- Э-э, вещественное доказательство! - нашелся Рабинович.
- Вот и храните его в сейфе, - рявкнула тетя Клава так, что песчаный
лев поперхнулся бы от зависти. - Еще раз на полу посторонние предметы
увижу, будете у меня на потолке сидеть. Ясно?! - и вышвырнула Ваню из
кабинета так, словно это был не самый грозный борец с преступностью, а
старый, антисанитарный плюшевый мишка, несколько лет успешно скрывавшийся от
химчистки.
Вот такая у нас тетя Клава... Впрочем, я немного отвлекся. Вы уж
извините, просто вид Жомова в ступоре постоянно напоминает мне этот случай.
Правда, сейчас у Вани состояние было не столь критическое, как после промаха
в тире, но все равно сутки в духовке без капли влаги во рту даром для него
не прошли. Все-таки он у нас большой и до сих пор растущий, несмотря на все
законы физиологии. Поэтому без постоянной подпитки организма ему хуже всех в
нашей компании приходится.
Ваня наконец-то оторвался от бурдюка с вином и обвел присутствующих
подобревшими глазами. К тому времени в шатре уже накрыли на стол, если так
можно сказать о еде, поставленной прямо на скатерть, постеленную поверх
ковров. Жомов, наконец, решил, что пришла пора закусить, и, увидев меня,
попытался заманить внутрь окороком какой-то птицы. Не вышло! Я не настолько
идиот, чтобы за жалкий кусочек мяса блохам на клыки бросаться. И Сене меня
на ужин внутрь заманить не удалось. Пришлось Нахору выносить мне еду на
улицу на серебряном подносе. Что меня вполне устроило - хоть раз из
нормальной посуды поем, а то все время мою еду на пол, гады, бросают!
Мои менты, изголодавшиеся за день воздержания, набросились на ужин,
словно стая голодных питбулей. От Жомова с Поповым такого я еще ожидать
вполне мог, но вот предположить, что Сеня от них не отстанет, оказалось выше
моих сил. Впрочем, каюсь! Я ел тоже не как слепой кутенок и с копченой
грудинкой расправился в один присест. Затем вылакал большую миску воды и
улегся у входа, отдыхая от трудов праведных.
Блохи, ужин которым никто не подал, попытались было дикими скачками
преодолеть разделительную песчаную полосу, но, услышав мое грозное ворчание,
тут же ретировались и, истекая голодной слюной, строили коварные планы мести
за поруганную мечту о сладкой жизни. Ну и пусть себе мечтают! Хоть я и
следил за этой пиратской армией вполглаза, но еще не родилась та блоха,
которая мимо меня незамеченной проскользнуть сможет. Потренируйтесь сначала
на верблюдах, насекаторы проклятые, они тупые!
А тем временем насыщение моих ментов подходило к концу. Рабинович набил
брюхо первым и, залив ужин изрядной порцией вина, откинулся на подушки. За
все время принятия пищи никто не произнес ни слова. Даже Нахор молчал, не
приставая с расспросами, в ожидании, пока гости насытятся. Впрочем, так и
полагалось вести себя вежливому хозяину, к тому же запуганному Рабиновичем
возможным разоблачением махинаций с таможенными службами. Сеня первым решил
нарушить молчание.
- Ну-с, уважаемый, и далеко нам до Палестины? - Сеня не слышал
предыдущего разговора Попова с Жомовым, поэтому ему прощается такой дурацкий
вопрос.
- Кто такой Палестин? Не знаю никакой Палестин-малестин, - удивился
караванщик. - Ши-то за женщина? Красивый, наверное?
- Я вот думаю, не баран ли ты? - Сеня задумчиво посмотрел на Нахора,
а затем рявкнул: - Какая "женщина", идиот? Это страна. Скажи еще, что не
слышал о Крестовых походах и войне за Гроб Господень?
- Какой-такой гроб? За-ачим богу гроб? - еще больше удивился Нахор.
-- Кито же его в гроб положит? Он же памятник... Тифу тебе, шайтан! Я хотел
сказать, он бессмертный!
Сеня, ошалевший от такой постановки вопроса, не сразу и нашелся, что
сказать. А когда ему удалось согнать в кучу мысли, разбежавшиеся в разные
стороны по нескольким кривоватым извилинам, Анд-рюша уже дожевал свое мясо и
жестом остановил Рабиновича, готового разродиться торжественной речью с
восхвалением умственных способностей караванщика.
- Сеня, только не ори, - сразу попросил он. - Мы уже с Нахором
разговаривали и поняли, что оказались в Египте. Причем, судя по всему, до
начала Крестовых походов еще далеко. Я не уверен, но мне кажется, что мы
попали примерно в ту же эпоху, по которой гуляли, когда искали Зевса.
Вопреки моим ожиданиям, Рабинович не начал орать, не стал махать
кулаками и обещать сделать из Попова свиной рулет. Честное слово, даже
скучно стало, когда Сеня лишь только удивленно вскинул брови и заявил, что
чего-нибудь подобного он от такого недоумка, каким, по его мнению, является
Андрюша, и ждал. Попов смиренно собрался выслушать следующую порцию
оскорблений, но ее не последовало.
- Ладно. Хрен с ней, с этой Палестиной, - пожав плечами, проговорил
мой хозяин. - Мы хотели маленький отпуск за свой счет с приключениями в
довесок, мы его и получили. Будем наслаждаться экзотикой. А ты, Андрюша, --
Рабинович ткнул в криминалиста пальцем, - изготовишь эликсир, чтобы он был
под руками в любой момент, когда мне домой захочется сорваться. Ясно?
- Да где же я тебе... - попытался было отмазаться Попов, но Сеня
бесцеремонно перебил его.
- А вот это меня не волнует, - ехидно заявил он. - Ты у нас
самостийно в алхимики записался, вот и выполняй свои непосредственные
обязанности.
Возражать на это утверждение Андрюша даже не пытался. Тем более что наш
караван-баши, заметив, что у гостей кончились вино и закуска, тут же
приказал слугам пополнить истощившиеся запасы. Гулянка тут же продолжилась с
новой силой. А когда к пирующим прибавились еще двое человек - помощники
Нахора, Аод и Хусарсеф (гав ты, имечко! язык сломаешь), - веселья заметно
прибавилось. К вечеру все шестеро налакались до такой степени, что стали
хором распевать "Ой, мороз, мороз..."
Аборигены, хоть и ничего не поняли в этой песне, но зато так усердно
подтягивали окончание каждой строки, что даже верблюды вздрагивали и
плевались в сторону шатра, а подчиненные Нахора раз двадцать врывались с
мечами в его палатку, каждый раз думая, что караван-баши пытает какая-нибудь
нечистая сила. На двадцать первый мне эта беготня надоела и пришлось рыкнуть
на надоедливых слуг. На них это подействовало сильнее, чем буденовский
пулемет на махновцев, и к шатру больше никто не приближался. Опять же на
выстрел того же пулемета.
Ближе к полуночи пирующие, наконец, после обмена традиционными
вопросами типа "ты меня уважаешь?" разбрелись спать. То есть разбрелись Аод
с Хусарсефом, а мои друзья, утомленные тяжелым дневным переходом и обильными
возлияниями после оного, свалились спать прямо там, где сидели. К тому
времени температура окружающего воздуха значительно упала, и я слегка
продрог. Решив размять затекшие конечности, а заодно провести и тщательную
рекогносцировку местности, я отправился в обход лагеря аборигенов.
Как и полагается в таких случаях, аборигены выставили на ночь стражу.
Мало ли какие бедуины вокруг шляться могут, готовым нужно быть ко всему!
Правда, даже поверхностная проверка выявила жуткие погрешности в караульной
службе караванщиков. Половина охранников резалась при помощи костей животных
в какую-то дурацкую игру, четверть поглощали пищу, пережевывая ее с таким
треском, что по сравнению с ним даже носорог на стекольной фабрике казался
бы сверхбесшумным ниндзей. Ну а остальная часть охраны просто бесцельно
слонялась между костров. Причем эти горе-воины передвигались так, что все
время сами находились на свету и из-за отблесков пламени совершенно не могли
видеть того, что происходит в темноте.
В общем, не охрана, а полная самодеятельность. Если бы у нас в России
бандиты каждое свое логово таким образом охраняли, то менты тогда и без
ОМОНа спокойно бы обошлись - приходи и бери всех преступников голыми
руками! Такого безобразия Ваня, конечно бы, не пережил и тут же принялся
обучать аборигенов несению караульной службы. Хотя бы для того, чтобы в
будущем не остаться без работы. Впрочем, Жомов спокойно спал и проверкой
постов заниматься не имел возможности. Поэтому мне пришлось взять в свои
лапы и зубы охрану каравана от возможного налета какого-нибудь пустынного
варианта карибских пиратов.
Спать мне совершенно не хотелось, даже сам не знаю, почему именно.
Чтобы не помереть от скуки и не покрыться инеем в резко изменившейся
температуре окружающей среды, я принялся наматывать круги по лагерю, то и
дело пугая ротозеев караульщиков своими внезапными появлениями. В общем, нес
службу и никому не мешал, но мой благородный порыв никто не оценил. Более
того, меня самым наглым образом оплевали!
Обходя лагерь, мне несколько раз приходилось пробегать мимо лежавших на
пузе верблюдов. Большинство из них никакого внимания на меня не обращали, но
особо раздражительная животина фыркала носом и чмокала губами при каждом
моем появлении. Каюсь, сам виноват, что на эти знаки презрения и
недовольства внимания не обращал, но кто же мог предположить, что эта
проклятая скотина так метко плюется?! Она же так харкнула, когда я в пятый
раз мимо пробегал, что мне показалось, будто на меня ведро клея с размаху
вылили. Как бежал, так и поехал юзом по песку, даже глаза от неожиданности
не сразу продрать смог. Ну, а уж когда сумел гляделки свои разлепить, я этим
скотам задал жару!
Кусать, конечно же, вонючие верблюжьи ноги я не стал, но рявкнул на них
по первому классу. Может быть, до льва и не дотянул, но этим тварям горбатым
вполне хватило. Те, кто спал, проснулись в один миг и, совершенно не
понимая, что делают, помчались по головам остальной части стада в
направлении шатра Нахора. Их соплеменники, затоптанные первой волной, решили
также не оставаться в стороне от всеобщего веселья и, издавая гортанные
звуки, помчались за первыми в погоню. А я им еще и скорости прибавил, прыгая
рядом и истошно вопя.
Когда первые верблюды докатились до подножия бархана, гребень которого
украшал цветастый шатер Нахора, в лагере караванщиков уже царил переполох.
Однако люди, видимо, из-за большого срока общения со своими кривогорбыми
подопечными совсем отупели и, не зная, что делать, бестолково метались по
лагерю. Верблюды же, на радость немногочисленным зрителям в моем лице,
решили устроить большой конкурс и в качестве первого барьера взяли штурмом
шатер, где мирно почивали менты. Поняв, что мой Сеня сейчас может быть
безжалостно затоптан, я попытался остановить стадо, подавшееся в бега, но
меня снова самым наглым образом оплевали. В этот раз на ходу!
Разозлившись, я было решил изменить свой вкус и попробовать на зуб
свежей верблюжатины, но поганить пасть их мерзким мясом мне не пришлось.
Смятая первыми животными аборигенская палатка неожиданно вернулась в
исходное положение. Правда, в высоте она потеряла десяток сантиметров, но
зато обзавелась руками с пудовыми кулачищами. Это Ваня Жомов, спросонья
решив, что какие-то вероломные враги пытаются сделать ему "темную",
распрямился во весь рост и вслепую пошел крушить верблюдов направо и налево.
Вскоре вся гужевая часть каравана лежала перед ним аккуратной кучкой, а
уйти в пустыню удалось только тем двум верблюдам, что удостоились чести быть
единственными существами, кто безнаказанно смог наступить на омоновца. Ваня
еще пару минут буянил, выискивая неведомых врагов. Он размахивал кулаками,
орал и таскал на себе по территории лагеря шатер Нахора со всем его
содержимым - с подушками, коврами, вином, ментами и совсем очумевшим
караван баши.
Остановился Ваня только тогда, когда, сделав почетный круг по лагерю и
сокрушив все, что попалось под его могучие кулаки, вновь вернулся к складу
верблюдов и, уткнувшись в него головой, свалился на песок, окончательно
запутавшись в пологе шатра. Извлечь оттуда омоновца удалось только при
помощи длинных ножей, да и то на осуществление этой операции потребовался
весь остаток ночи и половина утра.
Правда, Ване эта операция только пошла на пользу. Пригревшись в тепле
шатра, собственноручно превращенного им в спальный мешок, Жомов растратил
всю свою жажду деятельности и спокойно проспал до тех пор, пока его не
выволокли на свет божий. Сеня с Поповым и вовсе не проснулись даже во время
ночного забега по лагерю. И, судя по тому, сколько воды утром выпили оба,
вино у Нахора обладало сверхсильным похмельным эффектом. То есть, грубо
говоря, не вино это было, а обычная бормотуха. И счастливое выражение лиц
моих ментов во время потребления оного напитка объяснялось отнюдь не
божественным вкусом вина, как это я думал раньше, а обычной нестерпимой
жаждой.
Самого маленького караван-баши в складках разрушенного шатра удалось
разыскать не сразу. Как, впрочем, и разбудить. Нахор из чувства вежливости,
видимо, вчера решил не отставать от гостей по части выпивки и, когда его
помощники уползли восвояси, он еще продолжал пить с моими ментами. Ровно до
того момента, пока не свалился мордой в рагу. Утром он осушил бурдюк воды,
опохмелиться наотрез отказался и, отдав распоряжение отправляться в путь,
больше не произнес ни слова, с немым удивлением глядя на моих друзей,
довольно резво передвигавшихся по округе.
В путь мы отправились ближе к полудню, и хотя Андрюша ворчал, что время
обеденное, нужно сначала перекусить, а потом ехать, на его стенания никто
внимания не обращал. Моих ментов погрузили на верблюдов, а я решил
передвигаться на своих четырех, поскольку, как вы сами понимаете, после
того, как половину ночи вылизывал шкуру от их вонючих слюней, особой любви к
этому горбатому быдлу не испытывал.
Кроме меня, езде верхами воспротивился только Андрюша, у которого
давно, со времен английских путешествий, установилась стойкая неприязнь к
лошадям в частности и к парнокопытным вообще. Узнав, что ему предстоит ехать
на верблюдах, Андрюша изо всех сил решил воспротивиться этому. Чтобы
доказать всю невозможность такого способа передвижения, он даже бросился
ноги у верблюдов задирать, показывать всем копыта и дебатировать по поводу
антагонистических отношений между ним и данным видом травоядных. При этом
был настолько красноречив, что трое караванщиков расплакались, а тот
верблюд, у которого он копыта считал, соседнему животному в морду плюнул.
Видимо, от презрения к тем представителям парнокопытных, которые так долго и
жестоко терроризировали несчастного Попова. Можно подумать, сам был из
другого теста! Сеня, дослушав речь до конца, пожал плечами.
- Ладно, Андрюха, уболтал, можешь не ехать на верблюде, - кивнул
головой мой хозяин. Попов расцвел. - Можешь идти пешком!
Андрюша понял, что при всем богатстве выбора другой альтернативы не
будет. Либо он составит мне компанию в пешей прогулке по пустыне, либо
заберется на спину верблюда и поедет дальше с относительным комфортом. Попов
выбрал второе и тут же взобрался на спину того самого животного, которое
совсем недавно плевком выразило свое презрение к антипоповским настроениям
среди представителей парнокопытных. Видимо, для того, чтобы заверить
страдальца в своих самых лучших намерениях, верблюд повернул голову к
эксперту и начал шамкать губами, старательно подбирая умные и добрые слова.
Попов это понял по-своему.
- Я тебе сейчас плюну, скотина поганая! - рявкнул он, замахиваясь на
верблюда дубинкой.
Несчастное животное оторопело. Мало того, что его поступок истолковали
неверно, так еще и дубинками стали махать и выкрикивать оскорбления прямо в
морду. Шокированный верблюд, оглушенный вдобавок мощными децибелами, потерял
сознание и рухнул на передние ноги. Туша Попова тут же смяла собой первый
горб и покатилась на песок. Я-то в сторону отскочить успел, а вот оплеванный
собратом по разуму верблюд все еще стоял на месте, раздумывая, за что ему
была такая немилость. В него-то Андрюша и врезался. Бедное животное, не
успев отойти от первого шока, получило второй и начало заваливаться на бок,
прямо на своего соседа!..
Ох, не знаю, сколько времени мы во второй раз занимались бы раскопками
каравана, если бы не Ваня Жомов. Вмиг сообразив (чего по его внешнему виду
никогда не скажешь!), чем каравану грозят последствия падения верблюда, он
одним броском оказался рядом с животным и, поймав его одной рукой, возвратил
в вертикальное положение. По рядам караванщиков пронесся громкий вздох
облегчения.
- Андрюша, не шали, блин, - ласково пожурил Попова омоновец. --
Хочется пешком топать, так иди. И нечего, в натуре, верблюдов по всей
пустыне раскидывать.
- А я нарочно, что ли? - вскакивая на ноги, накинулся на Жомова
Андрюша. - Ты же сам видел, что эта скотина проклятая меня сначала оплевать
хотела, а потом еще со спины скинула. Что мне делать теперь прикажешь?
- Равняйсь, смирp-рно! - рявкнул Жомов. - На верблюда шаго-ом
м-марш!
- Ты не охренел? - оторопело уставился на него Попов.
- Сам же просил, чтобы я тебе приказывал, - Ваня так искренне
удивился, что, были бы у меня руки, я бы схватился ими за голову. А так
пришлось сделать вид, что я блох на себе ловлю.
- Да пошел ты... в стройбат газоны красить! - обиженно буркнул Попов,
скинул с ближайшего верблюда погонщика и залез на спину животному,
оторопевшему настолько, чтобы не оказать никакого сопротивления такой
беспардонной смене седока.
Уж не знаю, то ли верблюды намного тупей, то ли пугливей лошадей
оказались, но предать обструкции Попова, только что жестоко надругавшегося
над их собратьями, даже не пытались. Сброшенный на песок погонщик удивленно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг