- Меня просто бесит ваше вежливое отношение.
- Это моя работа.
- Вы хотите сказать, что издеваетесь надо мной?
- Сурков, здесь Ад, и церемониться с вами никто не обещал.
- А если я вам съезжу по физиономии?
- Да будет вам известно, что у черта нет физиономии, а вышеобозначенная
часть тела называется мордой.
- Вышеобозначенная часть тела, по моим представлениям, должна иметь
рога.
- Это уже мифология, - махнул рукой Вялый. - Бабушкины сказки. Но вы
мне, Сурков, зубы не заговаривайте.
- Вы тоже хотите получить "Паркер"?
- Хочу, - ответил Вялый после продолжительного раздумья.
- Зачем? - спросил Сурков.
- Идемте, - Вялый направился по проходу, миновал несколько галерей и
остановился возле узкого входа в пещеру. - Будете расширять вход, -
пояснил он.
- Чем? - спросил Сурков, - пытаясь себе представить, каким образом
можно выполнить эту работу.
- Чем угодно. Будете работать здесь вместо отдыха до тех пор, пока
размер пещеры не превысит размер грота. Затем получите право на
восьмичасовой отдых.
- Это распоряжение Паркера?
- Паркера, - согласился Вялый. - Но я мог бы его ослушаться и
заставлять вас работать меньше или перевести в другое место, если,
предположим, получил бы от вас кое-что.
- Прощайте, Вялый, - уверенно сказал Сурков. - Идите, отдыхайте, у меня
много работы.
Сурков двинулся к входу, пробуя руками куски горной породы. Он твердо
решил, что ручка останется у него, не столько в силу природного упрямства,
сколько из-за очевидных рассуждений. Раз вещь кому-то очень нужна, значит
она представляет собой определенную ценность.
* * *
Сурков очень быстро понял, что лучшим в данной ситуации было бы сойти с
ума. Умереть, не думать, не существовать он не мог. Теперь он вынужден
терпеть, пребывать, мириться и, самое страшное, осознавать, что это будет
продолжаться и продолжаться. Сложнее всего было не думать об этом, потому
что мысли тошнотой подступали к горлу и кружили голову, как только Сурков
не успевал от них отмахиваться. Что может быть неприятней навязчивой
мысли? Может быть, теща? Или сварливая жена? Нелюбимая работа? Болезнь?
Старость? Бедность? Собственная глупость?
Сурков подумал, что все это вместе и образовало бы тот феномен
безрадостного прозябания, безысходности и страха, который испытывал он. И
вот что удивительно - никто не пугал его, не угрожал и не обещал вечных
мук, мысль эта приходила сама, так, как приходят друзья - не вовремя и без
приглашения. Сурков специально заставлял себя вспоминать жизнь, друзей,
работу, книги и кинофильмы. Как назло, бездумная работа по расширению
грота способствовала появлению глупых мыслей. Сурков попытался сделать
свою работу творческой, но отсутствие инструментов и любых других
приспособлений этому не способствовало. В конце концов, Сурков бросил свое
занятие и направился бродить по Аду. Вялый не появлялся, да и сам Ад в
ночное время казался другим. Сурков понял, что видит его по-новому, как
неминуемо он превращается в то, что привычно называется домом, и это
открытие не придавало хорошего настроения.
Сурков увидел двух грешников, играющих с чертями в карты, подошел и сел
на грубую скамейку, ожидая, что его тут же погонят, но черти, поглощенные
игрой, не обратили на него никакого внимания, а один из грешников даже
пододвинул к нему бумажный кулек с сухариками.
Сурков впервые видел, как едят в Аду, да и на еду это было мало похоже.
Грешник брал в рот парочку заплесневелых, посыпанных грубой солью
сухариков, хрустел ими на зубах, после чего сплевывал под стол или в
сторону.
Весь моцион заключался в грубом сплевывании, и вкус сухарей грешника
нисколько не смущал. Сурков уже понимал разницу между духовной и телесной
оболочкой, поэтому потянулся к пакету из любопытства, нежели от голода. Он
выбрал наименее заплесневелый сухарик, положил его в рот и погонял языком,
прислушиваясь к своим ощущениям. Определенно он был соленым. Вкус соли
перебивал устойчивый привкус пыли, ничего интересного он больше не заметил.
- Играть будешь, - спросил грешник?
- Во что играете?
- В дурака.
- В дурака? - удивился Сурков.
- А что? Умником себя считаешь?
Сурков попытался проглотить сухарик, но тот почему-то не хотел
проглатываться, а напоминал жвачку. Решив, что с сухариком он разберется
позже, Сурков ответил:
- Да, нет.
- Так да или нет?
- Нет, я же говорю.
- Ты не сказал: "нет", - настаивал грешник.
- Че пристал к грешнику? - спросил тот, что предложил сухарик.
- А че он в попу лезет? Да... Нет:
- Ударьте его по лицу, Лысый, - предложил один из чертей.
Грешник, которого назвали Лысым, не долго думая, воспользовался советом
и залепил оплеуху по левой скуле Суркова. Сухарик тут же пролетел внутрь,
а Сурков увидел свои ноги, взметнувшиеся вверх. Ощущения боли в Аду были
такими же яркими, как и при жизни. В них было что-то металлическое,
резиновое, не настоящее, вроде как пахло от масла бензином, но то, что это
было масло, сомневаться не приходилось, и Сурков больно ударился,
кувыркаясь по камням.
Два черта и два грешника залились веселым смехом. Суркову захотелось
подскочить, прыгнуть на обидчика и разорвать его в клочья, но неожиданно
для себя он ощутил ужасную усталость. Он лежал на камнях, приятный холодок
давал ощущение покоя и комфорта, которое может понять путник, взявший
непосильную ношу и случайно присевший отдохнуть. Он начинает понимать, как
он устал, сколько он прошел и сколько ему еще идти. От этого знания
становится невыносимо тяжело.
Сурков подумал, что досчитает до десяти, поднимется и набьет морду
обидчику, но когда досчитал до восьми, уже знал, что будет считать дальше.
После двух с половиной тысяч он перестал считать. Через полчаса ярость
прошла, и драться уже не хотелось. Вскоре грешники окончательно продулись
и залезли под лавку кричать "гав-гав". Лысый проиграл двенадцать миллионов
гав, грешник, угостивший Суркова, чуть меньше. Они добросовестно
изображали собак под смех чертей, пока у них не сели голоса, после чего
черти пошли отдыхать, а грешники, полаяв для приличия несколько минут,
вылезли из-под стола.
Лысый ушел сразу, а грешник с сухариками подошел к Суркову и протянул
растопыренную обожженную пятерню.
- Сухарик проглотил? - спросил он.
Сурков кивнул в знак согласия.
- Надо было сразу тебя предупредить.
- О чем?
- Утроба - отхожее место души.
- Да?
- А ты не чувствуешь? Теперь будешь таскать за собой, а для грешника
это нелегко.
- И что же мне делать?
Грешник пожал плечами:
- Скажи своему черту, он тебя в медпункт отправит.
- А там? - зачем-то спросил Сурков.
- Там сделают рентген и вырежут.
- Без наркоза? - предположил Сурков.
- Послушай парень, я вижу ты здесь недавно.
- И что?
- Запомни несколько вещей, которые тебе пригодятся: здесь Ад и все, что
здесь происходит, делается не для твоего удовольствия. Если здесь вырезают
совесть, то делается это самым тупым скальпелем, без наркоза, да еще и
зеркало поднесут, чтобы ты все видел.
- Мне показалось, что черти к вам неплохо относятся.
- Показалось. Черти здесь, чтобы нас наказывать. Черти - это отборные,
обгоревшие грешники. Они не подвергаются наказанию, потому что готовы
служить Сатане.
- Зачем же вы играете с ними?
- Мало того, что играем, еще и всегда проигрываем. Черт в Аду и Бог, и
царь, и генеральный секретарь, запомни.
- Но ведь чертями не все становятся.
- Не все, - согласился собеседник. - Только самые отборные мерзавцы.
- А остальные?
- Остальные варятся. Некоторым послабления дают, некоторые даже до
ангелов дослуживаются.
- До каких ангелов? - не понял Сурков.
- До серых, - блаженно произнес собеседник. - Серый ангел - это круто,
это :, - он зачмокал губами, очевидно, что-то представляя, но тут же
сделал искаженную гримасу на лице. - Думать здесь нельзя, запомни.
- Как это? - опешил Сурков.
- Скоро поймешь. Пока ты здесь недолго, можешь думать, но постепенно
все пройдет.
- Как же не думать? Как же так?
- Ну, не то, чтобы совсем, можешь думать о том, как будешь наказан, об
отдыхе и так далее, но вот представить что-нибудь, уже не сможешь.
- Почему же?
- Потому что здесь все нематериально, все здесь дух. И ты, и черти, и
все вот это, - собеседник обвел окружность. - Не совсем, конечно, а,
впрочем, я и сам не знаю, никто меня не учил.
- А это? - Сурков достал авторучку и показал собеседнику.
- Откуда у тебя это? - грешник вылупил глаза на диковинный предмет,
протягивая вперед подрагивающие ладони.
- С собой пронес.
Собеседник недоверчиво скосился на Суркова.
- И не отобрали?
- Спрятал.
- А мысли прочли?
- Прочли, но сами не стали отнимать.
- Это, чтобы ты отдал, - предположил грешник. - Отнять не так больно, а
вот, когда сам отдашь, будешь каяться, что смалодушничал. Черту очко, тебе
наказание.
- Умно, - сказал Сурков. - Только не отдам.
- Отдашь, - пообещал собеседник, - Ад и не таких ломал. Здесь душа
грешника как соломинка.
- А если я не грешник.
- Если не грешник? - усмехнулся собеседник. - Тогда тебе надо в
оправдательный комитет. Напишешь заявление, будет повторный суд. Но вот не
помню, чтобы кого-то оправдали. В лучшем случае - послабление, в
исключительном - серый ангел. Только ты теперь не рассчитывай с твоим
сухариком: - собеседник сделал гримасу, похожую на гирю.
- А где он находится?
- Кто?
- Оправдательный комитет.
- Ха! В оправдательный - только черти могут, тебя туда не пустят.
- А если я заявление напишу?
- Еще раз тебе повторяю, но последний, заметь. Черти здесь все.
Залезешь черту - будешь в Аду, как по библии положено. Найдешь подход -
получишь послабления.
- А если не подчиняться?
- Как это?
- Ну не исполнять приказы, на наказания не ходить, убежать.
- Глупости. Сколько я здесь, ни разу о таких не слышал. Новичков часто
на цепь сажают, в карцер, дополнительное наказание дают. Но чтобы кто-то
на своем настоял, такого не было.
- А убежать?
- Попробуй. Поймают, переведут на пару сотен уровней вниз, там
содержание похуже этого.
- Неужели ничего нельзя сделать?
- Нельзя, - бросил собеседник и пошел по гроту прочь от Суркова.
- Ты куда? - спросил Сурков.
- Ясное дело, - бросил тот через плечо, - наказания скоро начнутся.
* * *
Сурков варился в Аду, кипел в нагретом масле, шипел на раскаленной
сковородке, сидел в мешке со стекловатой. Для Ада это были обычные будни,
и никто не замечал то, что это происходит с Сурковым. Никто не говорил:
- Неужели Сурков умер?
Или:
- Ну, надо же, Сурков попал в Ад.
Его пребывание и наказание было таким же обычным делом как и у
миллиардов грешников по соседству.
По ночам, хотя понятие "ночь" было весьма относительным, Сурков
расширял грот. Вялый не настаивал на этом, даже когда Сурков явно
уклонялся от его распоряжений. Лишь однажды он напомнил, что Сурков будет
заниматься этим до тех пор, пока не выполнит работу полностью. Сурков же
считал, что ему некуда торопиться и "сачковал" при первой возможности.
Вскоре он стал замечать, как теряет силы. Проклятый сухарик разбухал в
желудке и, казалось, весил несколько килограммов, кожу покрыли ожоги и
язвы, кости ломило, а голова постоянно гудела, словно трансформаторная
будка. Сурков стал мечтать об отдыхе, хотя спать он совершенно не хотел.
Надо было что-то предпринять, и он усиленно стал соображать. Тут
выяснилась неприятная вещь, о которой его уже предупреждал один грешник.
Мысли совершенно перестали его слушаться.
Любая фантазия, не относящаяся к наказанию, Аду и чертям, не хотела
строиться в голове.
"В этом нет ничего удивительного, - подумал Сурков. - Ведь я нахожусь в
нематериальном мире, и любая нематериальная субстанция здесь является
реальной. Например, моя душа здесь вполне реальна, а что есть душа, если
не набор единиц и ноликов. Раз информация здесь реальна, значит и мысль
должна быть реальной. Нет, глупость какая-то. Если бы все было так просто,
я вообще не смог бы ни о чем подумать".
Сурков попытался вспомнить какую-нибудь сцену из своей жизни. Он увидел
холодный весенний вечер, когда они с Людмирским пили пиво.
"Странно, прошлое вспоминается довольно легко, - рассуждал Сурков. -
Почему же представить будущее так тяжело? Неужели потому, что моего
будущего не существует? Брр".
Сурков помахал руками, чтобы отогнать эту мысль.
"Довольно киснуть, хватит соплей и пессимизма, я же обманул время, чем
это заведение лучше?"
Сурков огромным усилием воли представил таблицу умножения, закон
Архимеда, правило Буравчика. Уравнение Бернулли он так и не вспомнил, но
решил не расстраиваться и перешел к рассуждениям на тему расширения грота.
Посчитав приблизительно свою ночную выработку и сопоставив с размерами
грота, выяснилось, что работа займет не один десяток лет. Такое
обстоятельство совсем не устраивало Суркова. Пригнать в грот шагающий
экскаватор он не мог, применить средства малой механизации, казалось
неэффективным, тогда он решил просто его взорвать. Дело осталось за малым:
найти необходимое количество взрывчатки и осуществить задуманное.
Взрывчатку выбирать долго не пришлось. Сурков знал, что кроме каменного
угля и масла ничего горючего в Аду нет. Правда он слышал, что масло
получают из нефти, но последняя была на нижних уровнях, масло же
перекачивали сюда по трубопроводам, куда шли остальные продукты
нефтеперегонки, Сурков мог только предположить. А вот уголь горел очень
плохо, поэтому в печи закачивали сжатый воздух, чтобы поддерживать
горение. Предположив, что он находится на глубине в несколько километров,
Сурков пришел к выводу: воздух должен подаваться под давлением в несколько
десятков атмосфер. Сжатый воздух и масло - соединение весьма
взрывоопасное. В какой пропорции и как должно происходить соединение,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг