Последствия этого эксперимента будут уходить далеко, далеко, за пределы
этой жизни.
- О Саша! И все-таки это ужасно! Они же люди! И без их согласия -
какие-то эксперименты! Ужас!
Это так поразило Нину, что она встала и, скрестив руки на груди,
нервно, даже чуть истерически, заходила по комнате.
- Слушай, - спокойно ответил Саша, - то, что я здесь подразумеваю - вне
уровня того, о чем ты говоришь. Ничего не значит, что "они" не дают
согласия, ведь дело будут иметь не с "ними". Кроме того, все, что будет
происходить - вне сферы вреда, ала, добра и тому подобное. Никакого зла им
не причинят.
- Но значит, ты их обманывал?
- Нисколько. "Эксперимент" - это один уровень контакта, их не
касающийся.
Но на другом уровне, параллельно, мы хотели действительно иметь дело с
ними как с личностями, и бросить несколько тайных зерен. С их согласия
уже, - усмехнулся Саша. - Так что должно быть два уровня. Об одном - они
не могут иметь представления, и поэтому бессмысленно им об этом говорить,
он - полностью вне их достигаемости, да и тем более "эксперимент" этот по
существу - не с ними.
Другое дело - второй уровень. Здесь им будет все разъяснено. Так что
никакого обмана нет.
- И что же? Но на втором уровне, когда речь идет о них самих, как ты
говоришь, каковы будут последствия для них? К тому же ты говорил, что знал
заранее, что они не подготовлены даже для этого?
- Здесь все будет сделано, как надо, со всеми предосторожностями и
предупреждениями. В них будут брошены некоторые тайные зерна. Когда они
взойдут - другой вопрос. Может быть, в последующих трансформациях души.
- Ничего себе! Один уровень - относится к вечности, другой - к
трансмиграциям. Значит, эта бедная жизнь - вне игры?
- Не совсем. Она тоже будет вовлечена - в последнем случае... Но
по-настоящему готовых людей и для этого второго уровня - очень трудно
найти. Дело не в том, что сначала нужна реализация Абсолюта, пусть человек
еще только начинает этот путь обычного посвящения, но потенциально он
должен обладать и другим.
- Чем?
- Скажем так: некоторыми парадоксальными метафизическими способностями.
Дам маленький намек на одну из них. Может ли человек, полностью
погруженный в созерцание Бога, испытывать тоску? По чему? Ведь в Боге
полнота всей реальности, включая небытийный аспект. Нет ничего закрытого
для него. По чему же испытывается тоска?
- Ну и ну. Но мне их жалко. О Боже, они ведь хотят другого! Им нужен
традиционный путь к Богу или к Абсолюту, хотя бы несколько верных и важных
шагов в этом направлении. Они готовы к этому. Они хотят освобождения от
этого ужаса нелепых сторон земной жизни. Но ты намекаешь на такое, что
совершенно вне рамок всего...
Саша молчал.
- И что же ты хочешь делать? Какой твой ответ сейчас?
- Пока еще ничего не могу сказать. Мы скоро соберемся, и ты узнаешь.
Прошло несколько часов. Тьма сошла в их комнату с неба.
По-отшельнически горела свеча где-то в углу. Они по-прежнему были одни, но
уже во мраке. Саша отдыхал в кресле, шерстяное одеяло лежало у него на
коленях, а Нина сидела рядом с ним, на полу, прижавшись к его опущенной
руке. Они молчали.
Снова прежний ужас и "непроницаемость" Саши скрытой волной овладели ей.
Из всех разгадок в уме горела сильней всего та, вторая, о последней тайне
Бога. Но когда тьма подкатывалась к сердцу - думалось о третьей, о полной
неизвестности.
Она попыталась воссоздать внутренний смысл того, что он сказал ей,
всего несколько минут назад. Слова его восставали в ее уме, как огонь,
окруженный тьмой. Нег чем больше она вдумывалась в них, тем скорее
рушились все разгадки, объятые языками внеземного пламени, и когда они
исчезали, в ум, какими-то змеиными волнами входила бездонная и холодная
тьма. И требовалось усилие, чтоб она отступила, и прежний маленький свет
человеческого сознания вспыхивал опять.
И вдруг она сказала:
- Ты хочешь вырвать у Бога Его последнюю тайну? Ты погибнешь.
Молчание было ответом. Она не видела его лица.
- Нет, нет, больше, ты ищешь нечто, что противоречит всему, что идет
против всего, что существует. Против Бога и против Дьявола. Ибо и Дьявол
принадлежит реальности... Против некой основы основ.
Она говорила все это шепотом, держась за его руку...
- Ты хочешь выйти за пределы всего, что дано Богу и Его образу -
человеческой душе...
И вдруг она еще сильнее сжала его руку.
- Мой бедный русский Фауст - ты погибнешь! Гибли даже те, кто посягали
на несравнимо меньшее - ты знаешь об этом! Ты погибнешь, погибнешь!
И Саша вдруг ответил: его ответ раздался откуда-то из меняющейся черты.
- Ты видишь гибель только негативно, или в лучшем случае, - как шаг к
новому возрождению. Так думают все, кто принадлежит к этой системе. Но в
гибели есть иное начало... И принцип смерти - при некотором мастерстве -
может быть окном...
- Нет, нет! Я не хочу твоей гибели! - и она прижалась к его
похолодевшей руке.
- Мой бедный, бедный русский Фауст! О, это уже не то слово для тебя -
"Фауст"!
Смешно! Это совсем другое! И кто твой Мефистофель - сам Абсолют?! ...Но
зачем, зачем ты идешь...
- Там нет вопроса "зачем".
- Но тогда кто ты, кто - ты?
И вот наступил день, когда Саша позвонил Олегу и сказал, что, поскольку
второй этап из испытания пройден, надо встретиться, и он сообщит свой
результат.
Леши Закаулова не оказалось под рукой: опять пропал. Договорились, что
придут Олег и Берков. Саша назначил особое место встречи, одно из своих
любимых.
Это был дальний, одинокий, заброшенный рабочий район (в духе песни
начала века:
"Где-то в городе, на окраине"...), прорезанный железными дорогами, с
которых часто доносились отдаленные тоскливые гудки поездов, точно
зазывающих куда-то. И люди здесь, на пыльных улицах, как будто тоже
стремились в неизвестное...
Свидание было назначено в простой рабочей столовой, расположенной в
покосившемся одноэтажном сером здании. Олегу дали, конечно, адрес - сам же
Саша хорошо знал эту столовую, в которую он не раз забегал в свое время
выпить стакан-другой водки.
Нине здесь тоже понравилось. Они проходили с Сашей через мост, и весь
район хорошо просматривался оттуда. Захватил он ее своей напоенной жизнью
тоскливостью, ибо тоска эта, как может быть и тоска расходившихся вдаль
лучей железных дорог, была напоена тайной, почти незаметной, но внутри
себя бездонной и уводящей. Непонятно было только, откуда взялась эта
скрытая жизнь, и что она значила? Но тот, кто мог видеть, был захвачен ею
навсегда...
В столовой оказалось мало народу, и само помещение было большое,
длинное, с многочисленными столами и стульями по бокам. Разные люди в ней
о чем-то переговаривались, молчали и выпивали. Серый свет проливался из
узких окон.
От всего этого чуть-чуть веяло тем же духом - скрытым, неопределенным,
потайным и великим. И каким-то образом ведущим в сокровенную жизнь.
Саша с Ниной присели у окошка, где был столик на четверых. Одинокий
пьяный из глубины зала приветствовал их, подняв кружку. Появилась толстая,
погруженная в себя официантка.
Ждать пришлось недолго: негаданно распахнулась дверь, и показались
такие знакомые лица Олега и Беркова.
- Ну и уголок вы выбрали, Саша, - промолвил Олег, чуть недовольно. -
Впрочем, неплох.
Быстро взяли пива и обычной еды. Стеклянные граненые стаканы запотели
от пивной влаги.
- Ну, это место, наверное, в вашем вкусе тоже, Ниночка, - усмехнулся
Берков.
Нина прилепилась совсем к окнам, в своем ситцевом платьице - волосы ее
были причесаны просто, но изящно.
- Да и всем где-то должны нравиться такие места, - заметила она. - А
мне и подавно.
- Она чувствует их скрытый смысл, - улыбнулся Трепетов.
- Давайте грянем.
И он поднял стакан.
- За скрытую жизнь, что ли?
Все согласились выпить за это.
И потом Саша сразу перешел к делу. Его ответ своим вихрем ошеломил
Олега и Бориса: все кончено, продолжения не будет, занавес не поднимется...
Конец...
Нина даже вздрогнула и с изумлением уставилась на Сашу. Этого не
ожидала даже она.
Но почему, почему??
- Олег, скажите честно, - Саша взглянул на него, - вы ощутили каким-то
шестым чувством серьезность всей ситуации, высшую серьезность, несмотря на
всю внешнюю простоту и непритязательность того, как началось??.
- Да. Из-за целого ряда намеков, нет, не знаю от чего... какой-то
жуткий подтекст всего этого входил в меня...
- Тогда и не спрашивайте, "почему". Надеюсь также, что не будет никаких
детских обид. Вся эта история вне личных отношений. Это была бы смешная
реакция...
Тем более, я вас предупреждал, что будут "этапы" и после каждого из них
- решение о дальнейшем.
Тем не менее возникла неприятная и напряженная обстановка. Слова
запутывались и застревали. Олег, грустный, смотрел в окно.
- Давай-ка откланяемся и пойдем своей дорогой, Олег, - вдруг резко
сказал Берков и встал.
Это, может быть, был самый лучший выход. Быстро, смущенно и
неприязненно простились.
Саша и Нина оказались одни у столика.
- Ну что ж, остается только допить пиво, - вздохнул Саша. Нина решила
ни о чем не спрашивать его. Он ничего не сказал ей. Заранее. С
туманно-странной улыбкой она посмотрела на него, допивающего свое пиво.
Задумчивая официантка поплелась из своего угла и опять оказалась перед
глазами Нины. "Она всегда смотрит внутрь себя", - подумала Нина.
Нет, нет, ни на одну минуту в ее уме не мелькнула мысль, что Саша
отказался из-за "морали": ибо ожидался "чудовищный" метафизический
эксперимент без согласия на то. Она вгляделась: что-то иное заволокло его
лицо и глаза, устремленные внутрь. Принял ли он такое решение сам или
вместе с этим немыслимым человеком Востока? Как связать сущность этих
ребят с отказом? Ведь никому не было известно, кроме Саши, в чем
собственно состояло "испытание". Но оно было явно отчужденно от их
личности. Что же испытывалось тогда в этой кромешной тьме на грани между
жизнью и смертью, которая всегда рядом? Может быть, испытывался их будущий
предсмертный стон, который Саша или этот всевидящий Человек Востока могли
провидеть и положить на весы? И что могло быть такого в этом последнем
стоне или видении? И в какие пласты души можно было бы бросить эти тайные
зерна?
И какая неудача постигла их предсмертный живой стон? А если, подумала
Нина, то было испытание последующих транс-воплощений, заложенных внутри
нас и раскрывающихся потом как зонты в согласии с Волею Небес? Или, - и
тогда в ее уме появлялся воображаемый образ этого неизвестного Сашиного
друга, все связывалось с первоначальными божественными прообразами души
Олега, Бориса и Леши? С той божественной искрой, которая начинает свое
путешествие, спускаясь во тьму? Может быть, она не выдержала Сашиного
испытания? И зачем, какие еще сети и капканы заготовили для нее они - Саша
и Человек Востока - для этой бедной божественной бабочки-летуньи, -
улыбалась Нина... В какие еще немыслимые, post-божественные бездны надо
заманить эту наивную и всемогущую баночку, называемую иногда вечным огнем?
Заманить так, чтобы она уже никогда не возвратилась к своему Небесному
Отцу.
Счастливые, какие же они счастливчики, эти двое, Олег и Борис,
удалившиеся в горечи и даже злобе и воображающие, что они оказались
недостаточно духовны и глубоки и, так сказать, неполноценны перед высшим.
Золотые счастливчики!
А что остается мне? - думала она. - Наверное, Саша выбрал меня одну для
своего "чудовищного эксперимента". Ну и пускай. Где-то я всегда стремилась
к гибели.
Страшно будет расстаться только с одной - во всей этой так называемой
Вселенной - с одной... Россией. О, нет, нет, она - внутри меня, и она
пребудет со мной даже после моей смерти, в вечности. Ее я никому не отдам.
А божественной искры моей - прообраза Божия - мне не жалко, давно уже пора
над ней маненько подшутить. А то уж больно вечная и божественная. Так и
пребывает в своей полноте, блаженстве и покое, как толстый Будда. А я тут
маюсь по всяким столовым и планетам, без конца и начала.
Мне даже не будет жалко, если Саша "подшутит" и надо мной, какая я
есть, а не только над моей божественной искрой, с которой я еще не
отождествила себя полностью.
Все равно - я его. Как это поется в народной песне: "Пускай могила меня
накажет за то, что я его люблю. Но я могилы не убоюся, кого люблю и с тем
помру".
Кажется, наши женщины - в далеком прошлом, добровольно соглашались
уходить в землю вместе с мужьями, как только те умирали. Но, увы, Сашу не
интересуют такие мелочи, как могилы на земле, и все эти его игры
попахивают другой, более жуткой и фундаментальной могилой - внеземной. А
может и нет, кто знает?
Она взглянула на Сашу. Он обернулся к ней.
...Нет, нет, я попросту не понимаю его. Разве он - вне Света? Он же
говорил, что обязательным условием этого последнего пути является "обычное"
посвящение, с его целью - Богореализацией. Значит, это не против Бога,
а идет куда-то еще "дальше", раз необходимо, чтоб сначала душа была вместе
с Богом, как скромно говорят на Западе, или просто стала не иным, чем Бог,
как говорят на Востоке.
Да, конечно, он не отрицает Божественный Свет, и в этом отличие от
люциферических сект. Но вместе с тем это глубинное восхищение некоей
Высшей Тьмой... Нет, нет, дальше я ничего не понимаю. И вообще все путаю.
Не надо ускорять события. Пусть будет, что будет. Я, слава Богу, не
Гретхен, а он не Фауст, а кто-то гораздо покрепче. Правда, юмор никогда не
мешает. Его можно сравнить с колобком из народной сказки: я от бабушки
ушел, я от дедушки ушел, и т.д... ото всех ушел колобок и катится по
дороге. Так и Саша от всех ушел:
и от Бога, и от дьявола, и от Традиции, и от эзотеризма, прихватив все
это с собой.
Но чем это кончится?
Два дня спустя Саша уносил свою любовь в пучину подмосковных лесов и
городков.
Они, как и раньше, ехали на электричке повидать Сашиного друга. Нина
надеялась, что пока еще это не Человек Востока. Они неслись вглубь, теперь
уже летом, а не зимой, как когда-то, и поезд врезывался в пространство.
Было мало народу в вагоне, и жесткий стук колес ^о убаюкивал, то тревожил.
Я не удивлюсь, думала Нина, что этот Человек Востока в конце концов
окажется Божеством, воплотившимся в человеческом теле, наподобие Кришны.
Тем более Бог может быть одновременно где угодно - ни время, ни
пространство, ни число - не препятствия для него. Только на этот раз
приход не связан со спасением людей или возвращением им утраченной
мудрости. Скорее другое. Бог приходит на страшный, ледяной, пронизанный
мраком край своих Владений, за которым может быть почти сразу начинается
обрыв, бездонная ночь вне Космоса, чтобы соприкоснуться с тем, чего нельзя
"увидеть" в Центре, в Сиянии Духа, в этом бесконечном всемогущем и
Самодавлеющем Центре, где пребывает Бог в Самом себе, в Своем вечном и
непостижимом блаженстве...
Нет, нет, я захожу слишком далеко, это иной случай...
Или может быть, этот Тихон Федорович как раз, наоборот, - человек, и
последняя тайна связана не с Богом, а с Человеком?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг