которой красовалась эмблема в виде трезубца. - Дойдете до станции, поедете
в сторону промзоны. Сойдете на "Котловой", пересядете и поедете к триста
тридцать девятому уровню, ваша станция "Ад сто тридцать семь". Идите.
Сурков потянул за железный рычаг проржавевшей двери, которая достаточно
легко поддалась и, переступив порог, оказался в проходе, прорубленном в
скале. С неровных стен стекала вода и естественным потоком стремилась
дальше. Ноги Суркова зачавкали по лужам, красные языки факелов, висевшие
на стенах через несколько метров, отбрасывали тусклые тени. Сурков в
очередной раз потешил себя мыслью о кошмарном сне, но когда сквозь ботинки
проникла вода, двинулся дальше.
Проход расширился, вильнул и вышел в большую пещеру, соединявшую
несколько штреков и проездов. По импровизированным дорогам катились
электрокары, обливая путь, синим неоновым светом. По дорогам, сходившимся
к небольшому перрону, шли люди, одетые в основном в спецодежду или серых
тонов платья, покрой которых не вызывал больших эмоций. "Обычные люди,
обычная одежда - все, как на стройках метрополитена, только работают здесь
одни негры", - подумал Сурков. Но тут же увидел белого, одетого в такую
же, как у него синюю робу и прижимающего к груди серый скоросшиватель.
Зеленые глаза молодого человека по-кошачьи блеснули. Он сделал
неуверенный шаг навстречу, но тут же остановился и воровато оглянулся.
- Кого боимся? - спросил Сурков нарочно громко.
- Еще не знаю.
- Тогда держи хвост пистолетом, хуже, не будет.
- Наверное, да, - согласился молодой человек, - а ты здесь давно?
- Вечность, - ответил Сурков брезгливо.
- Тогда, может, подскажешь? - замялся парень.
- Что?
- Ну, как себя вести, есть ли тут дедовство, можно ли дать деру?
- Ха, - ухмыльнулся Сурков, - молодо-зелено. Не дрейфь, паря, расскажу,
но сначала ты.
- О чем?
- О себе. Как сюда попал?
Парень с недоверием посмотрел на скоросшиватель в руках Суркова, но все
же решил не выяснять то, чего ему было не положено и начал:
- Я - Билый. Бандит из Белой Церкви, это на Украине в Европе.
- Хорошо, - похвалил Сурков.
- Сам понимаешь, грешил.
- Много?
- Не так, чтобы очень, как все.
- Все бандитами не становятся.
- Так ведь и я не хотел, но делать нечего, семью кормить было надо.
- А что же у тебя дети голодали?
- Да не было у меня детей, во всяком случае, у моей жены. А на заводе
денег не платили, устроиться куда-то очень тяжело, тут дядька предложил
организовать мафию.
- Что за мафия?
- Дальнобойщиков стричь, которые на ночлег останавливались. Люди чужие,
местных никто не знает. А я подходил и спрашивал по десять долларов,
дядька сзади с ружьем стоял. Нам не отказывали.
- Что же так ни разу и не отказали?
- Один раз, - вздохнул Билый, - местная какая-то гадина, то ли меня
узнал, то ли дядьку, возьми да и пальни. В дядьку не попал, я на пути
оказался.
Дядька ответил, но я тогда еще упасть не успел. Меня дробью под колесо
кинуло, а пока гадина разворачивалась, пару раз по мне проехала.
- Деру дал?
- Вряд ли. Скорее всего, за дядькой погнался, но только не догнал.
- С чего ты взял?
- Я его в очереди не видел.
- Ясно, - сказал Сурков, слушая, как из тоннеля, доносится звук
приближающегося поезда.
Три фары вынырнули из темноты, и, гремя вагонами, к перрону подошел
электропоезд, с зияющими темными проемами окон и дверей. На облезлых
стенах вагонов черной краской были набрызганы разномастные буквы из
латиницы и кириллицы. С большой долей грамматических ошибок сообщалось:
"Здесь был черт Лютый", "Дьявол - дурак", "На Котловой открылась
пивная", "Гастроли группы "Квин" с завтрашней ночи и вечность".
- Тебе куда? - спросил Сурков.
- До "Лифтовой", затем на тысяча двенадцатый уровень. Ад семьсот два.
- Это рядом, - заверил Сурков. - Он скользнул в дверной проем, и,
взявшись за поручень, стал внимательно изучать то, что напоминало
карту-схему. Она была аккуратно нацарапана гвоздем или другим острым
предметом, но, несмотря на примитивный уровень исполнения, содержала
четкие линии, схемы переходов и названия станций все на том же смешанном
языке латинскими и русскими буквами.
- Осторожно, двери закрываются, - объявил неизвестный машинист. -
Следующая станция "Геенна огненная".
Поезд резко дернулся и помчался в туннель. В вагоне стало совсем темно.
- Что значит "двери закрываются"?- пытался перекричать шум колес Билый.
- А, - махнул рукой Сурков, - не обращай внимания.
- Так, что ты мне посоветуешь?
- Не ссы никого, - уверенно сказал Сурков.
- И все?
- Все! Хуже тебе уже не будет. Пойми, что самое страшное произошло.
Сурков не видел лица Билого, но мог поклясться, что он сейчас плачет,
как несправедливо обиженный ребенок шмыгает носом и растирает кулаками
слезы.
Прошло достаточно много времени, прежде чем за проемами окон колыхнулся
первый отсвет, и поезд вылетел на станцию.
- Уважаемые черти и гости Ада, - сообщил машинист, - выходя, не
забывайте свои вещи в вагоне.
Сурков поискал глазами Билого, но в вагоне находились только негры.
Лежавший на полу серый скоросшиватель, наводил на мысль, которая
казалась Суркову ужасной и забавной одновременно.
* * *
- Грешник Сурков, вы ехали в противоположную сторону, - высокий негр
неторопливо перелистывал скоросшиватель.
- Извините, я здесь впервые.
- Ваш штрафной талон был оторван.
- Ехавший со мной грешник выпрыгнул с поезда.
- Это не оправдательная причина.
- Я понимаю.
- Вижу, что вы не совсем понимаете. Мне придется наказать вас.
- Каким образом? - Сурков чувствовал, что спрятанный в ботинок "Паркер"
вот-вот перепрыгнет в руки негра, и видел в этом вполне логичный ход
событий. Но расставаться с авторучкой, которую по каким-то причинам до сих
пор не отобрали, чертовски не хотелось.
- Я накажу вас, и наказание не покажется маленьким.
- А может, договоримся?
- Что вы можете предложить?
- Гол как сокол, - сообщил Сурков, подняв руки.
- Как угодно, - согласился негр. - Я мог бы не отправлять вас на
наказание сегодня, до конца смены осталось сорок минут, но раз вы
упрямитесь.
Он сообщил, коллеге, что грешник Сурков направляется на наказания.
После чего другой негр препроводил Суркова в помещение раздевалки с
высокими металлическими шкафчиками вдоль стен. Раздевалка ничем не
отличалась от своего аналога в какой-нибудь авторемонтной мастерской, там
также пахло гарью и промасленной спецовкой. Сурков даже покрутил головой в
поисках плаката по технике безопасности и тут же его нашел. На серой
картонке, очевидно, угольным стержнем было выведено:
"Otvetstveнный za poжar - chert Вялый".
- Весело у вас, - попытался пошутить Сурков.
- Советую раздеться.
- Зачем? - изумился Сурков.
- Просто советую.
В словах негра не было ни издевки, ни угрозы, ни сарказма. Он сказал
это так, как говорят избитую тысячелетиями фразу, и Суркову это не
понравилось еще больше. Он снял с себя спецовку и повесил в свободный
шкафчик с нацарапанным номером тринадцать.
- Пошли, - скомандовал негр.
Сурков подумал, что негр не такой уж здоровый, и при желании он мог бы
поспорить с ним в рукопашной схватке.
- Негров здесь нет, - сообщил негр.
- Как? - удивился Сурков.
- Так вот. Меня зовут черт Вялый, тот, кто вас отправил на наказания -
черт Паркер, вы ему не отдали одноименную авторучку, которую спрятали в
ботинок, теперь он вас будет опекать.
- Ни хрена себе, - не сдержался Сурков. - Так вы тот самый
ответственный за пожар?
- Советую думать потише, - сказал Вялый и открыл железную корабельную
дверь, за которой оказался большой зал с низким потолком.
Сурков невольно остановился, его челюсть безнадежно отвисла, а колени
подогнулись. Насколько он мог видеть, свободное пространство занимали
низкие печи и жаровни, на которых сквозь красные отблески огней виднелись
огромные емкости и сковородки. Вокруг них деловито расхаживали черти,
некоторые из которых были вооружены трезубцами. Они помешивали своим
орудием ужасное варево, состоящее из смеси масла и грешников. Масло было
таким густым, что невозможно было понять, где кончается и начинается
грешник. Бесформенные кляксообразные тела вздымались над поверхностью и
тут же исчезали в бурлящем месиве. Время от времени один из грешников
пытался выбраться из котла, за что тут же получал оплеуху трезубцем и
сваливался обратно. Зрелище на сковороде было еще отвратительнее.
Абсолютно голое тело извивалось на промасленном противне. Покрытые
румяной корочкой ягодицы мелькали в сумасшедшем ритме, припадая к
промокшей сковороде, взвивались с новой силой, от них шел густой серый пар.
- О, Боже! - выдохнул Сурков.
- Раньше надо было думать о Боге, - сказал Вялый и зашагал между
котлами.
Сурков невольно сделал шаг за ним, но поскользнулся в разлитом масле и
упал, ударившись головой о сталактит. Вялый оглянулся, но возвращаться не
стал, он ушел и через несколько секунд привел помощников, молодых рослых
чертей, которые подхватили Суркова под руки и поволокли на возвышение,
примыкавшее к свободной сковороде. Они усадили его на большую совковую
лопату, ловко связали запястья мелкой цепью, после чего один распорол
серый бумажный мешок и высыпал на Суркова ошметки стекловаты.
- Маслом, маслом надо было полить, - посетовал один.
- Не учи ученого, - огрызнулся второй, схватил черенок лопаты и
опрокинул его так, что Сурков кубарем полетел на сковородку.
В голове его мелькнули ряды первоклашек, убийственный взгляд завуча,
Эльза, снимающая с себя лицо, прячущий в сливной бачок шампанское
Людмирский, работники банков, страховых компаний, незнакомые люди,
здоровающиеся на улице, голубое небо, белый снег, рыжее вечернее солнце.
Глава 4
Суркову очень хотелось заплакать, но комок в горле катался как горошина
и никак не хотел становиться тугим. Его обоженное тело больше не горело,
острая боль перешла в тупую, жжение - в нытье, а пронизывающий страх - в
глухую усталость.
- Долго ты здесь будешь корячиться? - спросил обрюзгший лысый грешник.
- А-а? - скорее простонал, чем спросил Сурков.
- Я сегодня дневальный, будешь кочевряжиться, останешься со мной на
заплыв. Понял?
Сурков ничего не понял, но схватил квадратный кусок мыла и похромал в
душевую. Освещенная догорающим факелом комната была оснащена рядом
согнутых труб. Кран у душа оказался только один. Как догадался Сурков,
горячая вода грешникам не полагалась. Даже после сорока минут на
сковороде, его грудь сдавил стальной обруч холода.
- Брр, - сказал Сурков первую осмысленную фразу.
Он потихоньку стал смывать с себя остатки масла. Как и положено, мыло
ело ожоги, оставляя зуд.
- Не может быть, - пожаловался Сурков, - этого не может быть! Этого не
может быть!!
Кран громко хрюкнул, плеснул на Суркова последнюю порцию воды и
замолчал.
- Эй, новенький, - услышал Сурков. - Давай быстрей, сейчас воду
отключат.
- Уже отключили, - тихо сообщил Сурков.
Возникший в проходе толстяк осмотрел покрытого мыльной пеной Суркова.
Очевидно, это было жалкое зрелище, потому что он ухмыльнулся и, сплюнув
на пол, сказал:
- Вот что, новенький, ты здесь надолго, так что послушай моего совета:
не будь чмом.
- Как это?
- Так. Сопли не распускай, не ори, когда тебя жарят, не стой "раком" в
раздевалке. Поджарился, масло смыл - и на нары. А если ты вздумал свои
игры играть, знай, здесь таких не любят.
- Какие игры?
- Любые. Ручку Паркеру отдай и не думай, что он о ней не знает.
- Как он узнал?
- А ты как думаешь? Мысли прочел, придурок. Неужели непонятно?
- Они умеют читать мысли?
- Все читают мысли, в том числе и ты. Или думаешь, здесь все русский
изучали? Все на мыслях. Говорить - воздух трясти, да и воздуха здесь почти
нет, - толстяк помахал короткими руками вокруг себя.
- Чем же мы дышим?
- Узнаешь, - пообещал толстяк, - когда в котел попадешь.
Сурков закрыл глаза и опустил голову.
- Не ной, баба, - фыркнул грешник презрительно. - Пообгоришь,
привыкнешь, лет через триста могут на верхние уровни перевести, там
полегче да почище, а если с головой - можешь и до черта дослужиться. Но до
черта - это надо лет семьсот обгорать, чтоб до черноты.
- А в Рай кого-нибудь переводили?
- В Рай? - толстяк схватился за бока, - Ха, ха, ха. Новенький в Рай
захотел, вот умора.
Сурков отряхнулся как собака, и, обойдя покатывающегося толстяка,
прошел к тринадцатому шкафчику. Стараясь не потревожить ожоги, он накинул
спецовку и аккуратно застегнул пуговицы. Обуваться было особенно больно,
немного поколебавшись, Сурков засунул руку в ботинок и извлек злополучную
авторучку. Блеснувшее в полумраке золотое перо показалось нереальным.
- Интересно, - сказал Сурков. - А почему ее никто не отнимет силой?
Суркова поразило, что такой простой вопрос не возник раньше, ведь если
черти обладали реальной властью, могли читать мысли, чинили беспредел и
кого-то опекали, то логично было предположить, что они и распоряжались
имуществом грешников.
- Эй, дневальный, - позвал Сурков, - как вас там?
- Ты меня задерживаешь, - напомнил толстяк.
- Еще минуту, - и, не дождавшись ответа, спросил: "А почему черти не
применяют силу"?
- Не все так просто, - глубокомысленно вывел толстый.
- Может, объясните?
- Нет, - отрезал толстяк, - сам догадайся.
Суркову ничего не оставалось, как нести свои ботинки по полутемным
коридорам туда, где его мучения начались. Дорогой он думал об авторучке, о
наказании и о чертях, но не смытая стекловата так зудела за шиворотом, что
мысли Суркова путались.
- Долго ходите, грешник Сурков, - вместо приветствия сказал черт Вялый.
- А я вас поджидаю.
- Зачем? - спросил Сурков безрадостно.
- А вы не догадались?
- Скажите, Вялый, - не выдержал Сурков, - почему вы мне выкаете?
- А что вас смущает?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг