имена. Так что получается, что никуда ваши приятели от вас ночью не
уезжали и уехать не могли!- Он набрал в грудь воздуха и заговорил вдруг
каким-то особенным - (проникновенным?) - голосом: - Скажите, из-за чего вы
повздорили?
Я отвернулся. Все мои объяснения разбивались подобно морским волнам,
ударяющим в неподвижный валун на берегу. Можно хоть тысячу лет яриться и
пениться морю, хлестать и хлестать изо дня в день в гладкую поверхность и
ничего ровным счётом не добиться. На то он и валун!
- Я могу лишь повторить сказанное: эти люди, которых нашли в моем доме, на
самом деле людьми не являются.
- А одежда, документы?
- Всё заранее подстроено! Я же вам говорю: возьмите на анализ кровь! Или
любую ткань - и сразу всё станет ясно.
Следователь поморгал глазами, вздохнул раза два и подвинул мне протокол:
- Прочитайте и распишитесь.
Я взял ручку и без задержки, как и в прошлый раз, поставил в нижнем углу
размашистую подпись.
- Всё это лишнее,- произнёс я устало.
- Не скажите,- отозвался следователь.
Мы одновременно поднялись.
- По-видимому, сегодня будет произведен следственный эксперимент,- сказал
он.- Так что будьте к этому готовы.
- Я всегда готов,- буркнул я, покидая комнату дознания.
Однако к визиту адвоката, назначенного для моей защиты, я оказался не
подготовлен. Он заявился перед обедом, и я всё время нервничал - не
останусь ли я в результате нашей беседы с пустым желудком.
Адвокат мне с первого взгляда не понравился, да и я ему тоже понравился не
очень, потому как сразу дал понять, что мне не нужны никакие адвокаты и я
не нуждаюсь ни в чьей защите. (Я вообще плохо понимаю людей, берущихся
защищать убийц. Ладно ещё, когда убивают по неосторожности или в состоянии
так называемого аффекта, а вот когда делают это обдуманно, да ещё с
изощренной жестокостью - таких я бы давил на месте.)
- Вы напрасно тратите время!- заявил я адвокату - довольно молодому
мужчине, лет тридцати, среднего роста и очень серьёзному, что ему
совершенно не шло.
- Хотите вы этого или нет, но согласно закона, у вас должен быть
общественный защитник. Поверьте, это делается в ваших же интересах!
- Да я верю,- сказал я уже потише.- Просто зря это всё.
- Я так не думаю,- сказал адвокат и раскрыл свою папку.
Последовали привычные вопросы: как моя фамилия, да сколько мне лет, да где
я родился, да чему учился и чем занимался в последнее время и тому
подобный вздор. Примирившись с неизбежностью и желая поскорее отделаться
от бесполезного для меня человека, я стал рассказывать, в который уже раз,
грустную историю своей жизни. Я сильно старался и уложился в четверть
часа.
Исписав целых пять страниц, адвокат отложил листы в сторону и спросил
доверительно:
- Скажите честно, только мне (ведь я ваш адвокат, я должен знать истину!):
это вы убили этих людей?
Тут я задумался - стоит ли тратить попусту слова?- и ответил примерно так:
- Нет, не я.
- А кто?
- Мне уже надоело отвечать на подобные вопросы,- проговорил я.- Неужели вы
думаете, что я вам скажу что-то особенное?
- Признаться, я надеялся на вашу откровенность,- произнёс он очень
серьёзно,- ведь, всё-таки, я ваш защитник.
- Хорош защитник,- вырвалось у меня,- сам считает меня убийцей, и говорит
при этом, что он мой защитник. Иди лучше жену свою защищай от хулиганов!-
Сам не знаю - зачем я это сказал? Но уж такое у меня свойство: если
человек мне не нравится, то я никак не могу скрыть своей неприязни.
Впрочем, обратное так же справедливо.
Но чем хороши флегматичные люди - их чрезвычайно трудно вывести из себя,-
поэтому мой оппонент нисколько не обиделся, по крайней мере, не выказал
явной обиды, а продолжил беседу в ровном ключе.
- Следовательно, вы не знаете, кто убил этих людей?
- Да не убивал их никто, понимаете? Не убивал! Потому что это вовсе не
люди. Сколько можно повторять.
- Ну хорошо, а эти, ваши гости, которые были у вас накануне вечером, куда
они делись?
Я поднёс руки к лицу и потер с силой глаза.
- Я что-то не пойму: вы адвокат или кто?
- Адвокат!
- Вы меня защищать собрались?
- Да.
- Тогда зачем все эти вопросы?
- Как зачем?
- Чего вы хотите от меня добиться?
- В каком смысле?
- Ну для чего вы со мной сейчас говорите?
Адвокат призадумался.
- Простите, я чего-то вас не пойму.
- А я вас,- отрезал я, и мы замолчали. Но молчание длилось недолго.
Адвокат вздохнул, поправил воротник и... поехал на второй круг.
- И всё же я вынужден повторить свой вопрос,- сказал он.
Тогда я тоже вздохнул и говорю:
- В таком случае я вынужден буду повторить свой ответ...
Примерно через полчаса адвокат ушёл, и я перевёл дух, и, вместе,
призадумался: судя по всему, положение моё было безнадёжным - мне не верил
никто, и даже адвокат, призванный меня защищать. Хотя, рассуждая здраво,
трудно было ожидать другой реакции,- это я в глубине души понимал, потому
что был в глубине души здравомыслящим человеком. И вся надежда теперь у
меня была на пресловутый анализ крови. Это могло быть единственное
объективное доказательство правдивости моих слов.
После обеда, как и обещал следователь, меня повезли на следственный
эксперимент. Я пробовал было отказаться, но без малейшего успеха. Пришлось
подчиниться.
Вообще, эксперимент выглядел довольно идиотично. Вот меня втолкнули в мой
собственный дом, стали водить по комнатам и показывать всё, словно я был
покупатель, а они продавцы, потом завели на кухню и усадили за стол.
Начали спрашивать: на каких стульях сидели мои гости, в каких позах, лицом
ко мне или боком, кто как облокотился на стол или плечом на подоконник, да
чем занимались - курили или держали стаканы в руках; после мне пришлось в
лицах изображать наш разговор, что было уже не так скучно, поскольку
память у меня неплохая, и я так увлёкся, что экспериментаторам пришлось
меня останавливать. Мы разговаривали в тот вечер, кстати, о будущем
двадцать пятом веке, в который предстояло вернуться моим товарищам и в
который ни за что не хотел возвращаться я сам. Надо сказать, что будущее
мы ругали, поначалу довольно вяло, а потом, после третьего стакана,
разошлись и кричали довольно громко, так что с улицы действительно можно
было решить, что в доме разгорелся скандал. Сильнее других ругался я.
Может, потому, что я пробыл в двадцать пятом веке дольше своих гостей?
- Знаете,- обратился я к сопровождавшим меня лицам,- этот двадцать пятый
век - это такое дерьмо! Ни за что не соглашайтесь, если вам его предложат,
а только в крайнем случае.
Но совет пролетел мимо ушей, присутствующие сделали вид, что не
расслышали.
Потом меня поводили ещё по двору, по зеленой травке, затем посадили в
машину и доставили обратно в тюрьму.
Так закончился второй день моей временной изоляции от общества.
Дальнейшие события не очень интересны, потому что всё крутилось вокруг
одного: зачем убил, да как это произошло. Мои объяснения также не
отличались разнообразием. Я упорно твердил: я - не убийца, трупы - не
трупы, друзья улетели, а я - остался. Правда, отстаивать свою версию было
мне всё труднее; особенно осложнилось моё положение на пятый день, когда
стали известны результаты анатомического вскрытия и анализов крови, на
которые я с такой настойчивостью напирал. В тот день следователь пришел на
допрос в приподнятом настроении и смотрел на меня так, словно у меня был
день рождения, а он приготовил мне исключительный по стоимости подарок.
Когда я узнал причину его радости, мне стало очень грустно!- до чего же
любят у нас радоваться чужому неуспеху.
- Извольте прочитать,- протянул он мне какую-то бумажку, всю исписанную.
- Что это?
- Читайте, там написано!
Я стал читать. Это было заключение судмедэксперта - очень длинное, на двух
оборотах листа,- с перечислением повреждений, переломов и ушибов, с
констатацией причины и времени смерти и с описанием множества
общефизических показателей. В конце сообщался состав крови, говорилось,
что у обоих погибших была кровь второй группы, резус положительный, и что
кровь именно такой группы была обнаружена на халате у подозреваемого, то
есть у меня.
- Вот так да!- молвил я, отодвигая заключение в сторону.
- Выходит, что они уже и кровь научились имитировать?
- Кто - они?
Я не ответил. Потому что уже устал.
Ходил ко мне как на службу каждый день вечно чем-то озабоченный адвокат,
всё пытался найти смягчающие вину обстоятельства. Я только посмеивался,
хотя, конечно, всё это было в высшей степени не смешно. Не то что бы мне
не нравилась тюрьма, или пища, или обхождение (попутно замечу, что
подобного уважительного к себе отношения я не испытывал отродясь, и это
странно само по себе; тема эта заслуживает отдельного и обстоятельного
разговора - но это как-нибудь в другой раз). Обидно было, что мне не
верят, что я не могу доказать свою невиновность. А я должен был
оправдаться, чтобы мне поверили все! Ведь в самом деле, пока есть на свете
хотя бы один человек, искренне считающий вас подлецом,- счастье ваше не
полно, оно не может быть полным. Скажу больше: даже если такого человек и
нет, то есть он был, но умер по неизвестной причине, исчез, растворился -
это ровным счетом ничего не меняет. Поэтому я стремился, несмотря ни на
что, доказать свою невиновность. Так уж я устроен. Так мы все устроены.
Проверяли меня ещё на детекторе лжи. Примитивнейшая штука, должен сказать.
Какой дурак её придумал? Известно немало случаев, когда невинных людей
осуждали на казнь исключительно благодаря показаниям детектора лжи. Потом,
правда, в конституцию ввели соответствующую поправку, ограничивающую
могущество всемогущего детектора, но и всё равно - соблазн проверки на
непонятной электронной машине так велик, что ни один следователь не в
силах был от него отказаться. А я согласился на проверку в своих целях -
продемонстрировать полную её бесполезность или даже вредность. Это
довольно интересно, поэтому остановлюсь на этом подробнее.
Меня усадили в кресло, замотали электрическими проводами руки и грудь,
надели на голову обруч и наставили в глазницы яркий свет. Я знал, что все
вопросы прогоняются два раза - для пущей убедительности,- и решил отвечать
сначала так, а потом эдак,- пускай потом разбираются. Обмануть детектор
лжи несложно: эта штука определяет вашу искренность, измеряя потенциалы в
разных точках тела. Идея сама по себе до безобразия проста! В основу её
положен тот факт, что человек, когда он говорит неправду,- совершает некое
насилие над собственной психикой, и насилие это имеет вполне заметные
следы в виде учащенного сердечного биения, покраснения или побледнения
щёк, а также изменения проводимости участков тела, вызванных такой
банальной причиной, как выделение пота вследствие излишнего волнения. А
вот когда человек говорит правду, никакого волнения нет и в помине, потому
что нет насилия над собой, не надо ничего придумывать, изворачиваться и
быть готовым каждую секунду к подвоху, потому что никакие подвохи в таком
случае отвечающему не страшны. Но однако, есть такие впечатлительные
натуры, наделенные избыточной фантазией, которые вдруг начинают думать,
что они и в самом деле могли бы совершить преступление, в котором их
обвиняют, они начинают смотреть сами на себя глазами обвинителей и вдруг
понимают - где они могут быть неискренними и в котором месте их могут
поймать на лжи. И они начинают опасаться, в силу своей мнительности, что
им могут не поверить - не поверить именно в том месте, когда они
действительно могут солгать и где у них нет стопроцентного алиби. Как раз
осознание подобной возможности заставляет учащенно биться сердце, бледнеть
и краснеть лицо, и изменяться проводимости различных участков тела. Всё
это объективно выявляет электронная машина - и пожалуйста, готов
преступник, вина его объективно доказана, спасенья нет!
Я, может, не совсем корректно изложил существо дела, но в основе своей оно
обстоит именно так. Опытные преступники, кстати говоря, всё это отлично
знают и умеют пользоваться - будь здоров! Не зря детектор лжи был запрещён
в ... Впрочем, это к настоящему рассказу не относится.
Итак, пользуясь своими познаниями и навыками, я старательно ответил на
заданные мне вопросы и отправился в камеру, заранее предвкушая результат.
Пересказывать сами вопросы не имеет смысла, потому что они повторяли одно
и то же, о чём меня спрашивали все эти дни, а кроме того, формулировались
так, будто испытуемый - недотёпа, дегенерат или что-то в этом роде.
Однако результатов тестирования мне не сообщили. Единственно, я заметил,
что следователь на другой день поглядывал на меня как-то странно, словно
бы с испугом. А когда я поинтересовался - что показала проверка, он
смутился и не нашёлся, что ответить. Что-то забормотал себе под нос, так
что я ничего не понял. Вернее понял одно: детектор лжи только добавил
путаницы в это дело.
Когда мне объявили, что суд назначен на такое-то число, я понял, что
карта моя бита - оправдаться мне не удалось. Но я не посчитал игру
законченной и решил принести хотя бы некоторую пользу всем этим людям -
моим современникам. Пусть я останусь в их глазах преступником, однако,
прежде чем я исчезну, я должен открыть им глаза на некоторые вещи. У меня
будет последнее слово на суде, и я решил дождаться этого мгновения. Хотя я
и понимал, что речи мои вряд ли понравятся слушателям, но долг чести, если
позволено будет мне так выразиться, требовал от меня активного действия, я
должен был сделать предупреждение человечеству!
Суд состоялся ровно через три недели после моего ареста. Войдя в зал
слушаний, я увидел тьму народу. Надо полагать, случай этот получил широкую
огласку, да и немудрено!- двойное убийство, плюс такой необыкновеннейший
преступник - для провинциального городка это есть настоящий спектакль,
благо, никто из местных жителей не погиб от руки маньяка. Я насчитал, пока
шёл по проходу, два десятка фоторепортёров, трое или четверо держали на
плече кинокамеру и ловили меня в объектив, остальные гипнотизировали меня
взглядом, безуспешно пытаясь проникнуть в мою гадкую душу. Я зашел в
крохотное пространство, напоминающее древнегреческий балкончик - размером
полметра на метр - и сел на крепкую деревянную скамью. По бокам встали по
стойке смирно два охранника, я окинул их взглядом и остался доволен. Потом
я стал смотреть в зал, пытаясь, в свою очередь, проникнуть в мысли
смотревших на меня людей. "Смогу ли я убедить их в чём-нибудь?" -
спрашивал я себя, и не получал утвердительного ответа. Я был для них
чужой, они смотрели на меня как на некое кошмарное чудо, или -
психологический казус, ошибку природы ли, жестокий просчёт родителей... Но
ни в коем случае - не на как обычного гражданина, имеющего сказать им всем
что-то чрезвычайно важное.
Большинство публики составляли мужчины, однако попадались и женщины;
привлекла моё внимание красивая дама в первом ряду, она неотрывно смотрела
на меня, и взгляд её был такой скорбный, будто она присутствовала на
похоронах дорогого ей человека. А может, она ненавидела меня всей душой -
внешность часто бывает обманчива.
Наконец все расселись, вгромоздились на стулья присяжные заседатели -
тринадцать разновозрастных граждан города,- поместился на лобном месте
престарелый председатель в своей трагической мантии, а на скамье сбоку -
адвокат; за конторкой у прямоугольного окна встал стоймя суровый
обвинитель.
Суд начался! Взялся говорить судебный секретарь и коротко сообщил о
готовности дела к слушанию, поведал о том, что все процессуальные нормы
соблюдены и, дескать, всё в полном порядке - подсудимый налицо, следствие
проведено в положенный срок и никаких причин оттягивать судебное
разбирательство нет.
Потом взял слово председатель - пожилой мужик с отёчным лицом,- он
напомнил присутствующим существо разбираемого вопроса, мотнул головой в
сторону присяжных, адвоката и обвинителя, кивнул также на меня и объявил
заседание открытым. Все одновременно поднялись и выслушали с
торжественными лицами государственный гимн. Некоторые, я заметил, закатили
под череп глаза и пытались подпевать. Потом все сели, и я сел тоже. Про
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг