить в родной советской армии.
Порядка тогда было побольше, план перевыполняли, и часть принимала на хранение
все новые тонны взрывоопасных болванок. Отрыли бетонные укрытия, куда и
скирдовали до лучших времен снаряды, бомбы и мины. Чем больше их привозили, тем
меньше Бондарю верилось, что придется хоть раз повоевать по-настоящему. "Какая
там, на фиг, ядерная война, если рванут хотя бы такие склады, то и без атомной
бомбы- писец всему миру", - здраво рассудил он.
Правда, начался Афган, и со складов кое-что вывезли. Но не так уж много,
чтобы ополовинить. А когда Ельцин сплясал отходную в Берлине, то начались
странности. Бондарь даже в этой комариной глуши недалеким умишком понял, что
служивый народ ударился во все тяжкие. По документам что-то приходило,
оприходовалось по порядку, но новых складов не откапывали, а старые не
тревожили. Потом даже вывозить начали. Бондарь всегда относился к армейскому
имуществу, как к колхозному добру: надо в хозяйстве - бери. Одно дело
приспособить мачту антенны в качестве поливальной установки на огороде,
километр портяночной ткани продать или отработавшие свое пулеметные стволы
охотникам загнать, патроны и взрывпакеты - это вообще ерунда, но списать
десяток танковых пушек или вагон противопехотных мин- в такое он поверить не
мог. Однако жизнь заставила. По долгу службы пришлось выписывать накладные,
подделывать ведомости и химичить, как не умеют даже на складе ПФС *. Им-то
вообще малина, недостает тушенки или гречки, думать не надо - пиши, сожрали
бойцы, вот и все. А снаряды и мины? Рванут где-нибудь, по номерам на осколках
установят, где они лежать должны, всех за губу особый отдел подвесит. Самое
обидное, что его, Бондаря, по малости звания никто отмазывать не станет. Не
делились, а виноватым сделают.
* ПФС- продфуражная служба- снабжение продуктами питания личного состава и
служебных животных.
Бондарь в политграмоте за годы службы поднаторел и уяснил: если бы не
Чечня, на которую сактировали все недовезенное и недополученное, рванули бы его
склады, как в Приморье, даром что Питер с Москвой почти под боком.
Валежник продолжал хрустеть все ближе и ближе. Насупившийся было от
грустных мыслей. Бондарь вновь просветлел лицом, как любой командир при
приближении рядового. Младший по званию в армии- это благодать Господня, тут
тебе и развлечение, и снятие стресса, и решение всех проблем. В том, что идет
боец, Бондарь не сомневался, кому тут еще быть. Порядка в части не было
никакого, офицерский корпус дружно спился от тоски и безнадеги, а бойцы по тем
же причинам мордовали друг друга и дезертировали. Искать, как в добрые времена,
их никто не собирался, оставшихся вполне хватало. Прошлым летом четверо
слиняли, жили под Бологим в захваченной даче, а к осени приперлись за
документами на дембель. И ничего, дали.
Бондарь сорвал травинку, азартно захватил ее крепкими лошадиными зубами.
Хрустело совсем близко. Само собой, отличника боевой и политической подготовки
увидеть он не рассчитывал, давно таких не встречал. Брел или очередной
"самоходчик", или часовой затосковавший на своем участке и пробирающийся в
гости к соседу.
В караул набирали всех, а по постам расставляли молодняк. Случалось, не
меняли пару дней. Дедсоставу, кайфовавшему в караулке, было не до них. На такой
случай молодые хранили в укромном месте НЗ: сухари, картошку, сигареты, спички.
Забитые и забытые салаги наслаждались свободой. Пекли картошку в углях, чай
кипятили в кружке, спали вдосталь, положив под себя автомат.
Именно на курево и рассчитывал сейчас Бондарь, не окажется у бойца в
кармане, пошлет галопом за НЗ.
Вздрогнула крайняя елка, сбив с себя бисеринки воды. Бондарь сплюнул
зеленую горечь, встал, крякнул в кулак.
- Красноармеец, бля! - рявкнул пропитым командирским голосом. И осекся,
увидев вышедшего из-за елки.
Их разделяла только умятая гусеницами дорога. Бондарь ошарашенно таращил
глаза, в горле застрял ком.
Человек к их части не имел никакого отношения. Широкоплечий, поджарый, в
темном камуфляже и заляпанным темными разводами лицом, на голове зеленый
платок, как у тех отморозков в Чечне. И взгляд тот же, волчий. Спецназ- его ни
с кем не спутать. Человек чуть подал грудь вперед, уравновешивая тяжесть
зеленого цилиндра, притороченного к спине. От неожиданности чуть присел на
ногах, да так и застыл, как встревоженный зверь.
Ветки раздвинулись, на опушку вышел еще один, точная копия первого, только
пониже ростом. И тоже с грузом.
Бондарь глупо усмехнулся. Ветки ельника дрогнули, словно вспорхнула птица.
Что-то сверкнуло в воздухе, жужжа, перелетело через дорогу и воткнулось в грудь
прапора. Удар вышел таким сильным, что его отбросило в траву.
Бондарь ощерился от боли, хотел закричать, но, опустив глаза, увидел
черную рукоять, торчащую из груди, и протяжно, со всхлипом выдохнул. Под
сердцем сделалось горячо и тяжко. Он боялся пошевелиться, лишь ртом ловил
воздух.
Чавкнула земля, потом зашелестела приминаемая ногами трава. Пока шаги
приближались, Бондарь вдруг отчетливо понял, что было у гадов за спиной.
В то утро груз привезли такие же отморозки. Глаза пустые, руки хваткие, с
набитыми костяшками на кулаках. Вагон подогнали из Бологого, караул у них был
свой, сами же сопроводили груз к тринадцатому складу. Майор Еремин матерился
сквозь зубы, кляня приехавших и их груз, но старший среди прибывших только
посмотрел, и Еремин сразу заткнулся. Двенадцать ящиков заложили в глубокий
склад на самый нижний ярус.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг