...Привычно отражаясь в базальтовой черноте пола, розовый халатик
стремительно пересек исполинский павильон белоснежного зала. Дверь резко
захлопнулась.
Теперь перед Рекуэрдосом были только два старика, и тот, что был выше и
шире в плечах, держал в руках пакет, словно ожидая чего-то. Потом он
резким движением рванул конверт и выхватил оттуда маленький листочек.
"Дикий темп, - подумал Мануэль. - Невероятный темп. Так встрепенуться
может только огромная, почуявшая опасность птица. А еще старики!
Позавидовать только такой прыти. Все они тут от мала до велика с раннего
утра крутятся как белки в колесе, и совершенно очевидно, что это для них -
обычная жизнь. Позавидовать?"
Ха! Пусть ему позавидуют, ему, Мануэлю Рекуэрдосу, который сумел все
это увидеть! Ведь никто еще до него не смог заглянуть ни в прошлое, ни в
будущее, хотя принцип передвижения во времени известен уже добрый десяток
лет. Машины строились, поглощая годы и жизни человеческие, различные
модели создавались одна за другой, но ни одной не удалось сдвинуться с
места. Они строились, несмотря на запрет, наложенный на любые опыты со
временем еще двенадцать лет назад, когда ученые решили, что одна
неблагожелательная экскурсия в другой век может коренным образом изменить
ход мировой истории. Но опыты проводились потихоньку и каждый раз давали
нулевой эффект. Мануэлю доводилось слышать об этих попытках. Каждый раз
повторялось одно и то же: Машина дергалась, контур ее на долю мгновения
размывался, в какую-то бездонную, непредставимую прорву ухала вся энергия
внутренних аккумуляторов - и ничего. Машина оставалась в том же времени.
На проблему передвижения во времени махнули рукой, и некоторые
теоретики даже провозгласили аксиому о невозможности передвижения по
временной оси с сохранением пространственных координат.
Но у Мануэля Рекуэрдоса, слава богу, была своя голова на плечах, и
плевал он на все эти скороспелые аксиомы, взращенные на тощих хлебах
полузапрещенных, кустарных экспериментов.
Он верил в свою удачу, в свое постоянное везенье, и ему таки повезло:
он провел эксперимент в том же виде, как и его предшественники, он
скрупулезно повторил все то, что сделали они, - он и ставил себе задачей
на первый раз "начать с печки", чтобы яснее увидеть, где, на каком
повороте все повторяют одну и ту же ошибку; он скопировал старый опыт,
чтобы потом найти свое, оригинальное решение, и вместо неудачи на первом
же запуске он перемахнул через целое столетие с лихой скоростью около
двадцати пяти лет в секунду, и теперь его Машина стояла...
Стояла? Предчувствие разрешения тайны подтолкнуло его, он наклонился
над приборной доской, слабо мерцавшей в свете единственной сигнальной
лампочки.
Стрелка скорости стояла не на нуле.
Совсем крошечный промежуток отделял ее от конечной черты, и скорость
Машины была предельно малой - меньше двух секунд в секунду, сущая ерунда.
Шелковый пестрый шнурок, заменявший Мануэлю галстук и развязанный за
минуту до старта, скользнул на самодельный пульт управления и не позволил
довести движок реостата до упора.
Машина медленно плыла вперед.
Мануэль шумно выдохнул воздух. Как все просто, как все очевидно! Жаль
только, что сейчас не время поразмыслить над этим, кое-что прикинуть,
сформулировать. Сейчас - голый эксперимент, наблюдения и только наблюдения
- ах ты черт, так был уверен в первой неудаче, что даже не прихватил с
собой фотоаппарата! - потому что, кто знает, когда ему удастся получить
разрешение на новый полет - как-никак, а эксперименты такого рода
запрещены. Если бы его постигла неудача, то опыт легко было бы скрыть, но
теперь и Бриан не выдержит - проболтается, собака, да и зачем молчать,
когда она на ладони - аксиома Рекуэрдоса, и она проста как дважды два:
если движение в пространстве ограничено по скоростям сверху - скорость
света, то при движении во времени скорость ограничена снизу - она не может
быть нулевой! Сколь угодно малая скорость, но только не остановка. Почему?
Это надо еще обмозговать, покрутить так и эдак, доказать предельно строго
с точки зрения математики и философии. Пусть Бриан этим занимается, леший
с ним, будет аксиома Рекуэрдоса и Викерзунда. Сейчас же очевидно одно: при
каждом броске вперед надо следить, чтобы Машина не остановилась, иначе она
мгновенно будет отброшена назад, в исходную точку, как это и происходило
раньше.
В сущности, и предыдущая аксиома в какой-то степени верна - теперь
ясно, что невозможно перебросить материальное тело из одного времени в
другое, оставаясь на своем месте, как о том мечтали многочисленные
сказочники от науки. Субсветовые скорости космических кораблей и при этом
парадокс времени - совсем другое дело, там экстремальные перемещения в
пространстве. Но вылезть из Машины Времени невозможно. Поэтому исключены
героические десанты, хулиганские вылазки с воровскими целями и даже просто
прогулки. Из других времен ничего нельзя взять, в другие времена ничего
нельзя сбыть.
Но пролететь мимо и посмотреть...
Вот они, два ученых мужа будущего столетия. Они смешно взмахивают
руками и бегают по залу семенящими шажками, словно актеры немых фильмов
прошлого. Скорость их движений почти удвоена, и сейчас на их лицах нет
прежней застывшей улыбки - быстрая смена выражений воспринимается со
стороны как гримасы неумело разыгранной клоунады.
"Мелкие беды едва начавшегося дня, - подумал Рекуэрдос. - Мне бы да их
заботы!"
Он глянул еще раз на широкие двери, распахнутые в знойное
субтропическое утро, на белую дорогу, бегущую от порога этих дверей вниз,
по склону холма, на красную черепичную кровлю императорской виллы и,
придерживая одной рукой шелковистую змейку шнурка, бросил Машину еще на
столетие вперед.
Неистовая серая сумятица переходного момента, легкая тошнота - и
ослепительный, звонкий свет.
Прозрачный купол, подобный опрокинутому бокалу богемского стекла, -
золотисто-медовый, словно подсвеченный подземным огнем внизу, затем
дымчато-серый, неощутимый, и сразу же неистовая голубизна, и ласточки,
стремительно залетающие в узкие отверстия, едва угадываемые у самой
вершины купола, чтобы выкупаться в солнечном сиянии и бесшумно
исчезнуть...
Кто-то копошился на полу, и Мануэль, приглядевшись, понял, что это
металлические сороконожки, которые бегают, лихо задрав хвостики, и
тыкаются усатыми головками в разноцветные кнопки, торчащие прямо из пола.
И снова главным было не сияние головокружительно вздымавшихся сводов и
не разумная суета одушевленных машинок, а то, что все это, мудрое и
прекрасное, есть, есть, есть на Земле!..
- ...Прозрачный купол, - Неттлтон стиснул кулаки и поднял их к лицу, -
прозрачный купол, подобный опрокинутому бокалу богемского стекла,
золотисто-медовый, словно подсвеченный подземным огнем внизу, затем
дымчато-серый, неощутимый, и сразу же неистовая голубизна, и ласточки,
слышите, Нид, ласточки, стремительно залетающие в узкие отверстия, едва
угадываемые у самой вершины купола, чтобы выкупаться в солнечном сиянии я
так же бесшумно исчезнуть...
"Хорошо, что Рекуэрдоса уже нет в нашем времени, - подумал Нид. -
Хорошо, что он не видит этого отчаянья..."
- Но откуда все это? Он говорил об этом перед самой смертью, а перед
смертью не лгут. Перед смертью только бредят. Бредят? А, доктор Сэами?
Никто лучше вас не разбирается в человеческой психологии, так скажите -
может, он вообще ничего не видел? Бред? Больное воображение? Желание
оставить после себя хотя бы сказку?
- Он видел, - сказал Нид.
- Но что, что? Сегодняшнее утро - да, и два старика, я девушка в
розовом; мы знали, что он должен нас увидеть, и мы пришли сюда, мы все,
вольно или невольно, творили будущее для Рекуэрдоса - и белый зал, и
лиловые доски пультов, и никому не нужная допотопная вилла... Если бы не
описание, сделанное в прошлом, все это делалось бы и строилось по-другому.
Но, зная, что именно должно быть, мы не могли сделать иначе. Мы искренне
играли свою роль. На потом? Ласточки, купающиеся в солнечном сиянии... Вы
психолог, Нид, но даже вы должны знать физику настолько, чтобы понять:
после прохождения этой блуждающей туманности на Земле не останется не
только ласточки, но и самой примитивной амебы. Все произойдет быстро,
очень быстро, и по-прежнему будут стоять дома, виллы, хрустальные купола.
Излучение не причинит вреда камням и металлу. Не останется только нас -
бабочек, птиц, людей. И мы бессильны, Нид, мы бессильны...
- Но он видел, - повторил Нид Сэами, - и то, что он видел, стало
счастьем и надеждой целого столетия в истории людей.
- Он бредил! - вне себя крикнул Доменик. - Прах и тлен - вот что он
видел! Несколько слов красивой лжи - ее хватило всему человечеству ровно
на столетие. Нет, он не бредил - он лгал, и если бы на его месте был я - я
тоже солгал бы!
Нид Сэами медленно покачал головой.
- Но Мануэль Рекуэрдос не был мудрецом. Он был просто отчаянно везучим
мальчишкой. Если бы он погиб сразу же после своего возвращения из
будущего, я еще мог бы усомниться в правдивости его рассказов. Но между
Пальма-да-Бало и Орли прошло около суток, и все эти часы он был искренне и
неподдельно счастлив. И если Рекуэрдос не увидит своего сверкающего купола
и ласточек в его вышине, если он не увидит потом склона, усеянного мелкими
горными маками, и девочки с рогатой улиткой на ладошке, если он не увидит
синего кольца космодрома с матовыми каплями фантастических кораблей, -
отдаете ли вы себе отчет, Доменик, что будет отнято у пяти миллиардов
людей целого столетия?
- Чего вы от меня хотите, Нид?
- Действий. Время идет, Доменик. Собирайте людей. Даже Верховный Совет
Мира еще не осведомлен в полной мере о том, что надвигается на Землю.
- У меня не хватит сил произнести это, не хватит сил...
- Хорошо, - сказал доктор Сэами. - Совету доложу я. Подите к себе и
отдохните, Доменик. На эти двадцать два дня нам потребуются все наши силы
и все наше мужество.
- Зачем? - устало спросил Неттлтон.
- Затем, чтобы Мануэль Рекуэрдос увидел то, что он должен увидеть, -
твердо проговорил Нид Сэами. - Увидел, даже если на Земле действительно не
останется ни одной бабочки, ни одной птицы, ни одной живой души.
- Вы хотите построить на этом месте прозрачный купол? А ласточки?
- Строить его ни к чему, это здание закрытого катка в Кабуле, и
ласточки действительно вьются у самой его вершины.
- За двадцать два дня его сюда не перенести.
- Ничего не надо переносить, Доменик. Ведь вслед за этим куполом
Рекуэрдос должен увидеть склон, усеянный рыжими маками, а еще через
столетие - космодром. Вы поняли меня, Доменик? Все это нужно отснять, и
точная аппаратура, которой не страшно излучение блуждающей туманности,
один раз в столетие, строго в рассчитанный миг, будет проектировать на
сферический экран, который мы должны успеть расположить в этом зале,
картины сказочного будущего Земли.
- Будущее для одного Рекуэрдоса...
- Будущее для пяти миллиардов людей, Доменик! Счастье, надежда и
спокойствие целого столетия.
- Нам понадобятся помощники, Нид.
- Я думаю, их будет достаточно.
- И съемочная аппаратура.
- Нам дадут лучшую.
- И каменистый склон, усеянный рыжими коротконогими маками.
- Найдем в Альпах и спечатаем с нашим дальним планом.
- И механическая игрушка, которую можно было бы выдать за многоопорного
кибера...
...Каменистый склон, усеянный рыжими коротконогими маками. Ни зала с
лиловыми пультами, ни хрустального купола. Склон пуст - исчезла белая
дорога, спускавшаяся к императорской вилле, исчезла и сама вилла,
располагавшаяся у подножия холма. И никаких следов разрушения - прошло
всего-навсего сто лет, руины простояли бы дольше. По всей вероятности,
здания просто перенесены в другое место, вот и трек на склоне - прошел
громадный гусеничный механизм. Неужели не осталось ни одного человека на
этом холме?
И тут откуда-то справа появилось кудрявое существо лет четырех,
спускавшееся по крутому склону самым естественным образом - на пятой
точке. Пестрые штанишки на лямочках, правая рука занята - на ладошке
большая виноградная улитка.
Девочка выпрямилась, поднесла свою находку к самому носу и подула на
темно-лиловый завиток.
Мануэль засмеялся. Надо было делать совсем не так, надо было попрыгать
на одной ноге и спеть магическую песенку:
Улитка, улитка, высуни рога -
Дам тебе хлеба, кусок пирога!
Но улитка оказалась на редкость некоммуникабельной, и каждый остался
при своем: девочка осторожно опустила ее на землю, а сама побежала дальше,
по склону пустого холма, и мелкие маки шлепали ее по голым ногам, не
доставая до коленок.
Пожалуй, впервые за все путешествие Рекуэрдос остро пожалел, что не
может выскочить из Машины, чтобы догнать этого беззаботного чертенка в
пестрых штанишках, безнадежно выпачканных травой. Мануэлю невольно
припомнились не очень-то симпатичные вундеркинды, коими в обилии населяли
наше будущее иные фантасты - сопливые вундеркинды, от горшка два вершка, а
уже берущие нетабличные интегралы и пристающие к прохожим со своим
оригинальным доказательством теоремы Ферма...
Он искренне жалел, что не может ринуться за этой девчушкой вниз по
склону; они бежали бы рядом, оставляя за собой две дорожки осыпавшихся
лепестков, а потом он показал бы ей одно из маленьких чудес, которые
взрослые между собой презрительно называют фокусами, и еще сказал бы ей,
что он добрый волшебник Рекуэрдос, и ему триста лет и двадцать четыре
года, и она поверила бы ему.
Но остановить Машину и выйти из нее было невозможно, и Мануэль, глянув
на указатель энергоподачи, понял, что аккумуляторов его хватит
только-только на один столетний перелет, и он бросил Машину в последний
прыжок, в последний поиск, и мир, завершивший его путешествие, был миром,
устремленным к звездам.
Насколько он понял, Машина оказалась где-то между стальными опорами
наблюдательной башни, устремленной высоко в небо и исчезающей за верхней
кромкой узкого иллюминатора. Крупноячеистая защитная сетка подрагивала
перед самым стеклом, а внизу, опоясывая подножие холма, замкнулось
огромное темно-синее кольцо, которое он в первый момент принял за морскую
воду.
Но это была не вода, а бетонное покрытие стартовой площадки космодрома,
от которой ежеминутно отрывались и плавно взмывали ввысь исполинские туши
каплеобразных кораблей. Они набирали высоту легко и беззвучно, но нетрудно
было угадать, какие вихри разрывают воздух на Пальма-да-Бало, потому что
массивная металлическая сеть трепетала и натягивалась, едва не касаясь
иллюминатора Машины. Корабли растворялись в плотной голубизне сивилийского
неба, и в этом месте, где они исчезали, несколько секунд спустя
развертывался, словно пунцовая гвоздика, стронциевый бутон стартовой
вспышки внепланетных двигателей.
Теперь Мануэлю стало ясно, почему в прошлом столетии обезлюдел этот
холм. Он готовился принять на себя тяжесть синего бетонного кольца, и
Рекуэрдос пожалел, что двинул верньер указателя времени назначения на
целые сто лет и пропустил такое великолепное зрелище, как строительство
космодрома будущего. Надо было прыгать два раза по пятьдесят, но теперь
было поздно сожалеть об этом, тем более что по ручным часам Рекуэрдоса
прошло уже более сорока минут.
Не надо жадничать. Ведь это всего-навсего пробный запуск, и там,
четыреста лет назад, на развалинах древней базилики, изнывая от нетерпения
и тревоги, ждет Викерзунд. Надо возвращаться. Ему и в голову не пришло,
что, преданный Брианом, он попадет прямехонько в лапы полиции, уже
оцепившей холм, - властям успели напомнить о том, что любые опыты по
перемещению во времени официально запрещены. До самого вечера он будет
разбирать свою Машину и грузить ее в самолет, и на рассвете этот самолет
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг