Я пожал плечами.
- Нормально...
Профессор пытливо поглядел на меня.
- Так-так, оч-чень рад за вас. Сейчас придет мой помощник, и мы отправимся
в лабораторию.- Он задрал рукав на левом запястье и прищурился: - Что-то
он задерживается...
Я нерешительно кашлянул.
- Профессор, я вчера не спросил у вас, как-то забыл. Скажите, а от чего вы
будете меня это... излечивать? То есть я, может быть, неточно выразился, я
имел в виду: в чем будет состоять коррекция? Все-таки хотелось бы знать. А
то как-то...
- Да нет,- с готовностью подхватил профессор,- здесь нет никакой тайны, мы
все делаем открыто. Это даже хорошо, что вы спросили - теперь в работу
включатся волевые центры, и дело пойдет быстрее. Я и сам хотел поговорить
об этом.
В эту минуту в комнату вошел помощник - давешний неулыбчивый ассистент.
- У нас все готово,- сообщил он, мимоходом кивнув мне.- Можно начинать.
- Да, мы сейчас,- ответил профессор,- ты присядь пока.
Помощник сел чуть поодаль.
- Значит, дело обстоит следующим образом, уважаемый пилот экстракласса,-
начал объяснение профессор.- На протяжении нескольких последних лет мы
наблюдаем устойчивую и весьма неблагоприятную тенденцию в реакциях
подкорки вашего головного мозга. Развивается электрическая блокада
эмоциональных центров, и, как следствие, общее снижение реакционной
способности нервной системы. Я думаю, не надо объяснять, что это значит!
Я кивнул: действительно, снижение реакционной способности нервной системы
было вполне прозрачно в своей пугающей сути.
Профессор продолжил:
- Помимо общего снижения эмоционального фона, мы наблюдаем ухудшение
практически всех нейрофизиологических параметров организма. И я повторяю:
страшны не результаты сами по себе, а страшна динамика, которая неизбежно
приведет в самом скором времени к весьма плачевным результатам. Через
несколько лет вы не только не сможете управлять космическим кораблем, но,
я боюсь, будете нуждаться во врачебной помощи. Да-да,- подтвердил он,
заметив мое недоумение,- дело обстоит именно так. Вашему руководству я не
стал говорить об этом, а вам сообщаю, чтобы вы осознали всю серьезность
положения. И теперь самое время провести корректирующее воздействие.
- Но погодите!- воскликнул я.- Почему это все происходит? В чем причина? У
меня что, мозг так неудачно устроен, что в нем развиваются подобные
тенденции? Или я склонен к шизофрении? Ведь я прошел совершенно
невероятный отбор при поступлении в летную академию, вы же должны знать,
что туда принимают одного из тысячи! Как же это согласуется с вашими
словами?
- Дорогой мой,- похлопал он ладонью по моей руке.- Мозг ваш устроен
превосходно. Я смотрел ваши характеристики на момент выпуска из академии и
скажу честно: читал и радовался. Такие показатели я видел всего два раза
за всю свою жизнь. И не мог тогда предположить, что когда-нибудь мне
придется принимать вас в качестве своего пациента.
- Так в чем же дело?- спросил я.- Как это все объяснить?
Профессор снял свои очки в золотой оправе, вытащил платочек из нагрудного
кармана и стал протирать стекла.
- А объяснение очень простое,- произнес он, рассматривая стекла на свет.-
Мы все можем объяснить, с этим как раз проблем никаких нет.- Он надел очки
и положил руки на стол перед собой.
- Ну так расскажите!
- Хорошо,- сказал профессор.
- Яков Михалыч,- произнес обеспокоенно помощник,- у нас время ограничено.
В пять часов консилиум.
- Да, я помню,- кивнул он,- но это не займет много времени. Тем более
случай у нас довольно необычный. Необычен сам эффект. Я, например,
сталкиваюсь с таким впервые.
Я не вполне его понял, но решил не задавать пока вопросов.
Профессор вдруг переменился в лице.
- Скажите, вы часто вспоминаете тот полет к Юпитеру в двадцать шестом году?
Я вздрогнул. Помню ли я? Двенадцать лет прошло, а кажется, будто это было
вчера.
- Да,- сказал я,- вспоминаю. В том рейсе погибла моя жена. Из-за меня.
- Вот-вот,- неожиданно обрадовался профессор,- все так, как я говорил.
- Что говорил?- переспросил я.
- У вас, дорогой мой, сформировался комплекс вины. Вы вините себя в гибели
своей жены, и это все объясняет.
- Что объясняет?- Разговор неожиданно принял довольно неприятное для меня
направление.- При чем тут двадцать шестой год?- спросил я, непроизвольно
напрягаясь.
- Двадцать шестой год тут при том,- заговорил старик,- что именно с этого
времени у вас отмечены заторможенные реакции и, судя по всему, тогда и
начала образовываться зона блокады правой лобной доли мозга.
- Так "тогда" или "судя по всему"?
- Тогда, именно тогда!- утвердил профессор.- А "судя по всему" я сказал в
том смысле, что зона эта не могла образоваться в одночасье, и невозможно
отделить границу: вот вчера этой зоны не было, а сегодня она уже есть. Она
и до сих пор развивается, захватывает новые области, блокирует связи,
повышает свою электрическую активность.
- Яков Михалыч!- снова подал голос помощник.
- Все-все, мы уже идем,- сказал профессор и поднялся.- Ну что, есть еще
вопросы?- проговорил он таким тоном, как если б сказал: "Ну ладно,
достаточно болтать, следуйте за мной!"
Я тоже поднялся.
- Да,- отвечаю,- есть вопросы, как минимум один.
- Ну хорошо, давайте.
- Я, собственно, одно хочу знать: каким образом вы намереваетесь меня
лечить?
- Как каким образом?- переспросил профессор.- Я же объясняю: проведем
психокоррекцию и снимем нежелательные рефлексы.
- Я не об этом спрашиваю, а хотел бы узнать, что вы подразумеваете под
психокоррекцией в конкретном случае и как намереваетесь бороться с
блокадной зоной в моей голове.
- Что значит как?- поднял брови профессор.- Нанесем на поверхность мозга
заданный рисунок, негативные связи блокируем, и наоборот - создадим новые,
позитивные. Вы знакомы с теорией условных и безусловных рефлексов Павлова?
- Знаком,- поспешно ответил я, зацепившись за одну мысль и стараясь ее не
упустить.- Но объясните, пожалуйста, что это значит - блокируем негативные
связи?
- И создадим новые позитивные!- дополнил профессор.
- Вот-вот,- заторопился я,- как это будет выглядеть на деле, то есть я
хотел спросить, изменится ли что-нибудь в моем поведении и в
мироощущении?- подобрал я в последний момент более-менее подходящее слово.
- Конечно, изменится!- вскричал профессор.- Вы станете спокойнее,
увереннее в себе, перестанете изводить себя неприятными воспоминаниями,
одним словом, войдете в норму и заживете нормальной полноценной жизнью.
- Выходит, сейчас я не живу нормальной и полноценной жизнью?
- А вы как сами считаете?
- Я считаю, что у меня все хорошо.
- В самом деле?- не стал скрывать своего удивления профессор.- Вам
нравится жить одному, самому готовить себе пищу и общаться с миром
посредством телеэкрана? Почему вы до сих пор один? Почему у вас нет семьи,
детей?
- При чем тут это?
- Да тут все при чем! Все здесь играет роль! Все в нашей жизни
взаимосвязано, и можем ли мы, подумайте сами, доверять человеку с
ненормальной психикой сложнейший космический корабль и жизнь сотен людей?
Можем ли мы положиться в экстремальной ситуации на человека, который
изводит себя несуществующей виной, весь сидит в прошлом и живет в мире
фантомов?
- Но я не сижу в прошлом!
- А почему вы тогда до сих пор один? Здоровый красивый мужчина, в самом
расцвете, к тому же пилот экстракласса. Можете вы это объяснить?
- Я еще раз вам говорю, что моя личная жизнь никого не касается.
- А я вам говорю, что у командира экстракласса нет ничего такого, что не
отражалось бы самым непосредственным образом на его служебной
деятельности, и в первую очередь это относится к так называемой личной
жизни.- Как-то незаметно мы перешли на повышенные тона. Мы стояли друг
против друга, и я уже не видел на сморщенном профессорском лице ласковой
улыбки. Теперь там было что-то другое.
- Так я не понимаю,- проговорил я по возможности ровно,- вы что, хотите,
чтобы я женился?
- Не в этом дело.
- А в чем?
- Необходимо убрать негативные реакции из вашего мозга, обеспечив ему
нормальное функционирование.
- Тогда я снова спрашиваю: что конкретно вы подразумеваете под негативными
реакциями и как такое вмешательство отразится на моей жизни?
Профессор отступил на шаг и оглядел меня с ног до головы так, словно
заметил во мне нечто такое, чего он раньше не замечал и что я тщательно
скрывал, а теперь ненароком выказал.
- Хм!- сказал он.- Никак не предполагал, что вы... такой!
- Дорогой профессор,- улыбнулся я той самой улыбкой, которую
демонстрировал он мне накануне и сегодня почти до последней минуты.-
Дорогой профессор,- произнес я самым обескураживающим тоном,- шаг, на
который вы меня толкаете, достаточно серьезен, чтобы сделать его
сознательно, не будучи уверенным в благоприятном исходе.
После того, как я проговорил такую замысловатую фразу, с минуту
сохранялось молчание. Наконец профессор обрел дар речи:
- Вы что, издеваетесь надо мной?
- Я?.. Над вами?!
- Скажите одно: вы согласны на психокоррекцию?
- Я не могу так сразу...
- Да или нет?
- Нет.
- Так вы отказываетесь?- вскричал профессор в сильном волнении.
- Я же вам объясняю,- попытался сгладить я неприятный эффект последней
своей реплики,- что мне хочется прежде знать последствия данной операции,
конкретно: каким образом изменится мое самочувствие и мое отношение к
прошлому, к событиям двадцать шестого года?
Надо отдать должное, профессор сумел взять себя в руки, во всяком случае,
он не выгнал меня сразу, а предпринял еще одну попытку.
- Объясняю предельно просто,- начал он.- С помощью операции мы изменим
характер сложившихся реакций, связанных с воспоминаниями о прошлом.
Создадим устойчивую связь зоны повышенной активности с областью
положительных эмоций. И наоборот, заблокируем все связи, имеющие
отрицательный характер. В результате у вас исчезнет чувство вины, и вы
освободитесь от гнета переживаний.
- Минутку,- прервал я его.- Правильно ли я понял, что я стану теперь,
вспоминая свою погибшую жену - погибшую во многом по моей вине,- стану ли
я испытывать при этом положительные эмоции, как вы сейчас выразились?
- Ну вот видите, вот видите!- оживился профессор.- Вы опять за свое.
Почему вы говорите, что она погибла по вашей вине? Что это за глупости?
Ведь я прекрасно знаю, что вашей вины в ее гибели не было! Если б вы были
хоть чуточку виноваты, то вас бы давно уже не было в космофлоте! Вас
близко не подпустили бы к пассажирскому кораблю. Проверкой было
установлено, что вы сделали все от вас зависящее в той ситуации и пошли
даже на некоторые нарушения регламента полета. Никто на вашем месте не
сумел бы сделать большего. Слышите? Никто! Так зачем же вы твердите с
одержимостью маньяка о своей несуществующей вине? Зачем изводите себя?
Ведь это есть чистой воды интеллектуальный садомазохизм! И мы вовсе не
собираемся создавать у вас наркотический эффект на данное воспоминание, а
всего лишь уравновесить отрицательные реакции, с тем чтобы позволить вам
жить нормальной эмоциональной жизнью. Ведь вы больны, больны! Только не
понимаете этого. Доверьтесь нам, и через неделю вы будете другим человеком
- веселым, жизнерадостным, вас допустят к полетам, и вы снова полетите к
звездам!..- Дальше уже, кажется, красноречие не могло идти. Старик выложил
разом все козыри и сделал это почти что с блеском.
- Но ведь вы же не знаете всего,- проговорил я с отчаянием,- и никто всего
не знает!
- Чего никто не знает?
- Как это происходило тогда.
- Да?.. И чего же никто не знает?
- Вы правильно говорите,- заторопился я, словно боялся, что мне не дадут
сказать,- что, когда это произошло, ничего уже нельзя было поправить и
никто в целом мире не смог бы спасти мою жену. Но моя вина в том, что я
уговорил ее отправиться в рейс, а потом выйти в открытый космос
полюбоваться на кольца Юпитера. А ведь она не хотела! Она словно
предчувствовала свою гибель. А я лишь смеялся над ее страхами.
- Ну, дорогой мой, этак можно обвинить себя в чем угодно, например, в том,
что познакомился со своей будущей женой, потому что если бы не
познакомился, то ничего бы и не случилось.
- Это уже другое,- возразил я.
- Да нет, это все из одного ряда,- сказал убежденно профессор.
Я посмотрел на него и опустил взгляд.
- Не знаю, может, вы и правы.- Я почувствовал вдруг усталость, словно
вышел из барокамеры, где гоняли меня до потемнения в глазах при пониженном
давлении. Опустился на стул и потер лицо ладонями.
Профессор стоял рядом и молчал.
- Так что, мы идем?- произнес он.
Несколько секунд я сидел недвижно, потом поднял голову.
- Я должен подумать. Все это слишком неожиданно. Я так не могу.
- Ну что ж,- вздохнул профессор.- Вы имеете полную свободу выбора. Никто
не может вас ни к чему принудить. Но я бы вас попросил дать окончательный
ответ как можно скорее.
- А если я откажусь от лечения?
Профессор нахмурился.
- Вы хотите работать в космофлоте?
- Хочу.
- Тогда не торопитесь с ответом. Сейчас отправляйтесь домой, а завтра
приезжайте в это же время, и тогда мы окончательно решим, как нам быть.
Хорошо?
- Хорошо,- сказал я и поднялся.- Завтра в это же время.
Мы пожали друг другу руки, и я вышел. Мрачноватый помощник покинул кабинет
еще раньше, и я был избавлен от удовольствия тискать его костлявые пальцы.
Во время беседы с профессором я чувствовал некоторый подъем сил и
настроения, но когда вернулся домой, на меня навалилась обычная моя
хандра. Как ни изворачивайся, а хитроумные тесты не врали: не все со мной
было нормально, длительное одиночество никому еще не шло на пользу.
Депрессия была единственной моей спутницей в последние несколько лет,
случайные и ни к чему не обязывающие встречи с женщинами, конечно, в счет
не шли. А в этот вечер меня ожидали нелегкие размышления - профессор
сумел-таки озадачить меня своими рассказами. Хуже всего, что почти во всем
он был прав, даже удивительно, что посторонние люди могут так легко и
свободно читать в твоей душе. Но он не убедил меня в главном: так ли уж
необходима психокоррекция. То, что представлялось ему бесспорным, вызывало
у меня самые противоречивые чувства. Главное - главное!- что меня
сдерживало... я даже не могу выразить этого как следует. (Вообще, трудно
объяснять иные переживания.) Главное, что меня сдерживало, это какое-то
глубинное убеждение, будто бы я должен нести в себе эту боль утраты - в
наказание за то, что не смог уберечь свою любовь. Как память на всю жизнь,
как завещание, как крест. Мне странно было даже подумать, что можно
радоваться жизни, испытывать минуты счастья и верить, что мир прекрасен и
все будет у меня хорошо, когда в этом мире нет Ирины. Я перестал бывать в
шумных компаниях, потому что не мог побороть в себе раздражения на друзей,
способных смеяться во весь голос и строить радужные планы, я перестал
любить все без исключения праздники с их пустым и глупым трезвоном, и
напротив, полюбил уединение - в собственной ли квартире, отгороженный
звуконепроницаемыми перегородками от внешнего мира, или в рубке управления
межпланетного корабля во время ночной вахты, когда вокруг тебя квадрильоны
километров ледяной пустоты, в которой тонут все звуки и гаснут самые
сильные чувства; если я и был когда счастлив в последние годы, то именно в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг