Окошко в проходной было закрыто. Роберт сделал шаг вперед, ворота
открылись, мягко втянули его в проем и мягко вытолкнули. Он рванулся
назад, ворота сомкнулись. Роберт постучал раз, другой, третий. Нажал на
кнопку звонка. Все молчало. Сейчас он этой сонной Настене выдаст по первое
число. Он сунулся к окошку справочной. Оно исчезло. Не захлопнулось, нет,
гладкая серая стена была перед ним. С тусклыми разводами искусственного
мрамора. А он помнил, что окошко справочной было украшено резным
наличником, да и комнатенка внутри была "отделана под сказочную избушку,
как и все наши служебные помещения". Путешествие каждого ребенка по
корпусам Лесного дома было замаскировано под путешествие в страну сказок.
Работники ворчали; обычная в детских учреждениях текучка у них
усугубляется тем, что персоналу предписано вживаться в образы сказочных
персонажей.
"Полдня зайцем проскачешь, так хоть волком вой... Гномы вообще на
вторую неделю заявление швыряют. Ставка Белоснежки пустует второй год.
Баба Яга уволилась. Леших бригаду пришлось разукомплектовать. Один
остался. Лучше всего, мил человек, здесь в стеклянном гробу качаться. Не
держится здесь персонал, не держится. С утра слоном труби, с ночи соловьем
щелкай. Конечно, надбавки, стаж, коэффициент..." Дежурная сидела в
справочной в нетрудной роли красавицы. Румянец свой, коса накладная,
перевита жемчугом, сарафан парчовый, рубаха шелком шитая. И вот и окошко
ее, и светелка, и сама она куда-то делись. Может, он не через те ворота
выскочил? Роберт вгляделся. Арки ворот тоже не было. Узор серого мрамора
расплывался, дробился, мельчал. Роберт пошел вдоль стены искать главный
вход. Стена не кончалась. Лес вокруг изменился. Тумана как не бывало.
Сушняк, белый выцветший мох, лишайник, жидкие сосенки да рыжие кусты
можжевельника. Болото тоже исчезло, лесная подстилка была сухой и колкой.
Слева - лес, справа - стена, не карабкаться же в самом деле на каменную
стену.
Роберт провел рукой по холодной поверхности. Легко прощупывались швы
между плитками, но ни выемки, ни зазубрины, ни впадины. Он постучал,
крикнул, снова постучал по камню, но звуки как-то уходили в стену. А
раньше тут было такое эхо! Уходя он еще долго слышал Алешкин смех, и голос
Ариши, и еще чьи-то голоса... Роберт побрел по лесу. Спешить ему было
некуда. Семья неизвестно где, а Спайсы отторгли его со всей
бесстрастностью казенного учреждения. Казенный дом и есть казенный дом.
Что теперь? Идти по лесу или броситься на стену, пытаясь разбить голову?
"Ох, грех, - выдохнул внутри тот, кто пытался молиться. - Отче, смилуйся и
спаси! - попросил Роберт. - Дай насущный урок мне днесь. Укажи путь,
сжалобись и наставь!" Легкий ветер осушил взмокший лоб. Он сделал
неуверенный шаг и чуть не раздавил кустик земляники. Роберт нагнулся и
смиренно принял этот дар. Несвязная молитва настроила его жить. Он давно
хотел уйти, уйти ото всего, что было его жизнью, неудавшейся жизнью. И вот
бездомный, отброшенный стеной, отгороженный от семьи, он мог стать теперь
отшельником или вольным лесным братом. Он предавался мечтам и все набредал
на кустики ягод. Грибы здесь тоже были. Поганые грибы. Осклизлые, на
бледных ножках и вовсе без ножек, черно-белыми конусами рвущиеся из земли,
опутанные бахромой лопнувшей кожи. "Отравиться всегда успею", - подумал
Роберт легко. Но голос внутри сказал: "Ох, грех!" "Ох, грех!" - повторяли
рядом, и тут Роберт ее и увидел. Махонькая кривобокая такая старушонка,
она стояла плотно, как грибок, а большая ее корзина была укрыта белым
платком. Голова же обмотана зеленой тканью - Роберт поначалу принял
косынку за лопух, да я платье ее сборчатое было лопушиного цвета. Он
потянулся за очками. Их не было. Очки, пропуск, нитроглицерин - все
осталось за стеной.
- А чего меня разглядывать? И нечего меня разглядывать. Молоденьких
себе выглядывай, а мое времечко ушло, - пропела она, шустро нагнулась и у
самых ног Роберта срезала большой поганый гриб.
- А боровиков и нету тут, боровик, он дубраву любит, а здесь сам
видишь, какие дубы. А мне этих боровиков не больно-то и хотелось. Мы люди
простые. А ты откуда взялся? Охотник?
- Меня оттуда выперли, - Роберт показал в сторону Спайсов.
- Это они могут. Стеной загородились или туманом занавесились?
- Стеной, - пожаловался Роберт.
- Свободно могут. Госучреждение. Что хотят, то и воротят. А стена эта -
одна видимость, называется "средство визуальной защиты". Стало быть,
средство визуальной от тебя применили. А чего, шибко скандалил?
- Я не скандалил... Я сына искал. А стена настоящая, облицована под
мрамор. Я ее трогал.
- Тактильный эффект учитывают, не осуди за худое слово, сволочи. А ты,
стало быть, папаша, я-то думала, может, рыцарь какой ошалелый из их
персоналу.
- Я сына повидать приехал. Какой я рыцарь.
- А чего, наружность вполне рыцарская. Рюкзакевич только подкачал. Что
с парнем-то твоим?
- Болен.
- Здоровых тут не держат. А что у него?
- В Триаде он. С рождения.
- Трехлапка, значит...
- Ну... Слыхала, так и не спрашивай.
- Слыхала. У Степаниды они. У Кривули. Все трехлапки там. Дорога
простая. Пойдешь напрямки. До горелого места. Самую гарь обойди, по праву
руку будет рябинка полуживая, из горелого ствола свежой прет. Там постой
малость и дуй дальше. Увидишь ветлу, посередь ствола у ней молния попала,
прожгло дыру наподобие буквы О. Там свороти направо и дальше двигай. На
поляне из кроватной сетке увидишь такой загончик выстроен, дверца как раз
под твой рост. Взойдешь, там бочка, там и лейка - росточки полей и дальше
при, назад только не оглядывайся. Если кто звать будет, не озирайся. Это
все кажимость, сущность дальше пойдет. Сандалик красный увидишь - обойди,
по правому борту держись, а там будет ванна стоять, совсем хорошая еще
ванна, эмаль только малость пообита, да ржавая. В ванне яблок полно.
Отдохнешь, яблоко съешь. С собой маленько прихвати, а тут выйдешь к
оврагу, вниз спускайся - через ручей по бревну перейдешь, тальник будет, а
там и Степанидин дом - первый с краю, последний с краю. Все трехлапки в
том дому, и твой малый с ними. Покричи сперва, они чужих стерегутся, от
Мананы, мол. Хоть палку сломай на дорогу, устанешь.
Хилые сосны, зябкий можжевельник. Лишайники и труха. Поодаль орешник.
Роберт пригнул было послушный стволик, да жалко ломать. Смотрит - старухи
уже нет. Сыроежка только краснеет с налипшей хвоей.
- Манана! - крикнул он.
- На-на! - отозвался лес. Эхо вернулось. Лихорадка действия затрясла
его. Откликнулась одинокая птица. Она жалобно перебирала свой небогатый
словарь, искала забытое слово.
А раньше птиц тут не было, так говорили. Хотелось есть. Роберт
потянулся сорвать сыроежку, но она пропала. Вытащил из кармана рюкзака
фляжку. Фляжка выскочила с каким-то свертком. Ломоть серого хлеба, белый
ноздреватый сыр. Это был армянский "лори". Марьям, наверное, сунула. Он не
сказал ей, что едет в Спайсы. Она и так догадалась. Она всегда
догадывалась. Стоило подождать два дня, и можно было бы лететь вертолетом,
а там - со всеми, по канатке.
Его сорвала с места режущая тревога. Словно консервная банка с острыми
краями поворачивалась внутри, а тут еще связь со Спайсами прервалась. И он
уехал, никого не предупреждая. До развилки рейсовым автобусом, а дальше -
пешком. Марьям бродит теперь по пустой квартире. С утра начнут звонить со
студии, и Марьям придется выкручиваться. И ведь все равно ей никто не
поверит, что она не знает, где он. Детским от неловкости голосом будет
объяснять, что Роберт Терентьевич, по-видимому, уехал повидать семью. Да,
по-видимому, - точно она не знает. Заложницей своего несчастья сделал он
эту стремительно стареющую девочку.
Птица вдалеке горячо, сбивчиво возражала. Хлеб был не похож на хлеб. В
корке запеклись травы и зерна. Роберт присел на корягу и отломил кусок.
Хлеб был горячий. Ему стало жутко. Птица забормотала свою жалобу-молитву.
"И спасибо не сказал", - укорил Кайдалов-старший. Терентий все время был
рядом, только увидеть его Роберт никак не мог. "Хлеб наш насущный", -
произнес Роберт неуверенно. "Даждь нам днесь", - отозвалось внутри. Роберт
повторил. Птица откликнулась суетливо и настороженно. Хлеб крошился.
Роберт не спешил. Он не знал, далека ли будет его дорога.
На горелое место вышел сразу. Обогнул справа, удивясь ровной
правильности недавнего, видно, пожарища. Сбоку расколотый пополам ствол
удерживал, оберегая, в обгорелых корявых лапах легкий стволик молодого
деревца со свежей кроной. И такое обилие ягод - рыже-красных. Сорвал одну.
Горький вкус терпения был ему уже знаком. Сбоку зашелестело, но он не
обернулся. Он шел все тише. Сизо-голубая птица карабкалась по стволу,
цепляясь коготками и глухо тукая клювом.
Роберт поднес ей на ладони крошку хлеба. Не взяла. Не улетела. "Хозяин
- барин", - будто обиделся Роберт. Птица свистнула протяжно и тонко.
- Слушай, ты, крылатый. Адрес такой: Малая Ямская, дом одиннадцать
дробь три, угловой. Третий этаж. Квартира шестнадцать. Марьям Аршаковна
Степанян. Кланяйся, проси простить.
Голубой свистнул. Роберт настаивал. Лес зашумел. Надо бы идти. Ветла
согнулась до земли. Обошел. Другая, пробитая молнией, сияла ровным овалом.
"О", - сказал Роберт, обходя дерево. Замусоренная поляна открылась
взгляду. Проволочная клетка зазвенела, когда он отворял дверцу. Бочка была
почти полной. Роберт заглянул. Водомерка суетливо стрекала по воде. Он
поймал свое отражение, но оно тут же разбилось. Сыскал лейку, зачерпнул и
полил пересохшие ростки какого-то бобового растения. Они, хрустя,
распрямились. Кто-то громко хихикнул сзади. Роберт не обернулся. Вылез из
клетки, задвинул качнувшуюся дверцу. Старые ветлы шли под уклон. Одна
ветка сильно качалась. Ветра не было.
"Манана!" - укорил Роберт. "Ана!" - откликнулся лес.
"Марьям, прости!" - крикнул он, скользя по мокрой глине. А только что
тут был песок.
"Ости, Арьям!" - отозвался лес, переставляя слова. Это не эхо. Эхо не
путает порядка слов. Роберт пожал плечами и, цепляясь за ветки, двинулся
дальше. Тропка шла вниз. А вот и ржавая ванна. Стоит себе и стоит. Мелкие
яблоки - почти до краев. Роберт опустился на бортик. Ванна качнулась, но
устояла. Он взял яблоко. За плечом хихикнули. Не оборачиваться делалось
все труднее. За ним шли. За ним следили. Над ним смеялись. Роберт достал
часы. Они остановились. От земли тянуло холодом, а вечер все не наступал.
Роберт подумал о ночлеге. Если дно ванны устелить лапником... Лапника не
было. И яблоки куда? Яблоко было медовой сладости, прозрачное. Как будто
светилось. Он распихал яблоки по карманам. "Детям". Откуда взялась эта
уверенность, что он увидит детей? Тропинка оборвалась, и он, путаясь в
ивняке, спустился на дно оврага. Ржавый ручей. Голубая глина. Кривое
бревно перекинуто над водой. Перебрался. Взял некрутой подъем. Его
легонько ударили по плечу - не обернулся. Свистнули. Смолчал. Он подумал,
что вот так же надоедал сегодня усталому, замученному Богу. "Прости,
Отче", - извинился он. "Чего уж там, не тушуйся", - молвила птица. Или ему
показалось? И тут он увидел в просвете дом. "Свои! - заорал Роберт. - От
Мананы я, Кайдалов!"
- Проходи и не ори, - сказали с дерева.
Сделалось темно. Он заторопился к дому. Кровельные скаты свисали до
земли и были подперты - где бревном, где ящиком, где бочкой. Шаткое
крыльцо притянуто к дому канатом. Кое-какое бельишко трепыхалось. Роберт
распознал малиновую майку сына и Аришину пеструю шаль. Пришел, стало быть.
"Свои!" - крикнул он тише.
Дверь отворилась, цепкая ручонка поманила в сени. Там было серо и
холодно. Он разглядел ведра на лавке, ватник на гвозде, плошку у двери.
Маленький кулачок подталкивал в спину. Он помедлил и вошел. Тусклый свет
лежал на столе ровным кругом, высвечивая руки и миски с едой. Густо
дымилась картошка, оглушая теплым сытным духом, а другой запах, острее и
тоньше, расплывался поверху. "Лапша", - вспомнил Роберт давнишнее слово. И
другое, совсем забытое - "грибница", так называли эту похлебку дома. Все
это застолье в полутьме словно он уже видел раньше. Узкие руки детей
тянулись за хлебом, загораживали лампу и делались прозрачны и светлы в
густеющей тьме вокруг. По углам темнота чернела бархатными глыбами. И тут
он наткнулся на уклончивый взгляд Алешки. Сидел себе посередине и словно
не желал узнавать отца. Или в самом деле не узнал?
- Леха! - Роберт звал осторожно. - Подваливай, Леха!
Сын подошел, и Роберт спустил с плеч рюкзак. Игрушки посыпались на пол,
и дети зарылись в пеструю эту гору. Роберт присел на какой-то ящик. Все
дети были не в обычной форме, а в чем ни попадя. Спайсы разработали
универсальную модель одежды, скрывающую любое увечье. Легкие пелеринки в
любую минуту позволяли спрятаться за щит струящихся складок. А сейчас все
они мало того, что одеты в старое, но все эти свитерки и куртки беспощадно
выставляют напоказ сухие ручонки, калечные ноги и панцири. Роберт
рассеянно опустил руку на чье-то пробивающееся крыло. В Спайсах любой бы
Шарахнулся от такой бестактности, а этот преспокойно повел себе крылом, не
отрываясь от жвачки. Совсем другие стали дети! Алешка вертелся у него на
коленях, молотя его двумя руками по плечу, а третьей дергая за воротник:
- Нет, ты как нас нашел? Ты как нашел? Мы ото всех схоронились!
Гришка теребил его за рукав:
- Сюда же не пройдешь! Мы же болотами отрезаны! Вы как проперлись-то,
папаня?
- Убирать со стола прикажете? - сердито крикнули из-за стола, и дети
ринулись обратно. "Не больно-то сытно им тут", - подумал Роберт и стал
доставать яблоки. Он было опустошил карманы, но за подкладку завалилось
одно, второе, третье яблоко. Он вытащил эти и обнаружил новые.
- Золотой налив, - похвалил густой певучий голос. Незнакомая седая
толстунья раздавала шлепки и подбирала яблоки. Дети уворачивались, и тут,
он не заметил откуда, выскользнула Ариша.
- Ну нашел, ну молодец, - она схватила его за руку и потащила за
занавеску.
Ему показалось, что она и не рада вовсе. Все этот свет странный
виноват. Он и не освещает даже. Только круг перебегает по столу, и лица в
этом круге вдруг застывают, как на старой фотографии. "Какие красивые
дети! - подумалось ему. - Здесь хоть птицей летай, хоть черепахой ползай -
ты в своем праве. Отчего бы это?" Роберт искал в памяти благодарственную
молитву, но память молчала.
- Ну спасибо, батя, - сказал он.
- А батьки в лесу ходят, - не поняла Ариша.
В щели корябался ветерок, лампа метала клочья света.
- Господь услышал мои молитвы, - выговорил Роберт.
- Ну ты даешь! - засмеялась Ариша. Они сидели на лавке, занавеска
просвечивала, дети работали ложками, а Ариша шепотом рассказывала.
- В прошлый понедельник все и началось. Ну обход, как обычно, а потом
из наших вызвали на профилактику пятерых. А Аленка Рыбченкова, - Ариша
шептала теперь в самое ухо, - с вечера еще чумная какая-то сделалась. С
Алешкой и Гришкой по углам шепталась. Вика за ней хвостом, ну мы ничего...
Флирт там, думали, ладно, много у них радости, что ли... Ну Рыбченкову
вызвали и еще, значит, четверых девчонок. А на нее, на Рыбченкову Алену,
комиссию из Центра пригласили специальную. Она же трехгрудая у нас, одна
на все Спайсы. А девка в дверях уперлась, коленки и локти в стороны и
орет: "Не пойду!" Психиатр прибежал. Думали, стесняется девчонка комиссии.
Но нет, стеснение тут ни при чем, напротив. "Я, говорит, уродом трехгрудым
родилась, уродом помру. И замуж уродом выйду". Стали вразумлять, согласно
методике: кто, мол, тебя такую возьмет? А она: "Найдутся!" Тут Гришка
Качалава выворачивается: очень, мол, говорит, я не прочь. Да еще этот
"Человек будущего" тоже вылезает: "Могу, говорит, жениться свободно. Я
хочу свой собственный генотип воспроизвести".
Ну и эти, дураки старшие, малышей взбунтовали. Те обезьянничают, орут:
"Генотип, генотип!" Все свое увечье обнаруживают и все про конституцию
кричат.
- Какую еще конституцию?
- Есть, вообрази, в конституции нашей пункт - право на аномалию, на
уродство там записано. Предусмотрели мудрецы. Никто этих прав, конечно,
никогда не качал, чтобы горбатым быть или на одной ноге скакать, а нашим
понадобилось вдруг. Ну сорвали они профилактический осмотр, мы всех
растащили по дортуарам. Директору выговор, главврач там теперь на волоске
висит. А нас просили утихомирить детей до официального решения. Они могли,
конечно, утихомирить их лекарствами, но вот не стали.
Один мальчишка пропал, дети говорят, что он бумагу в Центр понес насчет
прав. Лес три раза прочесывали, но не нашли. Ночью дети занавески
посрывали, форму свою топтать начали, ну Зеленина Александра и отомкнула
нам ворота: идите, мол, со своими детьми, кто не боится, на все четыре
стороны, пока в остальных группах у нас относительный порядок, дисциплина
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг