Куда несется этот поезд, в котором мы едем? Кажется, вагон стал слишком
покачиваться от огромной скорости...
Саша молчал. В окнах мелькали бесконечные, раскинувшиеся и застывшие в
своем бытии и покое поля и леса, и заброшенные домики и люди среди них -
от всего этого сжималось сердце, но не только потому, что там таилось
много печали, а потому, что было в них нечто иное; и это почти нельзя было
выразить на обычном человеческом языке...
Нина переводила глаза на Сашу, затихшего в углу на скамье, и потом
опять вглядывалась в эти картины за окном.
"Почему такие огромные пространства, - думала она. - Как это поется: в
пространствах таятся пространства... Одно в другом, одно в другом, и так
все дальше и дальше... Куда? Как будто ничего не меняется, одно
пространство исчезает в другом, а тем не менее мы двигаемся - и во всем
этом есть непонятная цель и предназначение..."
И она еще раз взглянула в окно. Даже печаль этих картин была не только
печаль.
Тоска приводила к скрытым откровениям. Кое-где за деревьями, в лесу
мелькали церкви, и вообще чувствовалось присутствие Неба, и вместе с тем,
где-то оставалась и тоска...
Наконец, поезд остановился: маленький городок - заброшенный и пустынный
- окружал одинокую станцию. Здесь обычно происходила пересадка: дальше
надо было ехать на автобусе. Они оказались на большой пыльной
привокзальной площади.
Покосившаяся вывеска указывала на чайную. Дверь была открыта, и изнутри
лились звуки заунывной, бесконечной, хватающей за сердце песни. Посреди
площади лежал пьяный, но может быть это был просто спящий человек.
...Трепет, а потом восторг умиления охватили Нину. Кажется, они со
Светланой Волгиной совсем недавно видели такую площадь, и слышали эту
песню. И какая-то музыка - не то извне, не то как будто бы изнутри -
захватила ее, и ей казалось, что занавес уже почти сдернут, да никакого
занавеса и не было, нужно было только понять и увидеть.
Они стояли на остановке автобуса, в очереди, впереди были две женщины.
Облезлый пес блуждал в стороне. И Саша был внутренне весел и в огне.
Лес вдалеке на горизонте - с правой стороны был совсем открытый вид -
казался входом во что-то притягивающее, тайное, но родное и вечное.
Наконец подъехал небольшой старенький автобус.
Уже смеркалось: шофер был не в меру рассеян. Кто-то лежал на темном
полу автобуса, похрапывая, рядом с дырявым сидением, где разместились Саша
и Нина.
Две женщины уселись недалеко, за спиной водителя. Автобус, задрожав,
тронулся с места, и печальные окна домов по-домашнему, уютно, огоньками
провожали его в путь. Конек-горбунок на одной из крыш, казалось, срывался
в небо...
Городок быстро очутился позади, и со всех сторон опять открылись леса и
поля и пространства. Нина взглянула на высокое, уводящее небо, немного
отраженное на земле, и поняла, что никуда не надо уходить, потому что
такая загадочная жизнь распростерлась в этих лесах, полях и одиноких
домиках, что она застонала.
Спускался мрак, но леса дышали привольем, и огоньки вдали мерцали во
тьме.
Окна автобуса были открыты (он медленно плыл), и пахло рекой. И тьма
окружала огни, и далекие пространства были как песня.
Нина взглянула на Сашу: его лицо показалось ей огромным во мраке. Она
стала все прикованной, но как бы незаметно, всматриваться в него и
протянула ему руку, которую он взял.
И вот теперь она вдруг подумала о том, что их союз заключен навеки. И
что наверное они едут к Человеку Востока. И что, может быть, Саша и есть
этот Человек Востока, но скорей всего их все-таки двое...
И не исключено также, что ей уготовано поражение или гибель,
равносильная... не "победе" (какое смешное слово), а чему-то более
высшему... А может быть, ей даже не уготована гибель. И она сильнее сжала
Сашину руку. Он отвечал чуть жутковатым, но дружеским рукопожатием. Да, в
их отношениях появилось нечто большее, чем любовь...
Автобус остановился. Это было их место: тусклый фонарь, темная лужайка,
окруженная ровным лесом. Рядом - стволы строгих деревьев уходили в синее
звездное небо, и лес тихо шумел, замирающе и неведомо. Где-то мерцали огни
-
значит, неподалеку было человеческое жилье. Автобус исчез, и они остались
вдвоем у высокой сосны, сквозь ветви которой сияли звезды. Тьма в провалах
леса была как живая.
Нина оглянулась.
- Я иду к тебе, - прошептала она.
- Глаза должны быть закрытыми, - был ответ. И тогда невиданная
нечеловеческая радость рассекла ее сознание, ставшее на мгновение тьмой.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
И Олег, и Берков, и Леша были в ярости. Неожиданное решение Саши все
оборвать взорвало их И дело заключалось не только в самолюбии и в ощущении
того, что они не прошли "испытания" (да и непонятно было, в чем состояло
это "испытание"
и вообще было ли оно). Им даже стало казаться, что над ними весьма
натуральным и в то же время фантастическим образом поиздевались. И
захлопнулась дверь перед самым носом. Но был в их чувствах еще и другой
подтекст: как будто темная волна чего-то изглубинного и неведомого
нахлынула на них при общении с Сашей.
Наконец, они просто истратили много сил и нервов на все эти диковинные
встречи.
- Шарлатан он чертов, и больше никто! - кричал Леша Закаулов, когда они
втроем собрались у Олега. - Скорее шехерезадник, сказочник! И развел
Шехерезаду - в себя не придешь! Совсем заморочил голову!
- Ерунда! Какой он сказочник! - угрюмо ответил Олег. - От его лица веет
холодом ада. В сущности нам повезло, что мы от него избавились.
- Холодом, но не ада, - возразил Берков. - И я жалею об этом разрыве,
началось какое-то движение и вдруг полная остановка.
- Ничего не сделаешь. Нужен другой поворот. Значит, не судьба.
Особенно переживал Олег, впавший в гнетущую и окаянную тоску. Несколько
дней он не находил себе места. К тому же все чаще и чаще творчество и
упоение славой не могли предотвратить возникновения в нем странных
провалов, когда со дна души поднималась черная жуть и оставалось только
одно желание: спастись, найти выход из земного бытия в вечное. И все это
несмотря на то, что творчество по-прежнему оставалось единственным, что
еще насыщало его...
Иногда он чувствовал даже отвращение к собственному телу, и вообще ко
всем формам земного бытия. Боже мой, зачем это, зачем, думал он, зачем это
жалкое тело, короткая, до нелепости, до издевки короткая жизнь, эти
идиотские уши, ноги, какие-то две впадины в голове, называемые глазами, от
которых зависит зрение; почему все это так жалко, эфемерно, где-то по
большому счету уродливо, смешно и ненадежно. Я уже не говорю о страданиях.
Не хочу, не хочу всего этого!
Хочу бессмертия, свободы от материи! Хочу иметь жизнь в самом себе, а
не зависеть от любой бациллы; иметь эту жизнь реально, как боги, воочию, а
не шептать о ней в бессильных молитвах.
А что надо совершить, чтобы получить такое, он не знал. В печальном
настроении он оказался однажды у Белорусского вокзала. Он брел, никого не
замечая, даже ни о чем не думая, устав от противоречий, но со смутным
ожиданием и тревогой...
Вдруг перед его глазами возникла Катя Корнилова, одна и с сумочкой в
руке.
- Вот это встреча! - воскликнул Олег. - Ты знаешь, я только сию минуту
понял, что именно тебя я хотел встретить сегодня. А брел без цели.
- Ну вот, а что случилось? - улыбнулась Катя. - Ты не всегда так рад
мне.
И Олег - сам не понимая зачем он это делает - вдруг рассказал ей все: и
их историю с Сашей, и то, что происходит в его душе. Они медленно шли по
улице Горького к Кремлю.
Неожиданно Катя взволновалась, и с нежностью отозвалась на его призыв:
"Ты знаешь, я сама об этом много думаю последнее время". - Она ласково
взяла его под руку, и вдруг быстро проговорила:
- О, да, конечно, конечно, только за большие грехи можно сюда попасть.
В эту земную клетку! За большие грехи!
- Это на одном уровне, - усмехнулся Олег. - А вот Саша как-то намекнул,
что на другом уровне - наоборот, большая привилегия для духовного существа
воплотиться в такую грязь и униженность, ибо только тогда откроется окно...
- Саша - кудесник, - прервала Катя с яростью. - А я, знаешь, чего
только хочу: бытия, вечного бытия, - и она судорожно сжала его руку. - И
мне кажется, я начинаю постигать... чуть-чуть... Необходимо сделать
очевидным и постоянным то великое, скрытое, духовное Я в нас. Его надо
ощутить во всей реальности. У меня бывают такие состояния... Спонтанные...
Вдруг я чувствую, что это невиданное Я восстает во мне: о, это такая
тайна, такое упоение, такое сокровище, что у меня нет слов... Все мысли и
образы исчезают, лишь чистое Я, как Я в своем бытии и славе... Я равно
Я... И ясно видишь: это не умрет вместе с телом, это выше тела, ума,
земной личности, и это мое любимое Я! Мое! Потом, в обычном состоянии, я
спрашивала об этом у Юры Валуева, ты помнишь, наверное, из круга Кирилла
Леснева, союз мудрецов про-индуисты. Он мне многое объяснил. Я не уверена
была порой, что это и есть то, что они ищут. Меня теперь всегда пробирает
дрожь:
неужели. Хотя бы на мгновение, я открываю в себе то, что индуисты
называют Богом внутри нас, Атманом, истинным Я, и это и есть цель всей
Богореализации.
Надо только превратить эти мгновения в постоянную жизнь внутри себя,
так учат.
Это самое трудное, но я рада сейчас и мгновениям. Не знаю уж, что со
мной, неважно, как это называть, имеют ли это в виду брамины или нет,
только скажу: это - счастье, это тайна, и это источник жизни вне этой
жизни. Это сокровище, потому что я вся в каком-то ином бытии... И это мое
самобытие. И это принадлежит духу, а не уму и этому миру, а потому вне
изменений и разрушения.
Олег был поражен: "О, тебе можно позавидовать... Глубинный мистический
опыт...
Да еще спонтанный... что же будет с Учителем... А я одинок, как крыса,
поющая на льдине..."
- Зайдем-ка в это кафе. Просто, чтобы присесть, - Катя махнула рукой, и
вид у нее был совершенно отключенный.
- У меня даже нет денег, - ответил Олег. - Я совсем ушел во все эти
дела, и одна мысль о добывании денег вызывает у меня тошноту. Сколько
приходится тратить времени на этот маразм!
- У меня тоже, слава Богу, мало денег. Последнее время. Но какие-то два
рубля завалялись. Зайдем...
Кафе было тихое, уютное и мирное: в нем не продавали алкоголь. Они сели
у полукруглого окна, сквозь которое были видны беспечные прохожие и
троллейбусы.
Постепенно волна вдохновения стала сходить с Кати. Она нервно курила и
отпивала кофе из маленькой чашечки.
- Но ты не можешь постоянно быть в этом? - спросил Олег.
- Это было бы совсем иное качество. Но хотя бы я могу забегать в ту
внутреннюю клеть, в то состояние, и выходить опять - в эту жизнь.
- Неплохо устроилась, - мрачно усмехнулся Олег и подмигнул ей. - Я бы
согласился. Погулять, покутить, понаслаждаться здесь и потом прыгнуть в
медитацию, в вечность, в созерцание! И обратно! Туда и сюда, и в эту жизнь
и в вечность.
Катя расхохоталась, даже утробно, и не обиделась.
- Ну что ж, пусть будет пока и так! Вот как ты повернул! Ну и ну!
- Ах, подлая. Это уже по Достоевскому. И сладость жизни и вечность. А
то вечность-то слишком абстрактна, саморазрушение, как говорят сатанисты.
- Как бы ни была она абстрактна, это реальность. И к тому же - не
абстракция.
Просто люди - ниже...
- А все-таки плен, исчезновение в Свете, - и Олег подмигнул ей опять. -
Я шучу, конечно. Просто: кентавры мы, человечество теперешнее, вот кто мы
на самом деле, кентавры... В лучшем случае.
- Ну это уж слишком, Олег. Да ты как-то сбил своим мраком мой настрой,
- она отодвинула чашку кофе. - Тогда вот что я скажу тебе, дорогой.
Поговорим иначе.
С другого полюса: в конце концов любое бытие - благо, даже низшее.
Просто бытие. Я не говорю о чистом божественном бытии, а просто о бытии
твари.
Любом бытии. Я это тоже чувствую. И я хочу даже этого временами. Путь
не будет выхода к Богу, пусть перевоплощения, пусть цепь страшноватых
жизней где-то там, пусть бесы, пусть, как говорит поэт, "...заочно за нас
решило наше прошлое, пусть тюрьма", - но я буду судорожно цепляться за
любое бытие, если уж невозможно найти божественного. Такое есть даже в
аду. Блаженное самобытие. Лишь бы хоть оно было, чтоб можно было
осознавать себя - и этим наслаждаться.
- О, это уже ближе к делу... А еще лучше договор заключить... С этим, с
рогатым, "который всегда внизу", как говорит тот же поэт.
Катя вздохнула.
- Нет, что-то ты совсем, как это сказать помягче... не весел, Олег. Вот
как Саша на тебя подействовал. А ведь он сам не такой. Знаешь, что я вам
всем троим - тебе, Боре и Леше - посоветую: свяжитесь-ка вы с Кириллом
Леоновым! Это же такая мощная личность! И светлый!
Олег вдруг изменился в лице, просияв.
- Это предположение! Я сам подумывал об этом. Но не знаю, как
подступиться.
Леснев - довольно закрыт, если я не ошибаюсь...
- Да нет! Я помогу. Я сама хотела с ним связаться, через Юру Валуева...
...Два дня спустя Олег, не выходя из своей печали, рассказал о Катином
предположении Леше и Борису. Алексей наотрез отказался: "С меня хватит
одного небожителя, я пойду теперь своей дорогой. Вы как хотите, а у меня
начался другой полет... А если я когда-нибудь и приду к Богу
по-настоящему, то, наверное, только через христианство. Я так чувствую. А
пока ничего не хочу: только прерывать в этом мире, в моем новом полете".
Но Борис принял предложение. "Леснев есть Леснев, - сказал он. - Первый
Брамин Республики, так сказать. Говорят, он получил инициацию от одного,
заехавшего сюда с этой целью весьма "крепкого" индуса".
Через Юру Валуева Катя все быстро устроила.
Первое свидание должно было состояться на квартире у друга Кирилла,
который, правда, уехал, но оставил Лесневу ключи. В этом месте часто
собирались русские ведантисты.
Олег все еще пребывал в своей тоске и неуверенности, когда они
собрались втроем - он, Борис и Катя. Тень Сашиного крыла все еще лежала на
Олеге и Борисе.
Олег взял с собой записку, где были начертаны те самые слова: "Я,
обретший бессмертие, ухожу в ночь". .Катя же была бодра; красивая, чуть
пополневшая, она смотрела уверенно и прямо.
- Что вы все грустите, Олег? Ведь впереди - вечность. Ох уж мне эти
поэты!
-
заявила она, похлопав его по плечу.
Комната, куда они пришли, казалась почти круглой, она была завалена
книгами, у стен располагались диваны и рядом - добротные старинные столы.
Олег не ожидал, что Леснев такой, каким он его видел. Перед ним стоял
спокойный человек лет 35 с чуть кругловатым лицом, с небрежной копной
русых волос, скромно одетый.
Темно-карие глаза его выдавали необычную внутреннюю силу...
Сначала за чаем произошел чуть-чуть светский разговор - все-таки первая
встреча. Говорили о новостях и московском подпольном мире.
Одна весть уже несколько дней тревожила Катю: что-то случилось с
Максимом Радиным. Он исчез.
- Я слышал об этом, - ответил Кирилл, взглянув на Катю. - Его увезли в
одно место под Москвой. Сделал это тот самый "мастер смерти", о котором вы
знаете. Он один из моих ближайших друзей, но он пошел традиционным
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг