изумляюсь, как такие субъекты до половой зрелости доживают? И зачем,
главное? Был бы себе ребеночком, умненьким таким, - на радость папе с
мамой. А то вырос, майором заделался... пардон, прими мои поздравления, я
ведь не успел тебя тогда поздравить? Или успел? Впрочем, не помешает и
лишний раз... так вот - вырос, заделался подполковником, пост такой
значительный: Заготовитель Правды, Поставщик Двора Его Императорского
Величества! Эх, Петер, Петер...
- Что "эх"? Почему мне все говорят "эх"?
- Да ведь ты же ни черта не видишь вокруг себя. Ты ни черта не
понимаешь, не чуешь и не чувствуешь. Ни черта не слышишь. У тебя всегда
такая гордая рожа, будто тебе под нос кусочек говна подвесили. Ты к
людям-то присматривался когда-нибудь? Не к тому, что они делают или как вы
там говорите - созидают, а к ним самим, к лиц выражениям, к... а, что тебе
толковать! Ты скажи, за последнюю неделю каких-нибудь перемен в том, что
ты ешь, не было?
- Нет вроде, - пожал плечами Петер. - А что?
- А то, что пока я с вами был, ты с генеральской кухни жратву
получал, а теперь, я думаю, - с общей. Ну-ка, напрягись, припомни.
- М... кажется... Кажется, да. Точно. Последнюю неделю все каша да
каша...
- Вот. Очень наглядно. А туда же - борец за правду. Ты ведь не знаешь
правды и знать ее не можешь, потому что на мелочи тебе плевать, тебе общие
планы подавай, ты их и лепишь, эти общие планы... Я понимаю - характер у
тебя такой, и не приучен ты мелочам внимание уделять, ты ими брезговать
приучен, приучен брезговать мелочами и сегодняшним днем - ты думаешь, что
это недостойно пристального рассмотрения, что главное - это обязательно
что-то большое и обязательно устремленное в завтрашний день...
- Ты меня совсем каким-то ослом выставляешь, - сказал Петер.
- Ты и есть осел, - сказал Баттен. - Если хочешь знать, на таких, как
ты, все и держится.
- Это ты загнул, - сказал Петер.
- Ничуть, - сказал Баттен.
Они помолчали, и Петеру представилась вдруг во всей красе нелепость
каких-либо возражений на эту голую истину - да, господа, истину, таким уж
я уродился, таким выкормлен и выбит, чтобы не обращать внимания на детали
быта и вообще все суетное и преходящее, а видеть явление целиком и
проникать в суть, и обобщать с точки зрения прогрессивной философии
пангиперборейства - а ты ее знаешь, ту философию? Вот то-то и оно...
И вообще, все это действительно неважно, а важно то, что жив Баттен,
что сработало его чутье и что, доверяя чутью Баттена, порох надо держать
сухим.
- Пойду я, - сказал Петер. - Значит, солярки...
- Пожалуйста, - сказал просительно Баттен, и Петер вспомнил, что
Баттен мерзляк и всегда кутается во что-нибудь теплое.
Интересно, почему они мне все доверяют: и чокнутый Шанур, и дезертир
Баттен, с усталым недоумением думал Петер. Более того: почему я допускаю,
чтобы они мне доверяли и втягивали меня в самые разные подрасстрельные
истории? Как у меня там с инстинктом самосохранения? Петер прислушался к
себе. С инстинктом было хреново: весь замордованный, он свернулся
калачиком где-то на дне и тихонько поскуливал. Бедняга, пожалел его Петер,
и инстинкт слабо огрызнулся: себя пожалей.
А в блиндаже господин Мархель устраивал разнос младшим операторам. Он
сидел за столом, на котором горой громоздились катушки с пленкой и прочие
атрибуты киношной деятельности, и выговаривал за развал работы, а
операторы стояли навытяжку: Армант внимал ему со скукой, Шанур - с
тишайшим бешенством в глазах.
- А вот и главный виновник, - сказал, поворачиваясь всем корпусом,
как самоходное тяжелое штурмовое орудие "Элефант", господин Мархель;
только сейчас Петер усек, что он в дрезину пьян. - Итак, господин
под-пол-ковник, объясните-ка мне, соблаговолите, как вы понимаете политику
нашего Императора в области... Смиррна! Стоять, как подобает, когда речь
идет об Его Величестве! ...как вы понимаете своей брюквой, которая у вас
растет на месте наблюдательно-мыслительного органа, в просторечии...
Петер повесил камеру на гвоздь, подошел к господину Мархелю вплотную
и четко, сдерживая себя из последних сил, произнес:
- Господин советник, потрудитесь покинуть наше общество. Вы
находитесь в состоянии, недопустимом для продолжения разговора.
- Т-ты!.. - клокотнул господин Мархель и стал подниматься из-за
стола, цапая себя за задницу, где должна была находиться кобура, и тогда
Петер ему врезал. Ох, и много же он вложил в этот удар! Все, что лежало на
столе, так и брызнуло в стороны, и ноги господина Мархеля, обутые в мягкие
шевровые сапоги, взметнулись над столом буквой "V" - символом победы и
возмездия. Потом он тяжело грохнулся на пол по ту сторону стола и затих.
Немая сцена: Петер придерживает левой рукой правую, потому что правая
занемела и ниже локтя ее будто бы нет совсем, поэтому он непроизвольно ее
там ощупывает, чтобы убедиться, что она все-таки есть; Армант и Шанур
растерянны до предела, такого оборота событий они не ожидали и теперь не
могут вспомнить свои действия и реплики в этом варианте. Пять секунд,
десять секунд... Кончилась немая сцена.
Армант: Вы что, вы что?.. Совсем уже? (чуть не плачет: огибает стол,
наклоняется над господином Мархелем).
Шанур: Бог ты мой! Какой апперкот! Какой классический апперкот!
Армант: Господин советник? Господин советник? Не дышит! Что же будет?
Что вы наделали? Что вы наделали? Нас же всех расстреляют!
Шанур: Перестань скулить! Петер... (не может словами выразить свои
чувства, поэтому делает жесты, будто рвет на себе волосы и подбрасывает их
вверх; в тех местах, откуда Шанур родом, это означает проявление
наивысшего ликования души).
Петер: Да ну вас. Сами не могли послать его подальше... А как он
ногами!
Шанур: А как он ногами! Я никогда не забуду - как он ногами!
(начинает хохотать; он хохочет громко и совершенно неэстетично, широко
раскрывая рот и задирая голову, при этом звуки возникают такие, будто в
горле у него работает небольшая камнедробилка).
Петер: Да ну вас... Ну вас всех... (скисает от смеха, отходит,
держась за живот, и валится на кровать; дальше хохочет лежа).
Армант: Господин советник? Вы живы? Ну откройте же глаза. Не
открывает. Что же будет? Вы что - с ума посходили? Не понимаете ничего?
(внезапно тоже начинает смеяться; сквозь его страх прорывается странный
рваный смех, иногда усилием воли Арманту удается сдержать смех и сделать
скорбное лицо, но это на секунду, не более: губы начинают кривиться, и он
вновь захлебывается смехом, только в глазах мелькает паника, как у
настоящего утопающего).
Петер: Оставь его, Ив. Проснется утром и ничего помнить не будет.
Армант (с надеждой): Вы думаете?
Петер: Ты что, сам никогда не надирался?
Армант: Хоть бы обошлось...
Шанур: Да ладно тебе. Запричитал...
Господина Мархеля общими усилиями подняли с пола и уложили на кровать
Арманта. Обморок его скоро перешел в сон, он задышал глубоко и ровно,
потом захрапел. Под утро он привел постель Арманта в негодность, но не
проснулся.
Рапорт, подготовленный Петером, в кратком изложении трактовал события
так: господин советник в нетрезвом виде угрожал оружием подполковнику
Милле, был подполковником обезоружен и обездвижен. Просьба не придавать
инцидент огласке. Однако подавать рапорт не пришлось, так как господин
Мархель, проснувшись поздно и с тяжелой головой, несколько сконфузился,
потрогал припухшую челюсть, извинился перед младшими операторами за
причиненное беспокойство и, кое-как приведя себя в порядок, удалился.
Через час он вызвал Петера и еще раз принес свои извинения; как Петер
понял, о событиях вчерашнего вечера он имеет весьма смутные и путаные
представления. Потом господин Мархель сказал:
- Мне кажется, мы несколько расслабились и позволили себе...
позволили расслабиться... да. Туман, снижение темпов работ, некоторая, я
бы сказал, некинематографичность происходящих событий; но тем более надо
собраться с мыслями, проявить определенную фантазию, мастерство, талант,
наконец. Я прошу вас сегодня вечером в штаб генерала на совещание.
Подумайте, не внести ли какие-нибудь изменения в сценарий? Да, и вот еще
что: я вызвал усиление, и завтра прибудут еще несколько человек из вашей
редакции, а во-вторых, есть информация, не слишком, правда, достоверная,
что наш техник не был похищен агентурой, а просто дезертировал; прошу вас,
попытайтесь проверить и, если возможно, опровергнуть эту информацию. Вам
это сделать проще, чем мне.
- Слушаюсь, - сказал Петер.
- Ах, подполковник, оставьте этот официальный тон! Ну какой вы, к
черту, военный? А я? Зачем нам этот барьер субординации? Давайте на "ты" и
по именам? Хотя бы без посторонних?
Петер понимал, что медлить при ответе нельзя, что самое неудачное
было бы помедлить и сказать "да", поэтому он без внешних проявлений
сомнений и брезгливости протянул руку и сказал:
- Петер.
Господин Мархель руку принял, пожал - кисть у него была вялая и
горячая - и сказал:
- Гуннар!
В голосе его была какая-то неподобающая случаю значительность.
Только позже Петер понял суть этого перехода на "ты" и далее - к
разнузданному амикошонству. По въевшейся привычке господин Мархель намерен
был поменять местами причину и следствие, чтобы после некоторой временной
экспозиции казалось: вот были старые кореша, Гуннар и Петер, и Гуннар
схлопотал в рыло от Петера, и ничего особенного в этом нет, то ли еще
бывает между старыми корешами, это вам не от подчиненного плюху получить,
да еще при свидетелях...
Туман не поредел, и внизу, у стапеля, стало просто невозможно
находиться: смешиваясь с соляровым чадом, туман превращался в нечто
непереносимое, едкое и для дыхания непригодное, а оседая на камне,
образовывал скользкую, как сало, пленку, по которой катились даже рифленые
подметки итальянских хваленых ботинок, и дважды Петер припечатывался к
земле-матушке весьма чувствительно. Работа почти стояла. Петер поискал и
нашел Козака, и Козак рассказал ему, что за последние три дня удалось
поставить лишь одну секцию, и пока ничего не предвидится, потому что все
порастеряли, новые начальники-выдвиженцы ни хрена не умеют, крепежных
узлов опять некомплект, а площадка загромождена неочередными секциями так,
что пешему не пройти. "Бардак", - резюмировал он.
Инженер Ивенс пытался организовать рассортировку на монтажной
площадке, но ничего лучшего, чем просто побросать секции в каньон, он не
придумал. Несколько секций сбросили, а потом вниз сорвался трактор, и
тракторист выпрыгнуть не успел. Ивенса опять чуть не пристрелили.
Дважды на глазах у всех, и у Петера в том числе, солдаты
комендантского взвода подходили к офицерам-саперам и уводили их. Затем
Петер подслушал интересный разговор:
- Пять против одного на Крюгера.
- Принято.
- Три против одного на Нооля.
- Принято.
- Семь против трех на Ивенса.
- Принято.
- Два против одного на сержанта Дегенхарта.
- Принято.
- Двадцать пять против одного на оператора Шанура.
- Принято.
Петер заглянул за угол трансформаторной будки. Саперы окружили
человека в плащ-накидке, в руках у него были билетики, которые он
раздавал, помечая что-то в них и в блокноте; деньги, получаемые от
саперов, он складывал в полевую офицерскую сумку. Полагаясь на свою
невидимость, Петер подошел поближе и взялся за камеру. В грохоте и лязге,
производимом механизмами, в гудении, исходящем от трансформатора, услышать
звук работающей камеры было невозможно, однако человек с билетиками поднял
голову и подозрительно огляделся, но Петера не увидел. Это был адъютант
генерала Айзенкопфа майор Вельт.
Петер, Шанур и Козак курили в той самой пещерке, где когда-то жгли
костерок и пили хороший чай в теплой компании. Козак рассказывал самые
распаскуднейшие новости. Не таясь, комендатурщики подходили к саперам и
требовали от них доносительства. Если кто-то отказывался, его уводили;
если кто-то соглашался, но не выполнял - его тоже уводили. Был выпущен и
распространен специальный бланк "Для донесения", в котором все излагалось
типографским способом и оставалось лишь подставить имя и фамилию. С
прошлой недели якобы неофициально работает тотализатор, и что из этого
выйдет, еще неясно. Все смотрят друг на друга с опаской. Если так пойдет и
дальше...
Петер рассказал немного о лагере. Шанур смотрел на него с открытым
ртом, а Козак выслушал почти равнодушно и проворчал: "Ясное дело..." Они
докурили и разошлись.
Совещание у генерала открыл сам генерал.
- Думаю, можно подвести первые итоги, - сказал он. - Хотя ускорить
темп работ не удалось, но в остальном успехи большие. Выявлено и
изолировано либо уничтожено тысяча пятьсот два агента врага. Прорыто сорок
пять метров туннеля под каньоном. Проведена замечательная кампания по
наглядной агитации. Как я понимаю, взятое нами направление совершенно
верное. Гуннар, когда ты намерен закончить фильм?
- Видишь ли, - сказал господин Мархель, - речь еще не идет о
завершении фильма. Речь идет о продолжении съемок и возможном перемонтаже
некоторых сцен.
- Пора уже думать о завершении, - возразил генерал.
- О завершении я думаю с самого начала, - сказал господин Мархель. -
И я считаю, что приступать прямо сейчас к завершению еще рано.
- Почему? - удивился генерал.
- Потому что мост еще не построен.
- Ну и что?
- А то, что дезинформировать Императора нам никто не позволит.
- Ну а если его построят только к лету?
- Значит, придется объяснять, почему так получилось.
- Ну и почему же?
- Да боже ж ты мой! Ты что, слепой, Йо? Каждый третий строитель
оказался предателем! Кто же в таких условиях может выдержать сроки?
- Да-да-да... - Генерал побарабанил пальцами по столу. - Видишь ли,
Гуннар, я уже послал Его Величеству прошение о продлении сроков
строительства...
- Ясно, - сказал господин Мархель. - А как было написано: просто
"Отказать" или с подробностями?
- С подробностями, - сказал генерал.
- Значит, сам писал, - вздохнул господин Мархель. - Ну, что же
делать, придется...
- С такими, знаешь, подробностями...
- Не переживай.
- Да я ничего.
- Вот я и говорю. Не такое мы с тобой переживали. Не такое осиливали.
- Правду говоришь. Только как все-таки быть? Я ведь в строительстве
этом ни уха ни рыла, сам знаешь. Если бы мог, так вмешался бы, взял бы на
себя руководство...
- Положись на меня, - сказал господин Мархель.
- А знаешь, что еще в ответе Императора было? Что мы не уделяем
внимания возвеличиванию императорской фамилии, отсюда все наши беды.
Поставили памятник какому-то там инженеру, а до сих пор нет памятника
Императору... пардон, не памятника, а скульптуры. Кто-то настучал, вот он
и сердится.
- Да, это мы упустили, - согласился господин Мархель. - Не с того
конца взялись. Но это еще не поздно исправить. Вмонтируем в ленту, и вся
недолга. Будто бы летом еще поставили.
- Тогда надо успеть хотя бы до снега.
- Надо успеть. Это уж все в твоих руках.
Затем выслушали майора Вельта. Майор очень подробно разъяснил
механизм выявления агентов с помощью тотализатора. Кроме того, сообщил он,
тотализатор будет давать небольшой, но верный доход казне. Кроме того,
личный состав будет получать моральное удовлетворение от реализации своих
прогнозов. Деятельность майора Вельта была одобрена.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг