не выше всех прочих в создании и в особину на тебя не надеются!
- Значит, глупы они, - отвечал король, - в сем вина тебе: ведь они сюда
с твоего совета и позваны.
- Нет, не глупы они, а неопытны: лгать стыдятся, а прямить боятся.
Подожди, они при твоем дворе поживут - сполируются и тогда ухитрятся, как
сказать про все неразберихою, - скажут так, что ничего не будет тебе и
другим неприятного и все будет то, что твоему могуществу надобно. А только
ты потерпи и не давай их на допрос своим боярам-советчикам: видишь сам, чай,
что старички они очень слабые, - а бояре твои против слабых усилие творить
очень усердные: они их возьмут да с большого усердия запытают и замучают до
смерти. Мой совет тебе: будь обходительней; призови ты сейчас лучше всего
своего гусляра Разлюляя-гудошника - он измигул мужичонко, лядащенький, ни на
мир, ни в семью ничего не работает, а одним своим пустобрехом на свете жив;
но зато знает он все разные хитрости и все ходы с подходами. Посмотри-ка, он
чего занесет пустолайкой и враз у старичков правды допросится, - обойдет их
если не лаской, так хитростью.
Доброхот позвал своего плясуна, гусляра Разлюляя-гудошника и сказал
ему:
- Ты, лядащий мужик, измигул неработистый, только хари гнешь да врешь
не знать что пустолайкой, - здесь от тебя до сей поры никакой пользы не
было, а теперь я тебя хочу поставить совсем на другую стать. Полно тебе в
дураках ходить да ерошиться: я теперь тебе свое государево великое дело
приказываю, чтобы ты, как умеешь и ведаешь, допытался у старичков их
откровения премудрости: отчего у нас в королевстве не спорится, не ладится.
И закончил король Разлюляю решением:
- Узнаешь премудрость - дам тебе сто рублей, а не узнаешь - велю дать
сто плетей. Помни, что мое слово королевское твердо, как бог в небеси, - что
я сказал, то и станется.
V
Разлюляй-измигул, гулевой мужичонко, шершавенький, повсегда он одет в
зипунишечке в пестреньком - один рукав кармазинный, а другой лазоревый, на
голове у него суконный колпак с бубенчиком, штаны пестрядинные, а
подпоясочка лыковая, - не жнет он и не сеет, а живет не знамо чем и питает
еще хозяйку красивую да шестерку детей, - на которого ни глянь, сразу знать,
что все - Разлюляевичи. Ходит он повсюду болтается, и никто разобрать не
может: видит ли он добро в той темноте, что была до Гороха царя, или
светится ему лучшее в тех смыслах, какие открылися людям после время
Горохова. Никто его не чуждается, а все зовут его "пустолайкою"; но измигул
Разлюляй ни на чьи слова не обижается и за легким тычком не гоняется, а
людей потешает и как устанет врать пустолайкою, то соловьем свистит, то
лопочет варакушкой, на руках идет, боком катится и на всякий на разный манер
притворяется.
Но как выслушал Разлюляй королев приказ, позабыл он все свои забавы и
шуточки и начал проситься от этого дела прочь, - что "не мне-де такое важное
дело ведати"; но король топнул ножкой, и пошел Разлюляй к старикам и начал
вокруг них, по обычаю, измигульничать: митусить ногами и кланяться да
притворно сквозь слезы приговаривать:
- Ох вы гой еси, старички справедливые, треблаженные, божьи
молчальники, разомкните уста свои благовестные и скажите скорей, не потаите
от короля от нашего, милосердного батюшки, отчего у него под державой все
добро не спорится, не ладится?
А старички как молчали, так и теперь молчат, только знай себе в
кошелочках гнездятся.
Тогда Разлюляй стал на другой манер измигульничать и начал их пробовать
жалостью:
- Мне нужда есть узнать это страшная: потому что если вы мне скажете,
отчего не спорится добро, то король обещал мне дать сто рублей; а если не
скажете, то он даст мне тогда сто плетей. Его слово королевское крепко и
сбудется - не забудется. Да вам и самим, старичкам, для себя молчать не
советую, потому что король вас тогда не отпустит назад ни в степь, ни в лес,
ни в болото, а велит вас подвесить в кошелочках под полати в большой избе,
где он держит частый совет со своими вельможами. Что там по все дни
наслышитесь - спаси только господи. Вот вы на этот счет пораздумайте:
каково-то вам там придется слушать совсем непривычные речи до самого до
веку! Выручайте и меня и себя, отцы, а то нагрешите вы с ними три короба и
не годитеся после того ни к стру, ни к смотру, ни в рай, ни в ад, ни в
царство небесное, а так и останетесь висеть под полатями.
Так напугал этим Разлюляй старичков, что они стали глазами водить во
все стороны и изгоревшими устами своими начали пошевеливать, а измигул
Разлюляй-пустобрех как увидал, что успел им загнать во лбы загвоздку
здоровую, - сейчас побежал к королю и говорит:
- Что мне от твоей милости сказано, я все это уже выполнил: старички
уже теперь полируются - стали уже губами двигать и скоро шептать начнут, -
одевайся скорей да иди-ка их слушать, что они высловят, какие премудрости.
Как пришел король да нагнулся к первой плетушечке, так и стало слышно
ему, что старик Дубовик и впрямь полируется - об ивовое плетение, как
поросенок, всеми боками трется, а сам робко пыхтит и тихо покрехтывает.
Король его и спросил: "Отчего на свете доброе не спорится и не
ладится?"
Старик Дубовик прошептал:
- Оттого, что люди не знают: какой час важнее всех. Доброхот нагнулся к
другому - к Полевику, и того спросил, а тот шепчет:
- Оттого, что не знают: какой человек нужнее всех. Нагнулся Доброхот и
к третьему старичку, а тот ему сказал:
- Оттого, что не знают: какое дело дороже всех.
И так молчальникам трудно это было проговорить с отвычки, что они как
только сказали, так и ослабели и больше не полируются, а лежат, едва дышат,
на донышках. Ничего от них король больше никак не мог допытаться, доведаться
и еще больше рассердился, потому что сказанные ими слова стали ему
загадками, которые понимать можно надвое. Король же привык так все брать,
чтобы было ему все как на ладонке положено, и оттого ему теперь еще больше
досада пришла, и приказал он сделать с старичками точь-в-точь так, как им
Разлюляй пригрозил: указал Доброхот, чтоб их не носить ни в лес, ни в
болото, а подвесить их в кошелках в большой советной избе под палатями и
держать их там, пока они не скажут: "какой самый важный час, кто самый
нужный человек, и какое дело дороже всех".
Отнесли старичков в советную избу и подвесили под полатями в их
плетушечках, посыпали им пшенной кашки, чтоб они впросоночках зоблили, и
поставили на верхнем полу ведерце воды с медным ковшиком, а сами все спать
пошли и разоспались до одури самым крепким сном до самого до свету.
Но, однако, спали не все люди во всю ночь без просыпу - проснулся в
первые петухи сынок кравчего, побежал в избу незапертую и украл из ведра с
водой красный медный ковш, чтобы променять его на подторжье на пряники. А
потом еще не послалось самому королю Доброхоту премудрому: все казалось ему,
будто его закожные блошки покусывают. Провалялся он так без сна до последних
петухов, и надоело ему в постели барахтаться - без сна лежать, только
маяться; встал он горошком, распрямился, нахватил себе на плечи королевскую
глубоньку и пошел старичков посмотреть: живы ли они, и здоровы ли, и чего
они через ночь, полируясь, надумались?
Пришел король в избу, подставил себе к полатям приставную скамеечку, но
только что глянул в плетушечки, - так и рот раскрыл, и завопил благим
голосом, и со скамьи на пол навзничь треснулся. Все плетушечки были
пусты-пустехоньки, и ни от одного старичка ничего не осталося, кроме смятого
места да наседней. Разлетелись ли они легкою пылью по стенкам да по полу или
унесло их по воздуху, но только тут, где они сохранялися, ничего не
осталося.
Король так испугался, что как со скамьи упал, так и не становится на
ноги, а катается по полу и так бьется, что вся земля трясется. Стало страшно
ему, что когда ни есть, благим временем, уберегут самого его слуги верные,
так что, пожалуй, лиходеи и его со двора сведут и растрясут где-нибудь без
остаточка! Услыхали караульщики, как земля дрожит, и стали спросонья бить
громкий всполох по чугунной доске на целый двор и кричать благим голосом:
"Ай, земля сотрясается - мы насилу за колышки держимся!"
Перепугались всполоха и крика королевские спальники и застольники и
начали со страху вокруг себя на карачках ползать, а потом пришли и вылили
королю все ведро воды за ворот и насилу нашли королевского доктора-немчина,
который один знал, что сделать надобно: он поднес Доброхоту под самый нос
стеклянную столбушечку, а в столбушечке тертый крепкий хрен, и защекотал ему
перстами в подмышечках.
От хрена и щекота королю сразу полегчало: он стал похохатывать, и враз
возвратились ему все его чувства нежные и большие заботы о подданных. Созвал
он опять к себе всех бояр и советчиков и стал спрашивать их: где делись
пустыннички, не извел ли их кто какою отравой, боясь их правдивых слов, или
не продал ли их с ненасытной душою куда-нибудь в чужое царство безбожное,
где их станут неволить в римский костел ходить и есть скоромное по середам и
по пятницам.
Бояре, как могли, постарались короля успокаивать и стали ему доводить,
что никакого тут зла с умыслом не случилось, а что просто жил, верно, в
палате под полом жадный хорь и поел этот жадный хорь старичков без
остаточка.
И стали вес короля отвлекать и рассеивать - что убиваться ему о такой
пустой пропаже долго не следует, что "старички были люди ветхие и свой век
давно уже отжили".
- Пропоем о них панихидочку, вспомянем их кануном на паперти да у себя
по домам блинками с припекою и будем править всем опять по-старинному, как
было при дедах наших и прадедах. А что никак не спорится и не ладится - про
то, значит, и думать не следует: на земле беднякам всегда будет жить тяжело,
да никуда они не поденутся, ведь на небо взлететь крыльев им не дано.
Поскулят и на том успокоятся!
Королю же, однако, эти слова не понравились, и не поверил он тому,
чтобы старичков у него в избе хорь изъел, - а сказал он так:
- Если хорь изъел, то где же их косточки? Панихиду о них я согласен
петь, да ведь надо петь ее над могилами.
Тогда приступил к королю судный дьяк, во всех делах многоопытный, и
сказал королю, что бояре болтают негожее: не хорь изъел старичков, а ушли
они не иначе как своею колдовскою хитростью: пролили из ведра воду на пол, а
сами сели в медный ковшик и уплыли. Их теперь нигде не сыскать никакими
манерами. От лихих колдовских людей таковые дела не раз были во всех землях
и при всех дедах и при прадедах и везде на телячьих на шкурах записаны
чертами и резами, со брегами широкими, и в самых глубоких подвалах те шкуры
положены, чтобы хранить в поучение внукам и правнукам.
А король говорит:
- Хорошо, чему верили деды и прадеды, тому я всему с охотою верую, но
ведь не грех и то узнать: что как устроено? Вот я хочу, чтобы вы показали
мне: через какое подполье старцы в медном ковше сквозь землю в океан-море
спустилися? Согнать сейчас со всего королевства плотников, и чтобы взломали
они враз все полы во всех домах. Не ломать только в моем тереме, да у серых
сельских людей, у которых в жильях полы не стланы.
VI
Пошли бояре невеселы: не хотелось им посылать людей, чтобы сгонять со
всего королевства плотников и ломать половицы в жилых домах, а не смели
ослушаться коооля и не знали, как своему горю помочь. Но на их счастье
узнала опять обо всем об этом королевская мама чуждянка-доилица, и пришла
она к королю с прежней смелостью и начала говорить ему по-учтивому:
- Ты прости меня, неразумную: я хоть и стара и глуха, а кое-что слышала
и могу тебе рассказать: куда делися старчики. Их не хорь изъел, и не сплыли
они в медном ковшике, а настращал ты их до смерти сам, что велел их
подвесить к полатям в избе, где держишь совет свой с своими боярами.
Старчики век сидеть и все слушать вас забоялись. Я не спала всю эту ночь от
лихого от вереда и слышала, как они друг со дружкой в потемках скликнулись.
Поначалу все они сразу чирикнули, точно будто сверчки под загнеточкой, а
потом зачали в своих плетушечках покачиваться и так раскачались во все
стороны, что враз опрокинулись и с сенцом вместе на пол и выпали.
- Где же они теперь? - закричал король.
- А теперь их и след простыл: уползли на карачках с твоего двора и все
в буйной траве без следочка и скрылися. Теперь их тебе ни за что не найти,
потому что трава у нас этот год очень рослая; да и дело до них уж теперь не
касается.
- Отчего же оно не касается?
- Оттого, что приснился мне вещий сон, и был слышан во сне таковой
глагол, что отгадать их премудрость может только одна чистая жалостница,
которая всех равно сожалеет, а сама о себе ничего вовсе не думает. Так вот
ты теперь оставь старичков, а посылай искать эту девицу.
Король свою маму, чуждянку, послушался и сейчас же разослал дворян и
боярских детей девицу разыскивать, а на кормы их повелел собрать по всем
дворам с каждого дыма по шелегу.
С неохотой большою и с тугою боярские дети и дворяне в подневольный
отъезд собиралися; перво-наперво все они взяли шелеги, а потом зачали у себя
по домам печи топить и в банях париться. А потом долго справляли себе
лубяные зобенки раскрашенные да укладывали в них пироги с ветчинной
начинкой, медовые оладьи, да колобки, в жиру кипяченные, да блины с разною с
припекой, и когда, наконец, напосудились, то кое-как с трудом за ворота
повыползли и поехали в путь со своими стремянными. А как за околицу выехали,
так сейчас взяли с прямого пути в стороны и разъехались к родным да к
приятелям и начали там есть досыта, пить допьяна, а напившись - кости и
зернь метать, и играв - подрались и друг дружке под очи синявы наметили, а
потом помирилися, на синие места муки с медом намазали и легли, крепко
выспались, а как хмель прошел и синяки позаиндевели, - послы все назад
возвратилися и почали разные страхи рассказывать про то, где будто были и
что видели, и, пред иконами став, забожилися, что хоть много на свете есть
непонятного, но нет нигде такой девушки, которая бы всех сожалела, а о себе
об одной не заботилась.
- К этакой, - говорят, - если б была она, весь народ на один край света
сбежался бы, и весь свет бы тогда перекувыркнулся,
VII
Услыхав такой сказ, король так опечалился, как до сих пор и не было: не
стал он совсем ни есть, ни пить, ни по галерее гулять, дышать чистым
воздухом, а залег, как медведь на зимовочку. И вот лежит он таким манером
раз в сумерках, совсем тощий, у себя в верхней горнице на лежаночке, и едва
через силу говорит своей бабе-доилице:
- Неужели же я так и умру, не доведавшись: какой час важнее всех, какой
человек нужнее всех и какое дело дороже всех?
А баба ему отвечает:
- Если будешь все бояр рассылать, - пожалуй, что так и не дознаешься, а
попробуй пошли опять отыскать девицу-разгадчицу своего Разлюляя-гудошника.
Пусть он ее хоть и век ищет, но без нее чтобы не шел назад. Он мужичонко
корявый, лядащенький, говорит пустолайкою, и за ним никакие дела не
задержатся, а кормов ему от казны супротив бояр можно дать всего одну
долечку, да и то почитай, что не надобно: он и так пропитается как-нибудь
одною своею верностью. Верных псов-то добрый народушка и весь век держит на
бескормице. Пусть и он при всей верности свое счастье испробует. Пускай
высечет себе топором в заказном лесу хоть костыль с клюкой, хоть дубинку
здоровую, а на плечо перекинет пенечную оброть конскую, и довольно ему
принадлежностей. Пусть идет, будто надо ему коней искать: "на росу, мол,
пустили, а они с росы разбежалися". И пусть так идет куда знает сам и
проходит хоть сквозь целый белый свет: где ж нибудь на краю света разыщет он
девицу-отгадчицу. Ведь сквозь тартарары она небось не провалится.
- Хорошо, - отвечал король, - все твои рассуждения умные, и они мне
всегда очень нравятся: пошлем Разлюляя во место больших бояр; а только не
вздумаю, какое ему посулить за его службу жалованье?
- Обещай что больше, то лучше. Пусть больше зарится, а там, что
взаправду дашь - будет видно, по его старанию. И совсем ничего не дашь -
тоже стерпится: на тебя ведь ни в суд не пойдет просить, ни в полицию. На
тебя один бог судья: твое дело совсем особливое.
- Это правда, - отвечал король, - на земле мы не судимся, ну, а
все-таки надо и нам меж людей вести себя с честностью: что королевским
словом обещано, то уж надо и выплатить, все равно как по бирочке.
- Ну, так, пожалуй, его опять и в этот раз в одностай против прежнего:
если он исполнит свою службу и найдет девицу-разгадчицу, дай ему в те поры
полных сто рублей, а если не исполнит - не сыщет девицы, вели дать ему
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг