Сурков не знал, но других составляющих не было, и, начертив камнем на
стене грота пару десятков бесполезных схем, Сурков отправился бродить по
Аду в поисках компонентов. Оказалось, что магистраль со сжатым воздухом
проходит совсем близко, и, если использовать шланг определенной длины,
можно легко подвести воздух в пещеру. Сурков решил обвалить вход, создав
тем самым закрытое пространство. Шланги для подачи воздуха можно было
снять с печей. Ночью они все равно не работали. Но вот где взять масло?
Маслопровод находился так далеко, что использовать шланги не было
никакой возможности. Носить же масло прямо из пещеры с котлами казалось
невыносимо долго.
Сурков думал над решением этой проблемы три ночи. То ли Вялый не смог
понять, о чем думал Сурков, то ли Сурков научился думать тихо, но о
намеченном взрыве никто не узнал. В конце концов, подкатив к маслопроводу
два пустых котла и наполнив один на две трети, Сурков использовал принцип
сообщающихся сосудов и шланг для подачи воздуха. Он перекачал половину
котла из одного в другой. Дальнейшим замыслом Суркова было поднять один
котел над уровнем другого и слить остатки масла, но, сколько он не пытался
оторвать сосуд от земли или даже подтолкнуть под него камень - это
оказалось совершенно не возможно. В отчаянии Сурков стал возить один котел
вокруг другого. Дно гремело о камни, но скользило очень хорошо. Чтобы не
заниматься перекачкой, Сурков погромыхал к своей пещере. За ночь он
дотащил до входа оба котла, шлангом слил масло, образовав в глубине пещеры
маленькое озерцо. Время наказания приближалось. Он собирался, было,
вернуть шланг и взятые котлы на место, как вдруг понял совершенно
очевидную истину.
Шланг для воздуха был испачкан в масле и теперь представлял
определенную опасность.
Решив не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, Сурков
подсоединил шланг к воздуховоду, проложил его в пещеру и обвалил вход,
который предварительно был к этому подготовлен. Пустив в шланг сжатый
воздух, Сурков укрылся в противоположной части грота, применив в качестве
укрытия перевернутый котел. В это же время черт Вялый появился в
непосредственной близости от пещеры и с интересом стал рассматривать обвал
и идущий под камни шланг. Ситуация показалось ему забавной, и он никак не
ожидал, что через несколько мгновений станет жертвой своей неосторожности.
Когда прозвучал взрыв, Вялый стоял, склонившись вперед. Вмятина такой
формы осталась на противоположной стене. Грот почти не пострадал, если не
считать глубокую трещину, прошедшую вдоль него, обвалившийся свод, две
арки и пары сотен упавших сталактитов. В это время в Турции было
зафиксировано землетрясение около четырех баллов по шкале Рихтера. Но
Суркову, который находился под перевернутым котлом, казалось, что он
взорвал весь Ад. Его защита превратилась в причудливую формы сковороду, а
сам он решил, что умер еще раз.
* * *
Спустя три дня, его откопала команда грешников, вместо наказания
разбиравшая завал. Паркер лично препроводил Суркова в карцер. Для большей
острастки он не проронил ни слова и, закрывая за Сурковым красную от
окалины дверь, опустил глаза. Довольно глупо было пугать грешника, который
уже находился в Аду, и Паркер, будучи профессионалом своего дела, оставил
Суркова пребывать в неизвестности.
Карцер или прямоугольная комната, в которой оказался Сурков, по форме
напоминала пакет молока. Высота потолка - три четверти ширины, абсолютно
ровные стены, и, что Сурков видел впервые, ровный потолок. Дверь,
крохотное окошко под самым потолком. В окне подрагивает грязный свет, его
отблески пляшут по стенам, образовывая причудливые фигуры. Проходит
несколько минут, и Сурков перестает ждать. Трое суток, проведенные под
раздавленным котлом, делают помещение карцера веселым, правильную
геометрию - праздничной, отблески света - смешными. Прошел час, и
появилось понимание того, что карцер - это надолго. Сурков уже не ждал,
что дверь вот-вот откроется.
Не ждал Паркера или Вялого, не ждал наказания. Мысль о том, что ему не
придется вариться, оказалась настолько необычной, что Сурков опешил. Он
судорожно перебирал мысли, приходившие ему в последнее время в голову, и
никак не мог понять, какая из них доставила такое удовлетворение. Наконец,
решив, что это мысль о своей ближайшей безнаказанности, он стал гонять ее
как любимую кассету.
Приблизительно через два дня она надоела. Определять прошедшее время
становилось все труднее, радость покоя и одиночества превратилась в скуку,
карцер стал унылым и мрачным, пляшущие фигурки раздражали. Сурков ходил по
комнате, делая два маленьких шага от стены до стены, ходил по периметру,
по диагонали, упирался в стены руками и ногами, пытаясь добраться до
окошка, делал физические упражнения. Читал стихи, пел песни, считал до
миллиона и обратно, сочинял сказки, танцевал буги-вуги и рок-н-ролл. Он
рассказывал стенам свою биографию, читал лекции о Бейсике и Фортране,
выступал с обвинительной речью на Нюренбергском процессе, доказывал
теорему Готье и придумывал закон Фурье. Ему постоянно хотелось спать, но
сон, как и положено, не приходил, а легкое забытье, которое налетало на
несколько мгновений, вызывало тошноту. Он тут же чувствовал сухарик в
животе, и последний недовольно ворочался и тянул Суркова к центру планеты.
С ума он начал сходить, когда прошло около трех месяцев. Сначала
звуковые, затем зрительные галлюцинации разбавили ощущение без времени и
пространства. Сурков уже не видел карцер, он не ощущал холода, не мог
точно определить, где пол, а где стена. Дверь, пахнущая ржавчиной,
перестала издавать запах, и Суркову казалось, что в его камере нет входа.
Окошко исчезло, красные блики слились в ржавое пространство. Сурков хотел
дотронуться до него руками, но ладонь ничего не чувствовала. Через два
месяца пропали ноги и руки, тело и шея исчезли через пару недель, нос и
губы онемели почти сразу после того, как веки прекратили закрываться.
Сурков понял, что завис. Он еще мог думать, но его, застрявшего в лифте,
залили бетоном и почему-то забыли убить.
Глава 5
Время двинулось вперед и снова остановилось. Прошла одна секунда, или
прошел год? Оно (время) колыхнулось, словно ветер пошевелил и перевернул
страницу. Снова тишина. Пауза, в которой очень тяжело определить ее
промежуток. Там, где находился Сурков, не было ни времени, ни
пространства, не было и его самого. Бледная пустота казалась ровной и
тихой. Прошел еще один год, еще одну страницу перевернула вечность. В
бесцветном порыве чтото встрепенулось, колыхнулось, поднялось, опустилось
и замерло. Суркову ничего не казалось, он не мог фантазировать и не мог
думать. Он понял, что очередной толчок пересек серую мякоть пространства,
как из координатной сетки выступила пена материи, как снова исчезла
беззвучно, бесхитростно, бесцельно, глупо. Квантовый переход закончился, и
снова по орбитам тупо летели электроны, пугая пространство геометрической
правильностью своих орбит. Сурков почувствовал, что край его сознания
улавливает серое пятно, как где-то боковым зрением он видит неоднородность
материи, слабый изгиб времени и геометрической бесхитростности. Ему даже
удалось сконцентрировать внимание и направить остывающую мысль в ту
сторону, но, наверное, через неделю он понял, что больше не выдержит.
Почувствовал размякшим, отяжелевшим и ужасно неуклюжим. Сурков выпустил
себя из рук и тут же полетел спиной вперед, как если бы оттолкнулся от
вертолета в затяжной прыжок. Падение было мягким, приятным и долгим.
Месяцы сменяли друг друга. Зимой снизу поднимались мягкие белые крупинки,
с завидной проворностью уносившиеся в серую мглу. Летом появлялся ровный
рыжий свет, припекавший Суркову грудь и покрывавший ее приятной коричневой
корочкой. Осенью шел листопад, гремела гроза весной, но все было
схематичным, черно-белым и ненастоящим. Совершенно неожиданно Сурков
вспомнил о пятне, и острая боль пронзила его шею и затылок.
Он увидел ровный пол, угол, свою руку, подрагивающие кончики пальцев.
Сознание вновь окружила серая мгла, но Сурков уже знал, что не даст ей
завладеть собой. Он уловил серое пятно и направился к нему, пробираясь
через дебри серой мглы, прилипавшей к рукам и ногам. Это были его руки и
ноги.
Суркову это знание далось немалыми усилиями. Как только их контуры
обозначили себя, он попытался пошевелиться, и, о чудо, тут же появились
шея и голова. Рука уже нащупала серое пятно, оно уже приобрело очертания,
он мог его ощутить. Руки вновь подчинялись ему, еще робко и плохо
слушаясь, но они уже тянулись, брали и поднимали то, что несколько месяцев
назад выглядело как серый комок. Это была злополучная авторучка, хищно
блеснувшая в полумраке и обнажившая перо. Золотой отблеск распорол
пространство, как хорошо отточенный нож. Сурков поднес сигарообразное тело
к носу, который жадно вдохнул запах чернил. Он подействовал как нашатырный
спирт, сбросивший с сознания остатки пелены.
* * *
Сурков провел по стене пером, послушно оставившим за собой ровную
черную полоску. Он еще минуту наслаждался сочетанием черного и серого,
затем, как можно разборчивее, написал:
1) концепция Ада.
Поразмыслив пару минут, он продолжил:
Ад не может существовать без Рая. Это так же верно, как то, что белое
не может существовать без черного, а горячее без холодного. Следовательно,
это не может являться исправительным учреждением, учреждением наказания.
Исправительное учреждение подразумевает коррекцию и наказание. Как,
например, тюрьма. В тюрьму попадают антиобщественные типы, а выходят
оттуда люди, осознавшие тяжесть содеянного, после чего они принимаются за
социально-полезный труд, так как иначе жить уже не могут. Ад не похож на
тюремное заведение хотя бы потому, что грешник, попавший сюда,
подвергается наказанию вечно и лишен возможности раскаяться и осознать.
Если гипотетически предусмотреть возможность реинкорнации, то возникает
видимость осмысленности Ада, которая теряет всякий смысл, если учесть, что
информация о потустороннем мире блокирована в реальном. Возможно, Высший
разум имел более тонкий план и не собирался уговаривать души ублажать его
при жизни. А наказание грешников выглядит весьма справедливым. Ведь если
обнародовать информацию об Аде, абсолютное большинство грешников
перестанут прелюбодействовать и воровать.
Катастрофические последствия этого тяжело представить. Мир станет
приторно-слащавым. Исчезнут войны, богатство и предательство. Любовь
станет такой доступной, что непременно обесценится, как неизбежно
обесценилось бы золото в результате его перепроизводства. Доброта перейдет
качественный порядок, и жить, не греша, станет недостаточно. Технический
прогресс при этом неминуемо затормозится. Люди перестанут накапливать
материальные блага и проведут жизнь в уединении и молитвах. Такие
последствия сделали бы смерть совершенно бессмысленной. Подавляющее
большинство душ попадали бы в Рай, ничего не меняя, кроме своей оболочки.
Да. Очевидно, что Создателя не устраивал такой исход, поэтому система
Ада выстроена таким образом, каким она выстроена сейчас.
Сурков почесал за ухом авторучкой, хмыкнул и продолжил:
2) Ад как система.
Определенно, Ад является управляемой системой, такой, например, как
армия.
В ней существует порядок и иерархия. Отсутствие законов и правил
неминуемо привело бы к хаосу, однако этого не происходит, значит, законы
есть, они существуют на всем пространстве Ада, как в реальном мире
существуют законы, которые я привык называть "законами физики". Однако
законы, управляющие Адом, в корне отличаются от "законов физики" хотя бы
потому, что возникли по разным причинам. Не секрет, что законы и правила
направлены на обуздание хаоса. Порядок, существующий в Аду, является
подсистемой взаимоотношения более крупной системы Ад-Рай. Возможно, Бог
контролирует саму систему, а более мелкие подразделения управляют
подсистемами. Ведь подразделения чертей, ангелов и ангелов-хранителей
существуют. Но никто не контролирует соблюдение законов физики, их просто
невозможно нарушить, хотя и те, и другие являются законами одного порядка.
А раз никто:
- Стоп! - воскликнул Сурков. - Как же никто не контролирует? Ведь меня
засадило как раз такое подразделение. Комитет по защите времени, если не
ошибаюсь. Значит и законы физики можно нарушать. И за соблюдением этих
законов кто-то наблюдает.
Сурков стал усиленно вспоминать свой приговор, и все, что происходило
на суде:
"За нарушение законов физики, преступление против времени и потомков,
создание парадоксов третьего уровня, властью данной мне Вселенной и Богом,
а также по ходатайству Комитета по защите времени:".
"Преступление против времени и потомков. Забавная ситуация. Я совершил
преступление с помощью своих собственных потомков, но детей у меня нет и
теперь уже быть не может, ведь я же умер? Или нет?
Сурков осмотрел свои руки, ноги и туловище.
Нет, похоже, умер. А раз умер, какая может быть праправнучка? А если
нет праправнучки, какое может быть преступление? Я чего-то не понимаю".
Такой простой и такой очевидный вывод привел Суркова в состояние
сильного возбуждения.
"Давай сначала. У меня есть сообщник, и раз он является моей
праправнучкой, значит у меня должны быть дети. А может, они есть, но я
этого не знаю?"
Сурков стал оценивать вероятность последствий своих внебрачных связей.
Вероятность показалась ему крайне незначительной, тем не менее,
исключить ее Сурков не смог.
"Это уже совсем скверно. Мало того, что у меня, возможно, есть
внебрачные дети, так они еще и под монастырь подвели. Насчет детей это
понятно - я тут и сам виноват, а насчет приговора: Что это за беспредел?
Суд как пародия: ни адвокатов, ни доказательств. Где Вселенская
справедливость?"
- А судьи кто? - закричал Сурков.
* * *
Сурков сам оценивал время, проведенное в карцере, как невероятно долгое.
Год это был или столетие, он не мог определить, но то, что это было
долго, он мог поклясться. Он дописал концепцию Ада и перешел к смыслу
жизни, затем к смыслу смерти, потом к жизни, к смерти и, наконец, к самому
смыслу.
Выяснилось, что никакого смысла в смысле нет, даже если не
подразумевать смысловой нагрузки в самих смыслах. Смыслов нашлось
невероятное множество, и, разбирая оттенки, Сурков понял, что у него
закончились чернила.
Он пару раз заправлял ручку кровью, всаживая перо в вену, и обнаружил,
что все, на чем можно писать закончилось. Сурков стер ладонью концепцию
Ада, которая теперь казалась ему полной околесицей. Философский уровень,
на который он поднялся, требовал все больше места на стенах. Сначала он
писал через строчку, затем, расписав свои руки и ноги, Сурков обнаружил,
что может составлять сложные алгоритмы, сочетая слова и буквы, заполняющие
стены по вертикали, горизонтали и диагонали. Такой алгоритм сильно сжимал
информацию, хотя и требовал долгого составления. Суркову некуда было
спешить. В ближайшие несколько лет он составил труд, который назвал "КВЖ",
что расшифровывалось, как концепция всего живого. Книгу он записал на
ногте левой ноги в составленном им коде. Большую часть труда занимало
название, так как к нему очень тяжело было подобрать индексы. Работа,
наверняка, уместилась бы на полутора тысячах страниц обычного печатного
текста, а сводилась она к тому, что в мире существует общая концепция
развития, которая направлена от простого к сложному. О том, что эта
концепция не обратима, и то, что она не может быть повернута вспять, как,
например, живая материя не может эволюционировать в неживую, а
нематериальный мир в материальный.
Когда Сурков поставил точку на край ногтя, дверь камеры открылась. Черт
Паркер возник на пороге так буднично, как будто оставил Суркова минуту
назад.
- Пойдемте, Сурков, - сообщил он. - Вам пора вариться.
- Скажите, Паркер, - спросил Сурков, - а вам не дали повышения?
- С вами дождешься, - удивил Паркер панибратской репликой Суркова.
- Вы ведь не за этим пришли?
Паркер брезгливо посмотрел на Суркова и нехотя произнес:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг