посмотрел по сторонам, а затем забрался на свободное животное. Нахор
печальным взглядом окинул караван и, скривившись от головной боли, махнул
рукой, приказывая отправляться в путь.
Если честно, рассказывать о нашей поездке через пустыню практически
нечего. Не знаю, как вам, но лично мне ничего привлекательного в желтых
безжизненных просторах найти не удавалось. Почти всю дорогу я развлекался
легкими издевательствами над верблюдами. Благодаря сложившимся ночью
отношениям наша неприязнь была взаимной, и мне не стоило ровно никакого
труда довести любое вьючное животное нашего каравана до белого каления и
заставить его харкаться в разные стороны. Причем я всегда старался сделать
так, чтобы на верблюжьей линии огня оказывался его собрат по разуму.
Чаще всего это удавалось, и оскорбленное плевком в круп горбатое
существо тут же разворачивалось, чтобы отплатить той же монетой своему
обидчику. В этот раз меня уже на линии огня не оказывалось. Зато там
находился абориген-наездник. Плевок, естественно, доставался ему, а
некультурное животное тут же зарабатывало пару батогов и начинало страстно
мечтать только о том, чтобы освободиться от погонщика и вдоволь расплеваться
со своим двугорбым обидчиком. В итоге мне удалось перессорить всех вьючных
членов каравана, и я с наслаждением предвкушал, как вечером они начнут
всеобщее оплевывание.
Остальные члены нашей команды развлекались каждый по-своему. Сеня,
например, пополнял свои географические знания. Что, впрочем, не особо ему
помогло. Я краем уха слышал, о чем он говорит с Нахором, когда от
перессоривания верблюдов отдыхал, но четко уяснить для себя, куда именно мы
попали, так и не смог. То есть наше географическое местоположение было
относительно известно - мы в Египте; на юге находятся кушиты (эфиопы
по-нашему), на западе гнездятся ливийцы, а проход на восток контролирует
племя амаликитян. Сами караванщики были из Персии, а по Африке шатались
исключительно ради добычи слоновой кости, которую сейчас везли в Мемфис,
чтобы продать, купить папирус и везти его домой. Где снова продать, купить и
так далее. В общем, нелицензионные "челноки". С этим все ясно. А вот в какую
именно эпоху нас угораздило забраться, ни мне, ни Рабиновичу определить не
удалось.
Пока Сеня вытягивал из Нахора информацию, Попов с Жомовым развлекались
каждый по-своему. Андрюша, обнаружив, что его верблюд загружен слоновой
костью, а не съестными припасами, страшно расстроился и всю дорогу пытался
найти способ, как стянуть со спины впереди идущего животного какой-нибудь
баул. Что он только не пытался изобрести, но ничего лучше аркана так и не
придумал. Попытки с двадцатой ему удалось добросить петлю до чужого
верблюда, а еще через десять попыток зацепить цель. Ею, правда, оказался не
баул, а погонщик, оказавшийся после рывка Андрюши на песке. Попов тут же
отбросил веревку в сторону и сделал вид, что страстно увлечен
рассматриванием бездонного неба, а поверженный им наездник, так и не сумев
сообразить, что же сбросило его со спины верблюда, как был с веревкой на
шее, так и бросился догонять свое животное.
Ваня Жомов, не переносивший безделья, попытался размять затекший ум
преподаванием аборигенам воинского устава. И для начала решил их обучить
передвигаться на верблюдах правильным строем. Эта нехитрая операция
почему-то жутко напугала караван-баши, и он принялся умолять Рабиновича
остановить Ваню. Сеня рыкнул на омоновца, и тот, обидевшись на весь белый
свет, снова взялся за чистку пистолета. Причем делал это так усердно, что я,
если честно, испугался за воронение его ствола. Еще сдерет его к котам
облезлым! Останемся тогда без единственного в отряде оружия.
Впрочем, переживал я, естественно, зря. Жомов оружие любил и
изуродовать пистолет мог только в состоянии буйного помешательства. Такой
казус омоновцу пока не грозил, и я, успокоившись, принялся вновь
терроризировать верблюдов. Чем и занимался до самого вечера, когда на
горизонте появились неясные очертания каких-то странных построек и необычных
деревьев. Честное слово, поначалу я решил, что это мираж, но затем отчетливо
уловил запах влаги, дыма и навоза. Судя по всему, мы приближались к
какому-то поселению, и караван-баши в ответ на немой вопрос Рабиновича
подтвердил мои догадки.
- Мемфис, - взмахнув рукой в сторону населенного пункта, произнес он.
-- Приехали типирь. Скора отидихать будим.
А вот это уже было намного лучше, поскольку безлюдная пустыня уже
успела нам порядком поднадоесть. Да вы сами подумайте, разве может
нормальный милиционер долго обходиться без людского общества, не имея ровно
никакой возможности ни для разгона манифестаций, ни для разгрома
бандформирований, ни даже для элементарной проверки документов?! Подумали?
Вот теперь вам, наверное, понятно, почему мои менты дружно грянули "ура!",
заставив половину погонщиков и три пятых всех верблюдов обделаться от
испуга.
Глава 4
Караван вышел на окраину Мемфиса, когда уже начинало темнеть. Нахор
торопился, стремясь попасть в крепость до закрытия ворот, поскольку ночевать
в бедных кварталах за городскими стенами считал опасным. Некоторое время он
даже гнал своего верблюда бегом, и Рабиновичу, ехавшему следом, пришлось
изрядно попотеть, чтобы заставить непонятливую животину двигаться с
требуемой ему скоростью. Сеня и пятками верблюда молотил, и орал на него.
Даже за горб укусить попытался, но ничего не помогало. Если бы не Мурзик,
вовремя пришедший хозяину на помощь, отстал бы Сеня от каравана и провел бы
ночь, кукуя под городскими стенами.
Окрестности Мемфиса произвели на ментов крайне отрицательное
впечатление. Кривобокие дома, крытые гнилым камышом, загаженные улочки с
кучами грязи и мусора на каждом углу и отвратительная вонь, которую,
казалось, можно было резать ножом, вызывали у них если не отвращение, то
презрительную брезгливость точно. В общем, при поездке через эти убогие
кварталы у доблестных сотрудников российской милиции создалось впечатление,
что они совершают экскурсию по поселению бомжей в центре городской свалки.
- Блин, узнала бы мама, где я шляюсь, заставила бы три часа в ванной с
хозяйственным мылом драиться, - расстроено буркнул себе под нос Попов, но
его откровения услышали.
- А спинку тебе тоже мама трет? - ехидно поинтересовался Рабинович.
- Нет, кот ее помогает, - зардевшись, огрызнулся Попов. - И вообще,
не лезь в мои личные дела!
- Даже и не собирался, - Сеня простодушно заморгал глазами и так
энергично пожал плечами, что едва не свалился со спины верблюда. - Просто
факты собираю, чтобы быт великих искателей приключений для истории
увековечить, - Рабинович скромно потупился. - Я ведь книгу про нас пишу.
"Идиоты и я" называется...
- Что, серьезно? - удивился Жомов. - Ты только теще моей ее не
показывай. Не поверит. Она и так моей Ленке говорит, что та с дураком
связалась, а так подумает, что я и вовсе с ума сошел.
- И она права, - тяжко вздохнул Рабинович. - Есть у тебя ум, да
пустосум. Смысл тебе объяснять, только время терять! - и, увидев, что Ваня
быстро заморгал, пытаясь оценить величину оскорбления, махнул рукой. --
Ладно, проехали. Теще своей привет передай. Скажи, что я ей целую главу в
монографии посвящу!
Однако Жомова такая отмазка не удовлетворила. Он пришпорил своего
верблюда, стараясь сблизиться с Рабиновичем для одарения оного
подзатыльником, но в этот момент караван, возглавляемый Нахором, достиг,
наконец, городских ворот, Тут же от стен отделились два низкорослых мужика в
жилетках из дубленой кожи и, схватив короткие копья наперевес, преградили
дорогу караван-баши.
- Стоять на месте, бродяги! - рявкнул один из стражников. - Куда
претесь, вонючие персы? Для вас места тут нет. Ищите себе приют где-нибудь
на помойке!
- Изивини, почитенный, - вежливо склонил голову Нахор. - У мине
пиропуск и-есть...
- Это кого этот прыщ писклявый бродягами назвал? - перебил его Жомов,
выезжая вперед. - Ты, чмо подворотное, кого на помойку отправить
собрался?..
И, не дожидаясь ответа, Ваня свесился со спины верблюда и отвесил
звонкую оплеуху стражнику. Медный шлем слетел у того с головы и расплющился
о стену. Сам абориген полетел следом и, припечатавшись к той же стене, но
немного ниже оттиска шлема, плавно сполз на землю, пуская слюни изо рта.
Жомову этого показалось мало. Он спрыгнул с верблюда, подошел ко второму
охраннику и, вырвав у него копье из рук, сломал древко о колено.
Перепуганный стражник попытался заорать, чтобы позвать кого-нибудь на
помощь, но Жомов успокоил его, приложившись дубинкой по маковке шлема.
Видимо, этот головной убор оказался стражнику слишком велик или был
изготовлен с добавлением резины. Он очень легко опустился вниз, скрыв под
собой голову стражника полностью. Тот взмахнул руками, словно собирался
улететь от настигшего его позора в лице Вани Жомова, но затем передумал и
кардинально изменил направление, плавно спикировав вниз. Омоновец посмотрел
по сторонам, выискивая еще какой-нибудь заменитель боксерской "груши", и, не
найдя ничего подходящего, сокрушенно вздохнул.
- Ну что, поедем или стоять в воротах будем, словно Нигматуллин на
чемпионате мира? - поинтересовался он у оторопевшего от неожиданности
Наxopa.
- Ай-ай-ай-ай-ай, пилохо получилось, - горестно вздохнув, покачал
головой караван-баши. --
зачем солдата обидел? Теперь нас арестовывать будут.
- По хрену. Пусть попробуют, - хмыкнул Ваня и, шлепнув верблюда по
крупу, принудил его войти в ворота.
Караванщику ничего другого не оставалось, кроме как попытаться
проверить утверждение Жомова. Снова горестно вздохнув, он подстегнул
замешкавшегося в воротах верблюда и направился к ближайшему постоялому
двору. Караван гуськом последовал за ним, и лишь Ваня со своим верблюдом
немного задержался в воротах, тщетно надеясь, что нагловатые стражники
придут в себя и дадут ему возможность отвесить им еще пару тумаков. Однако
тс не подавали признаков жизни и расстроенному Жомову пришлось без
продолжения спарринга догонять друзей.
Внутри крепостных стен Мемфис даже в потемках (а может, именно
благодаря им?) выглядел вполне прилично. Улицы были вымощены камнем и
казались относительно чистыми, крысы в роли патрульных на перекрестках не
барражировали, дома, хоть и страдавшие прямолинейным кубизмом, мы глядели
довольно ровно и добротно, да и жуткая вонь предместий сюда не доносилась,
сменившись довольно приятным ароматом жаркого и благовоний. В общем,
внутренний город показался ментам вполне приспособленным для отдыха местом.
К удивлению ментов, во время путешествий привыкших к тому, что
постоялые дворы всегда заполнены до отказа, тот, в котором остановился
караван, до удивления напоминал российские питейные заведения ранним утром.
То есть был почти безлюден, если не считать пары мужиков в мешковатых
одеждах, отдаленно напоминающих греческие туники, и с синюшными рожами, до
боли в груди похожими на физиономии наших синяков; четверых смуглолицых
игроков в кости за дальним столиком да разбитной девицы, развалившейся на
скамейке в углу.
Все присутствующие дружно обернулись навстречу вошедшим, а девица,
увидев бородатых персов в сопровождении наряда милиции, тут же поднялась со
своего места и пошла навстречу. Жомов нежно оскалился, посмотрев на
аборигенов, и те тут же отвернулись, продолжив заниматься своими делами.
Ваня разочарованно вздохнул и толкнул в бок Рабиновича, не сводившего с
девицы глаз.
- Блин, Сеня, и тут подраться не с кем! - сокрушенно проговорил он.
-- Ну что это за отпуск, когда даже развернуться как следует не получается?
- Слушай, Жомов, если у тебя кулаки чешутся, то иди на улицу, --
раздраженно ответил кинолог. - Я там сарай видел с быком в стойле. Вот иди
к нему и бейте друг другу морды, сколько хотите!
- Да я бы с радостью, - хмыкнул омоновец. - Только ведь он сдачи мне
не даст.
Жомов хотел еще что-то сказать, но не успел - девица подошла к ним
вплотную. Выглядела она года на двадцать два. Красивые черные волосы волнами
опускались на плечи, высокие груди вздымались от вздохов, словно морские
волны при девятибалльном шторме, а правильные черты лица озаряла улыбка. В
общем, выглядела она так, что даже однолюб Ваня, которого жена к тому же
запугала настолько, что он на девушек старался даже не смотреть, застыл,
разинув рот. А девица остановилась прямо перед Сеней и грациозно положила
ему руку на плечо. Рабиновича словно током ударило.
- Хелло, мальчики! Поразвлечься не желаете? - певучим голосом
произнесла она.
Теперь током ударило Жомова.
- Пошла отсюда, шалава, а то в отдел заберу! - рявкнул он. - Там
тебя в камере так развлекут, что неделю в туалет ходить не сможешь!
С девицей мгновенно произошла разительная метаморфоза. Улыбка сползла с
ее лица, плечи опустились и груди ушли куда-то внутрь, видимо, решив, что
лучше будет не высовываться. Девица сникла, раза два или три открыла рот,
словно проглатывая заготовленную заранее фразу, а затем совершенно
неожиданно для ментов зарыдала, уткнув лицо в руки. Все трое
путешественников (вместе с Мурзиком!) оторопело уставились на нее.
- Нет, я, конечно, видел, как может расстроиться женщина, когда не
получает того, чего хочет, но чтобы так реветь?! Да по какому поводу? --
покачав головой, удивленно проговорил Рабинович. - Чудеса какие-то. Может
быть, тут из мужиков, кроме евнухов, никого не осталось?
- Да нет, Сеня, это еще цветочки. Вот моя Ленка, когда я ей норковую
шапку отказался купить, такое мне устроила... - Жомов оборвал себя на
полуслове и махнул рукой. - В общем, женишься, поймешь, что к чему.
Выучишься!
- Нет уж, благодарю покорно, - замахал руками Рабинович. --
Предпочитаю остаться не ученым, но холостым. А то вдруг еще вот такое
плаксивое существо попадется, придется по дому в болотных сапогах ходить и
Мурзика в аквалангисты переквалифицировать.
- Да что вы к девушке пристали, - вступился за даму, продолжавшую
реветь во весь голос, Попов. - Вы у нее спросили, может быть, она есть
хочет! Девушка, хочешь есть?
Плаксивая аборигенка замолчала так же резко, как и начала свое соло для
всхлипов со слезами. Она оторопело уставилась на Андрюшу, абсолютно
отказываясь верить в то, что услышала, а затем вдруг завопила истошным
голосом так, что у троих друзей, да и не только у них, барабанные перепонки
заложило:
- Ничего вы не понимаете! Всю жизнь стараюсь сделать кому-нибудь
приятное, принести радость людям и всегда натыкаюсь на скотскую
неблагодарность. Даже сейчас... когда я... вот вам вся... а вы, эх! - и,
разразившись новыми потоками слез, девица бросилась прочь из трактира.
- И чего я такого сказал? - удивленно поинтересовался Попов, глядя ей
вслед.
- Просто, Андрюша, дамочка испугалась, что, кроме дуры, каковой
является от рождения, она станет еще и жирной уродиной благодаря твоей
заботе, - пояснил Рабинович. - Приобретения такой фигуры, как у тебя,
девица бы не перенесла!
- На себя посмотри, дистрофик длинноносый, - обиделся на него Андрей.
-- А между прочим, хорошего человека должно быть много.
- Если в тебе и жил когда-то хороший человек, но он давно благополучно
почил в залежах сала, - парировал Рабинович, и неизвестно, в какие еще
дебри казуистики забрался бы их разговор, если бы в этот момент у Сени под
носом не завопил Иван. Шлепнув Рабиновича по плечу так, что тот едва не
зарылся вместе с носом в доски трактирного пола, Жомов помчался к местной
стойке бара.
- Мужики, там, похоже, местное пиво дают! - вопил он на ходу. --
Ищите столик, а я пока для затравки по кружечке нам организую.
Кинолог с экспертом переглянулись, но продолжать словесную дуэль не
стали. Оба знали друг друга тысячу лет и прекрасно понимали, что в их споре
никогда не будет победителя. И весовые категории у них разные, и уровень
интеллекта не идентичный, да и словарный запас здорово разнится по объему.
Причем у Попова основное место в голове занимали термины, относящиеся к
приему и приготовлению пищи, а Сеня Рабинович мог бы с утра до вечера
говорить о получении прибыли с каждого рубля и женщинах, эти несчастные
рубли растрачивающих. В общем, Рабинович, он и в Африке Рабинович.
Андрюша с Сеней еще раз переглянулись, постаравшись этими взглядами
отравить друг другу оставшуюся часть жизни, и поспешили к стойке, чтобы не
попасть к шапочному разбору. Занимать заранее столик никто из них не стал,
решив, что сидячее место - дело наживное, а пиво, оно ведь и кончиться
может. Поэтому, когда Ваня умудрился заграбастать по три кружки хмельного
напитка в каждую руку и обернулся, чтобы поделиться с друзьями, он никого из
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг