полностью сто плетей, да и отпусти его тогда, бог с ним, пусть идет опосля к
своему двору, а ты на него больше не гневайся и пожалей его за старание.
- А как он и девицы не найдет и сюда к нам со страху совсем не
воротится? Он ведь пустой человек, ему везде все равно - в целом мире
отечество.
- Ну, про это, - сказала старуха, - я, друг мой, не сведуща. Позови к
себе из приказа посольского сурового дьяка, который послам ярлыки дает за
печатями; дьяк тебе это дело все оборудует.
Пришел дьяк и привел с собою самого хитрого подьячего с приписью, и
подали королю такой совет, что ярлыка Разлюляю вовсе не надобно, а как
станет король отпускать Разлюляя в последний раз, то сказать ему, что идет
он послом не на целый век, а дается ему сроку ходить по свету всего три
года, и если он к концу третьего года своей службы не выполнит, то ему
самому зла не последует на чужой земле, а тут, дома, его дети с их матерью
каждую неделю будут ставлены на площадь по три утра и будут биты в три
прута, а при том битье у них будут спрашивать: знают ли, где их отец и когда
перед светлые королевские очи воротится?
- Пригрози-ка так, - сказал дьяк, - Разлюляй хотя и пустой человек, а
дети всякому своя кровь: небось и он пожалеет ребят и жену и назад придет.
Таковые разы уже не раз были и на шкуре телячьей записаны чертами и резами,
со брегами широкими, и в подвал под избой на сохрану положены.
Король молвил втишь, что ему самого Разлюляя жаль, но и дьяк и подьячий
с приписью его успокоили.
- Нельзя никого сожалеть нам в особину, пока все вообще еще не
устроилось. До всеобщей устройки кто-нибудь пусть потерпит, для других
постарается, н зато будет всем польза в будущем, а ему это зачтется на тот
свет душевным спасением.
И изволил сказать король, чтобы собрать Разлюляя в путь, а кормов ему
присудили дать небольшим положением: толоконца за пазуху да узелок соли в
тряпочке, а дальше пусть чем сам знает, тем пусть и кормится.
Сытее его снаряжать и не стоило, потому что дело, за которым шел он
послом, совсем ненадежное. Весь народ о том знал от бояр сановитых
доподлинно. Да, кроме того, Разлюляю нигде кормов и не надобно. Оголодает,
так может либо песню спеть, либо ударить хорошенечко вприсядку, и везде себе
хлеба он выпляшет, а не выпляшет, так и сам возьмет потихонечку. Ведь
съестное тайно взять не грех, а благородиться Разлюляю не для чего: на нем
чина большого не кладено; ударят по шее - согнется, а запрут где - нибудь -
выерзнет подворотнею и опять пойдет веселехонек. Измигул же и нетяг Разлюляй
Разлюляевич не дурак тоже был: не взманила его большая честь, чтобы быть в
послах, и начал он сильно отпрашиваться и до той поры пред троном в половицу
лбом стучал, что набежала у него на лбу шишка, как гриб, что зовется
волвянкою. Представлял он королю Доброхоту все доводы, что и не умен и не
знатен он, и на все языки не выучен, и не с каждым вровнях говорить может, а
здесь без него дома ребят кормить некому и некому их учить уму-разуму и
почтению королевскому.
Только просьбы его ни король, ни бояре не слушали, а сказали ему, чтоб
о детях своих нимало не плакался, потому что их сошлют до его возвращения к
самому королю на птичный двор и приставят утят стеречь, и будут им там и
корм вдоволе и во всех смыслах научение; а самого Разлюляя выпихнули за
ворота, как он дома был, в одном зипунишке с заплатами, в руке дубиночка, а
на плечах оброть конская, - будто он ходит да сбеглых коней ищет.
Нечего было больше делать Разлюляю, и пошел он искать
девицу-разгадчицу. И шел он все честь честью самым смирным обычаем, нигде
ничего, кроме съестного, не крал и, когда не давали вина, не пьянствовал, а
все шел вперед; долго ли, коротко ли, и зашел он страсть как далеко, па
самый почти край света. Встречал он на своем пути много разных людей, и
звероловов, и коробейников, и пахарей, и у всех, кого встречал, всех
расспрашивал, какой час важнее всех, какой человек нужнее всех и какое дело
дороже всех; но никто этого разгадать не мог. А обратно те, кого он
расспрашивал, сами хотели знать от него: отчего у него на лбу выскочила
шишка волвянкою? А Разлюляй говорил про волвянку всякому разное: то будто он
своему королю у бога довечного живота просил и все в землю кланялся, то
будто сам за свои грехи каялся. Наконец повстречался он раз с воровским
Цыганом, под самую пасху великую, и тоже стал у того Цыгана про свое дело
спрашивать; но Цыган ему засвистал и показал в перстах загогулину и говорит:
- Ты мне прежде сам скажи: хорошо ли жить у вас под державою, и отчего
у тебя на лбу вспухла шишка волвянкою?
Разлюляй ему рассказал, что жить у них очень сладостно, а что шишка у
него сделалась от больших молитв; но Цыган говорит:
- Не обманешь, брат, я и сам богомолен и посты держу, когда нечего
есть, а на лбу у меня нет еще шишки волвянкою. Признавайся по истине.
- А по истине, - говорит Разлюляй, - я в бане мылся да с полка
свалился.
- Что же ты за полок-то не уцепился?
- Очень угоревши был.
- Вот, я вижу теперь, ты говоришь мне все по совести: ишь какие вы,
братцы, счастливые - вас и кормят, и поят, и спины вам порют - чего еще
надобно! Теперь мне с тобою вдвоем ночевать не страшно, - отвечал Цыган,
зубы скалючи, и обещал ему завтра натоще отгадать все три загадки. Так легли
они и покрылись зипуном Разлюляевым, а в ночи встал Цыган, съел все толокно,
украл оброть, надел зипун, да и был таков.
Остался Разлюляй в одних портках да в рубахе и поплелся в пустынный
скит, где жил высокий поп Сирах, у которого была одна ряса в дырах, а читал
он все книгу Премудрости; но только оказалось, что Сираха-попа давно уже и
на свете нет, а на его месте живет новый поп, хотя ростом и низок, да зато
на нем сорок ризок, и он поет и читает молебны с акафистами, а в Сирахову
книгу Премудрости не заглядывает. Ниоткудова нет Разлюляю ни совета, ни
помощи, только все ему бедства множатся, и идет он, сам под собой земли не
видит и проливает слезы горючие. Тут-то над ним, наконец, бог и сжалился -
даровал ему встречу желанную.
VIII
Сам не свой, Разлюляй шел все далее, и зашел в самый темный лес, и
заснул на мху на поляночке, и проспал с полдня до полночи, а в полночь
прокинулся, и увидел он там при луне старичка очень старого, в долгой рубахе
до пяточек, - стоит да с лип лычко дерет, а устами поет тихо спасов стих,
Разлюляй думает: "Что это - либо сон снится мне, либо видение, или такой
заправский старик, которому в ночи спать не хочется? А не лучше ли мне, на
всякий раз, с старичком поздороваться?" Взял и сказал ему по-учтивому:
- Помогай господь тебе, дедушка! Старик отвечает:
- Будь и ты здоров, Какойто Какойтович, и скажи, как тебя зовут иначе?
Разлюляй ему назвался.
- Хорошо, - говорит старичок, - Разлюляй - имя веселое; да скажи-ка
мне, Разлюляй, для чего ты здесь измигульничаешь, зачем у нас по лесу
шляешься? Или вы уж свои-то леса все повывели?
Разлюляй ему отвечал, как леса свели, да притом рассказал, и зачем
послан, и что претерпел, и как потерял все свои принадлежности; а старик ему
говорит:
- Твое дело, брат, для меня непонятное, ну а только сдается мне, будто
я тебе в этом деле помочь могу.
- Помоги ради господа, дедушка, а тебе господь бог заплатит сторицей.
- Да, господь-то, господь, всем нам батюшка, а по нем и все братья мы,
а ты, молодец, не зевай-ка, а полезай-ка вот этой глухою тропиночкой; теперь
уж горазд ночи убыло, уже волк умылся и кочеток пропел. Да иди, не борзясь,
а с терпением, и не бранись никак дурным словом, не гони от себя своего
сохранителя-ангела. Так пройди ты через весь долгий черный лес, и придет
тебе там впоперек пути холодная балочка; ты переплынь вплавь без страху
через холодную балочку да пройди опять весь красный сосновый бор и увидишь
прогалинку, а на ней посредине приметный калинов куст, и от того куста
поворот будет на полдень, и там ты увидишь поляночку, а посреди той поляны
стоит больной журавель окалеченный: одно крыло у него все как следует, а
другое повисши мотается, и одна нога тоже здоровая, а другая в лубочек
увязана. Не то его в небе орел подшиб, не то не знать для чего подстрели
княжьи охотники: они убивать и зверков и птиц спаси господи какие досужие! А
у меня есть внучка-девчурочка, тут в лесу со мной и выросла, да такая, бог
дал, до всех сердобольная, что не обидит козявочку - вот она того журавля
нашла да в лубочек ему хворую ножку и повила. Ну, теперь ей заботы и
прибыло: доглядает его и дает ему зернышки, пока журавелько поправится да
дождет себе по поднебесью в теплые край попутчиков. Там и сама она, моя
внучка-то, от поляны от той в стороночке на сухом взлобке наших овец пасет.
Ты узнаешь ее - такая девица пригожая, глазом посмотришь - век не забудешь,
сколько светит добра из ней. Она там либо волну разбирает, либо шерсть
прядет... Все сиротинкам готовит к студеной поре на паглинки... Не гордись
пред ней, что ты королевский посол, а спроси ее: она тебе может все
рассудить, потому что дан ей от бота светлый дар разумения.
Разлюляй так и вскрикнул от радости.
- Боже мой! - говорит. - Ведь ее-то мне только и надобно! Про нее, про
девицу, мне только и сказано; мне других никого бы не надо и спрашивать.
- Вестимо, не надобно. Кто в суете живет, тем разве могут быть явлены
тайны сердечные!
- А кто же еще там с твоею внучкой, какие люди живут вместе, дедушка?
- Господь с ней один там, один господь-батюшка. Он один ее бережет, а
людей с ней никаких, милый, нетути.
- Как же она не боится одна в глухой дебри жить? Тут старик слегка
понасупился.
- Полно-ка, - говорит, - заводить нам про боязнь да про страх речи
негожие! Что ей за страх, когда она про себя совсем и не думает!
- Господи! Вот это она и есть! - завопил Разлюляй. - Вот это ее-то одну
мне и надобно!
И забыл Разлюляй про всю усталь свою, побежал шибко к девушке. И на
долю свою он больше не плачется, и на радости не свистит соловьем, и не
прыгает, и не лопочет варакушкой, а поет благочестный стих:
Как шел по пути слабый путничек,
А навстречу ему сам Исус Христос.
Пробежал так Разлюляй без усталости весь и черный и красный лес,
переплыл без боязни холодную балочку, опознал и приметный калинов куст на
поляночке и увидел, что там в самом деле стоит хромой журавль, одна нога в
лубочке увязана, а сам тихо поводит головой во все стороны, и глазами вверх
на небо смотрит, и крылом шевелит, ожидает попутных товарищей. Но едва
увидал журавль, что идет Разлюляй - чужой человек, вдруг закурлюкал, и
замахал живым крылом, и запрыгал на здоровой ноге ко взлобочку. А там,
прислонившись у дерева, стоит ветвяной шалаш, а пред тем шалашом старый
пень, а на пне сидит молодая пригожая девушка, с большою русою косой, в
самотканной сорочке, и прядет овечью шерсть, а лицо ее добротою все
светится. Вокруг нее ходит небольшое стадо овец, а у самых у ее ног
приютился старый, подлезлый заяц, рваные уши мотаются, а сам лапками, как
кот, умывается.
IX
Разлюляй подошел к девице не борзо, не с наскоку, а стал смотреть на
нее издали, и лицо ее ему чересчур светло показалось - все добра полно и
вместе разума, и нет в ней ни соблазна, ни страха заботного - точно все, что
для ней надобно, ею внутри себя уготовано. И вот видно ему, что встала она
при его глазах с пенушка, заткнула недопряженную шерстяную куделю за веточку
и пошла тихо к кустику, за которым стоял Разлюляй, тайно спрятавшись, и
взяла тут из ямки мазничку дегтярную и стала мазать драный бок дикой козе,
которая тут же лежала прикрыта за кустиком, так что до этого Разлюляй и не
видал ее. Тут уже Разлюляй и не вытерпел - вышел он навстречу к девушке, и
поклонился ей по-вежливому, и заговорил с ней по-учтивому:
- Здравствуй, красная девица, до других до всех ласковая, до себя
беззаботная. Я пришел к тебе из далеких стран и принес поклон от короля
нашего батюшки: он меня послал к тебе за большим делом, которое для всего
царства надобно.
Девица поглядела на Разлюляя чистым взором и отвечала:
- Будь и тебе здесь добро у нас. Что есть в свете "король", - не знаю
я, и из каких ты людей - это мне все равно, а за каким делом ко мне пришел -
не теряй время, про то дело прямо и сказывай.
Враз понял Разлюляй, что с ней кучерявых слов сыпать не надобно, и не
стал он дробить пустолайкою, а повел сразу речь коротко и все начисто.
- Так и так, - говорит, - вот что у нас в королевстве случилося:
захотел наш король сделать, чтобы всем хорошо было жить, а ничего это у нас
не спорится, не ладится, и говорят, будто все будет не ладиться до той поры,
пока не откроем премудрости: какой час важнее всех, и какой человек нужнее
всех, и какое дело дороже всех? Вот за этим-то делом и послан я: и обещано
мне королем моим ласковым, что если я принесу отгадку, то он пожалует мне
сто рублей, а если не принесу, то не миновать мне тогда счетных ста плетей.
Ты до всех добра и жалостна, вот даже и зверки и птицы к тебе льнут, как к
матери; пожалей же и меня, бедняка, красна девица, отгадай мне премудрость,
чтобы не пришлось мне терпеть на своем теле сто плетей, мне и без бойла
теперь уже мочи нет.
Выслушала девица Разлюляеву речь и не стала его ни измигульником звать,
ни расспрашивать, как набил он себе на лбу волдырь волвянкою, а сорвала у
своих ног придорожной травки, скрутила ее в руках и сок выжала да тем соком
лоб Разлюляю помазала, отчего в ту же минуту у него во лбу жар прошел и
волвянка принизилась. А потом девица подошла опять к своей шерстяной кудели
и отвела нить пряжи длинную, и когда нить вела, заметно все думала, а как
стала на веретено спускать, - улыбнулась и молвила:
- Хорошо, что ты не задал мне дело трудное, сверх моего простого
понятия, а загадал дело божие, самое простое и легкое, на которое в прямой
душе ответ ясен, как солнышко. Изволь же ты меня теперь про эту простую
премудрость твою по порядку расспрашивать, а я о ней по тому же порядку тебе
и ответы дам.
Разлюляй говорит:
- Молви, девица: какой час важнее всех?
- Теперешний, - отвечала девица.
- А почему?
- А потому, что всякий человек только в одном в теперешнем своем часе
властен.
- Правда! А какой человек нужнее всех?
- Тот, с которым сейчас дело имеешь.
- Это почему?
- Это потому, что от тебя сейчас зависит, как ему ответить, чтоб он рад
или печален стал.
- А какое же дело дороже всех?
- Добро, которое ты в сей час этому человеку поспеешь сделать. Если
станете все жить по этому, то все у вас заспорится и сладится. А не захотите
так, то и не сладите.
- Отгадала все! - вскричал Разлюляй и хотел сразу в обратный путь к
королю бежать, но девушка его назад на минуточку вскликала и спросила:
- А чем ты, посол, уверишь пославшего, что ответ ему от меня принес, а
не сам собой это выдумал? Разлюляй почесал в голове и задумался.
- Я, - говорит, - об этом, признаться, не взгадывал.
А девица ему говорит:
- Ничего, не робей, я тебе дам для уверенья его доказательство.
И научила Разлюляя девица так учредить, что когда он придет к своему
королю, то чтобы сказал ему смело все, не боясь ни лихих людей и не ста
плетей, а когда скажет все, то чтобы не брал себе ста рублей, а попросил их
в тот же час раздать на хлеб сиротам, да вдовам, и всей нищей братии, для
которых Христос просил милосердия. И если король кроме ста рублей еще что
посулит или пожалует, то и того чтобы тоже ничего не взял, а сказал бы ему,
что "я, мол, принес тебе светлый божий дар - простоту разумения, так за
божий дар платы не надобно".
Отвечал Разлюляй:
- Хорошо; я так все и сделаю.
X
С тем отошел Разлюляй от девушки, и как она его научила, так он все и
сделал: пришел он и стал говорить с королем все по истине, не боясь ни
дьяка, ни бояр, ни обещанных ему ста плетей; а потом не принял от него
приобещанных ста рублей, а сказал ему слово про божий дар разумения, за
который нельзя ничьей платы брать и не надобно, потому что разуменье дано
нам от господа.
Тут бояре, и дьяки, и подьячие все поднялися с свистом и с хохотом и
все враз над ответами Разлюляя смеялися и старалися сбить короля, чтобы он
не верил словам Разлюляевым, потому что скоморох будто сам эти слова все
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг