себя я проговаривал свою речь.
Было извлечено на свет заключение следствия, секретарь, вооружившись
очками, зачитал громким голосом мнение следственной бригады. Мнение было
однозначное: Я убил! Убил, будучи в ясном уме и полной памяти, то есть
осознавая свои преступные действия. В конце, правда, имелась приписка -
особое мнение следователя,- согласно этому мнению обвиняемый (то есть я)
страдает особой формой психического расстройства, не известного науке, но
весьма опасного. Это должно было смягчить мою участь, но по мне так лучше
бы этой приписки не было.
Затем повел свою партию обвинитель. Он подробно описал мои действия в день
накануне убийства (словно это что-то могло доказать или опровергнуть),
потом нарисовал мой психологический портрет - довольно мерзкого типа,
которому я бы не подал руки даже будучи пьяным,- после, используя
природную фантазию, нарисовал картину убийства мною двух беззащитных
людей. Рассказывал он так живо, что некоторые слушатели побледнели, а
когда он вытащил и помахал в воздухе окровавленным кухонным ножом, то две
или три женщины упали в обморок и возникла небольшая заминка.
Я спокойно слушал обличительную речь и иногда улыбался.
Потом выдвинулся вперёд адвокат.
- Я согласен со всем, что здесь говорилось,- сразу сообщил он, оглядывая
исподлобья зал,- но однако же хотел спросить уважаемого прокурора: -
каковы мотивы убийства? Ради чего обвиняемый убил двух человек, да ещё
своих хороших товарищей? Тут нет ограбления, нет ревности, нет давней
обиды и никакой другой причины. Также я спрашиваю: как объяснить столь
странное поведение убийцы? Почему после совершения столь чудовищного
преступления он идёт и ложится как ни в чем не бывало спать, а утром
запускает в дом полицейских и сам приводит их на место преступления? Прошу
также учесть заключение психолога, который характеризует подозреваемого
как уравновешенного человека, способного контролировать свои поступки и не
склонного к беспричинной жестокости.
- А на жестокость по причине он, стало быть, способен?- спросил с места
обвинитель.
- На жестокость по причине мы все способны,- ответил мрачно адвокат.
Мне понравился его ответ, и я стал слушать внимательно.
- Но оставим в стороне эмоции,- сказал защитник и сильно выпятил грудь,-
укажите мне!- попросил он неизвестно кого,- укажите мне хотя бы одну
улику, прямо показывающую на убийцу! Есть такие улики?..- спросил он, и
сам же себе ответил: - Нет, таких прямых улик нет! Никто не видел, как
обвиняемый наносил удары ножом своим жертвам, и никто, потому, не может
взять на себя смелость сказать, что он и есть кровавый убийца.
- А отпечатки пальцев на ноже?- снова спросил зловредный прокурор.
Защитник повернулся к нему.
- Этот нож бывал в руках у обвиняемого сотни раз. Естественно, что на нём
имеются отпечатки его пальцев. Я бы удивился, если бы их там не было. Вот
это действительно было бы странно.
- Скажите ещё, что вы бы удивились, если бы в кухне этого человека не было
двух трупов и что это было бы вам странно,- снова подал голос прокурор.
- Давайте не будем устраивать тут балаган,- проговорил защитник и
красноречиво посмотрел на председателя. Тот встрепенулся и, схватив
молоточек, постучал по прилавку, то есть, я хотел сказать, по столу.
- Протест принимается!- сказал он хрипло.- Я попрошу соблюдать тишину и не
мешать выступающему. Всем будет предоставлена возможность высказаться.
Адвокат продолжил. Речь его была длинна, но хороша. Я слушал её с
удовольствием и всё внимательнее присматривался к мрачноватому человеку,
вызвавшемуся неизвестно по какой причине защищать меня. В душе он, быть
может, и считал меня убийцей - я слишком хорошо это понял во время наших
продолжительных бесед,- но вот поди ж ты, теперь он меня защищает так,
будто я ему самый дорогой и близкий родственник. Что это?- изначальная
потребность в справедливости или страсть к противоречиям?.. Логика у
адвоката была железная. Никто ведь не видел, как я заносил нож,
следовательно, ничего определённого сказать нельзя. Он так и закончил свое
выступление:
- Невиновен! Говорю вам: этот человек невиновен.
Он пошёл на место под аплодисменты зала, хотя хлопали и не все. После него
заговорил криминалист. Были предъявлены фотографии места преступления, а
также - растерзанных, окровавленных тел. Я с интересом наблюдал реакцию
публики. Было забавно выражение отвращения и ужаса при виде этих
синтетических произведений будущего. Одно время, я знаю, возникло даже
такое искусство - кто сильнее шокирует народ; и там уж выдавали такие, я
прошу прощения, натюрморты, от которых у неподготовленного человека
запросто может случиться разрыв сердца. К счастью, данное направление
довольно быстро запретили, хотя, как всегда, были активные протесты против
"свободного проявления человеческого духа", но большинство решило: не
надо!- обойдёмся как-нибудь без этой ерунды. Но совсем уж обойтись не
получилось, и одно из проявлений данного искусства предстало теперь пред
очи моих современников. Ничто не проходит бесследно и не пропадает зря в
этом мире следствий и причин!..
- Подсудимый... Подсудимый!- услышал я и поднял голову.
Ко мне обращался председатель.
- Вы себя нормально чувствуете?- спросил он.
- Да, неплохо.
- Можете отвечать на вопросы?
- Да, могу, конечно могу.
- Тогда ответьте... Встаньте, пожалуйста!
Я встал.
- Скажите, вы согласны с выдвинутым против вас обвинением?
- Нет конечно! Я же объяснил, как всё было.
- Отвечайте - да или нет.
- Не согласен.
- То есть вы утверждаете, что вы не виновны?
- Да. То есть, нет, не виновен.
- Хорошо,- кивнул председатель.- Есть у вас претензии к следствию?
- В каком смысле?
- Ну вы удовлетворены ходом расследования вашего дела?
- Да как же я могу быть удовлетворён, когда...
- Отвечайте "да" или "нет".
- Не удовлетворён.
- Что именно вас не удовлетворяет?
Я смотрел на председателя и читал у него на лице смертельную усталость.
"Почему он не бросит это занятие?- спрашивал я себя.- Сидел бы дома, пил
чай с вареньем и слушал вечерние новости."
- Подсудимый, вы поняли вопрос?
- Да, понял. Вы спросили - что меня не удовлетворяет в проведенном
расследовании.
- Правильно. Так что же вас не удовлетворяет?
- Я даже не знаю, как выразить...- проговорил я с сомнением.- Я имел в
виду не какие-то частности, а именно результат следствия.
- То есть вам не нравится, что следствие признало вас виновным в убийстве?
- Да.
- Других причин для недовольства у вас нет?
- Других нет.
- Хорошо, садитесь,- кивнул он и отвернулся.
- Но позвольте, я бы хотел объяснить!- воскликнул я.
- Вам будет представлена такая возможность,- парировал председатель, и я
вынужден был сесть. Моё историческое заявление откладывалось.
Незаметно пролетели два часа, и был объявлен обеденный перерыв. Публика
дружно поднялась и, мигом повеселев, задвигалась к выходу, я тоже
задвигался, правда другим путем. Судьи нашли третью дверь, и зал заседаний
скоро опустел.
Первым после перерыва взял слово обвинитель. Его словно подменили - он
метал громы и молнии!
- Этот изверг,- взвизгивал он, показывая на меня пальцем,- достоин самой
суровой участи за своё чудовищное преступление! Он хладнокровно и
обдуманно убил двух своих друзей, и цинизм, с которым это было совершено и
с которым он вёл себя всё это время - не имеет примеров в мировой
практике!- (Ну, насчёт мировой практики он загнул, а в целом говорил
весьма убедительно - так, как и должен говорить прокурор.) - Обратите
внимание на то, как он заметает следы. После чудовищной расправы над
своими друзьями он не бежит стремглав с места преступления, нет, отнюдь!
Его выдержке мог бы позавидовать сам дьявол!- он, даже не смыв кровь со
своих рук, идёт в спальню и ложится спать. Поступок неслыханный и, он
считал, обеспечивающий ему алиби. Но мало этого! Утром же, когда приезжает
милиция, он разыгрывает полную невинность и сам приводит блюстителей
порядка на место трагедии, всем своим видом показывая удивление и испуг от
открывшейся картины.
- Я не показывал испуг,- сказал я, не вставая.
- Прошу не перебивать меня!- закричал обвинитель и схватился двумя руками
за перегородку, словно удерживая себя от решающего броска.
Я сделал знак рукой: дескать, будь спокоен, больше не потревожу,- и
прокурор продолжил:
- После ареста, под давлением неопровержимых улик, обвиняемый, этот
хладнокровный убийца, выдумывает новую и совершенно фантастическую версию,
очевидно полагая, что его сочтут сумасшедшим. Но все его выдумки,
естественно, рассыпаются при ближайшем рассмотрении, и остаются голые
факты: два трупа, убийца и орудие убийства. А в отношении мотивов
преступления я могу ответить очень просто: по статистике около сорока
процентов преступлений во всём мире являются безмотивными, то есть
совершенными под влиянием моментально возникших причин, которые невозможно
заранее предсказать, так же как невозможно их назвать впоследствии.
Посудите сами - трое мужчин сомнительного поведения собираются вместе и
распивают спиртные напитки. Вполне естественно, что у них могла вспыхнуть
ссора... по любому пустяку - вы ведь знаете этих головорезов!- (Тут он
погорячился - головорезы мы или нет - он знать никак не мог,- но я не стал
его поправлять.) - И вот, находящийся здесь человек, этот монстр в обличье
человека, хватает кухонный нож и расправляется со своими приятелями,
разделывает их словно свиные туши! Вот каково истинное лицо находящегося
перед вами субъекта, уважаемые присяжные заседатели. И что бы он теперь ни
говорил, и какие бы аргументы не выискивала защита - факты говорят сами за
себя!- никогда ещё в нашем городе не совершалось столь чудовищное и
циничное преступление! Убийца должен быть примерно наказан.
Наконец он сел, и все облегчённо вздохнули - немало есть таких людей, при
виде которых непроизвольно затрудняется дыхание.
Я помахал рукой, стараясь привлечь внимание председателя.
- Могу я ответить на некоторые пункты обвинения?
Председатель недовольно обернулся.
- Я же сказал, что вам будет предоставлена такая возможность, в свое
время.
Снова вышел к трибуне защитник. Разбирательство пошло на второй виток.
Защитник повторил в общих чертах своё начальное выступление, лейтмотивом
которого было: невиновен, если нет прямых улик!
Обнаружились свидетели - соседи, видевшие входящих в мой дом двух мужчин
накануне убийства. Была описана с удивительной точностью их одежда,
походка и интонация, с которой были обронены несколько реплик по дороге от
калитки до входной двери. Другие соседи видели свет в кухонном окне и тени
троих человек, тени размахивали руками, так, словно о чем-то горячо
спорили и вот-вот схватятся. Об этом же сказал буфетчик из пивной,
гулявший заполночь мимо моего дома. Но никто не видел, чтобы двое мужчин
выходили из дому, хотя одна старушка и подтвердила, что как будто слышала
звук отъезжающей машины примерно около часу ночи. Но кто был в этой
машине, и вообще, ехала ли она от дома, или к дому, или просто
притормозила, проезжая мимо по шоссе,- этого нельзя было в точности
установить.
Я слушал эту болтовню с благодушным видом, как слушают лепет детей,
которые сами не понимают, что говорят.
Заседание закончилось перепалкой между прокурором и защитником. Первый
обвинял второго в незнании уголовного кодекса, а тот в ответ называл его
формалистом, который в угоду букве закона (но не его духу!) готов
отправить человека на смерть. Я пытался с места примирить их, но это
сделал за меня председатель, стукнув изо всей силы молотком по столу и
объявив слушание первого дня законченным.
Воротившись в свою камеру, я не стал, как обычно, читать, а сразу после
ужина лёг спать. Меня ожидало нешуточное выступление на следующий день, и
я не принял даже адвоката, желавшего убедить меня в чём-то важном. Но что
он мог мне сообщить?- когда он сам не верил в мою невиновность и дело
представлялось ему чем-то вроде соревнования, в котором он должен
продемонстрировать свою адвокатскую выучку и явить природные способности и
задатки. Естественно, что я его проигнорировал, и был безусловно прав.
Далее я пропускаю ряд несущественных событий второго дня вроде выступлений
прокурора и председателя, равно как и остроумные ответы защитника, а
перехожу сразу к изложению своей исторической речи.
Это произошло после обеда, когда публика стала уставать, и присяжные
несколько расслабились и начали переговариваться вполголоса о каких-то
своих делах. Общее мнение было к этому моменту практически сформировано, и
вряд ли стоит говорить, в какую сторону оно наклонялось. Вполне понятно -
все были уверены, что я и есть убийца,- этому не могли помешать даже
страстные речи адвоката, которым все про себя восхищались, но это было
сродни восхищению ловкостью карточного шулера, способного вытащить карту
заданной масти из кармана вашего пиджака. Я так думаю, что у этого парня
неплохое будущее на избранной им стезе, чего, конечно, не скажешь про
меня.
Когда председатель предоставил мне слово (последнее слово перед вынесением
приговора), я первым делом поинтересовался:
- Сколько минут в моём распоряжении?
На это председатель состроил неопределённую мину и заявил, что согласно
регламента время моего выступления не ограничено, но что он надеется на
моё благоразумие и что я не злоупотреблю терпением высокого суда.
Я сказал: "Хорошо!" - и начал выступление.
- Уважаемый председатель! Вы!- уважаемые присяжные заседатели, а также мой
защитник и прокурор. Простите, но я обращаюсь не к вам!- Сказав это, я
демонстративно повернулся к залу, который сразу встрепенулся и удвоил своё
внимание. Мне только этого и надо было. Главным образом меня интересовали
газетчики, неизменно падкие на сенсации, которыми они в основном и
кормятся.- Для вас я говорю, дорогие мои сограждане!- загремел я на весь
зал, потрясая кулаками над головой.
- Нельзя ли обойтись без эффектов?- спросил председатель.
- Можно,- ответил я небрежно и не удостаивая его взглядом.- Наберитесь,
пожалуйста, терпения, я вас тут долго слушал!
Председатель крякнул с досады и провернулся на стуле, прокурор глянул на
меня петухом, присяжные перестали обсуждать насущные проблемы.
- Всё, о чём я вас прошу - это выслушать меня,- сказал я уже спокойнее.- Я
говорю в первый и в последний раз.
Ответом мне было полное внимание.
- Дело, которое здесь рассматривается - не есть обычное дело. В
продолжении всего следствия я пытался доказать его необычность, или даже
неслыханность, но безуспешно. Мне не поверили, и вы сейчас мне не верите
тоже, потому что разум отказывается принимать всё необычное и выходящее за
рамки представлений. Чтобы доказать необычное, нужно явить какое-нибудь
чудо!- но пока что никакого чуда не произошло, и вы мне не верите. Я это
очень понимаю и не обвиняю вас, вы таковы, каковы все люди. Но наберитесь
терпения - чудо всё-таки произойдет, оно произойдет здесь, пред вашими
глазами, как только я закончу говорить,- и тогда вы поверите мне, тогда вы
задумаетесь над тем, что я вам сейчас сообщу!- Я остановился перевести дух
и обвёл взглядом притихший зал. На меня были устремлены сотни взглядов,
слова мои записывались на магнитную ленту, облик мой запечатлёвывался
кинокамерами для потомков. Я остался доволен таким вниманием - давно
замечено, что чем необычнее речи, чем страннее произносимые слова, тем
уважительнее аудитория относится к оратору.
- Я позволю сказать несколько слов о себе, чтобы понятнее были некоторые
мои поступки,- продолжил я.- Я родился в одна тысяча девятьсот
шестидесятом году от рождества Христова, то есть тридцать шесть лет назад,
но мне сейчас ровно сорок два года, если считать все прожитые мною месяцы
и дни!- (Аудитория зашевелилась.) - Объяснить такое несоответствие
довольно просто: в период с девяностого по девяносто пятый год я совершил
несколько перемещений во времени в будущее, где провёл в общей сложности
шесть лет. Я прожил эти годы в двадцать пятом веке, то есть через
четыреста с лишним лет, считая от этого дня.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг