Александр Лаптев,
domlit@irnet.ru
ЗВЕЗДНАЯ ПЫЛЬ
(Фантастическая повесть)
Мы сидели в комнате психологической разгрузки старшего командного состава
и громко разговаривали. Мы - это командиры-межпланетники, штурманы класса
"А", первые замы командиров и помощники - всего человек пятнадцать. Шум
стоял невообразимый: командный состав разгружался на полную катушку.
Собрание носило случайный характер: кто-то вернулся недавно из рейса и
ждал вызова к начальству с отчетом, кто-то пришел в Управление за новым
назначением, а кто-то (например, я), убегая от домашней скуки, просто
заглянул посидеть в приятной обстановке, поболтать о том о сем, узнать
свежие новости и увидеть давних и добрых товарищей. Уже третий месяц
пошел, как жил я на Земле в ожидании нового назначения. Первое время мне
даже нравилось безделье - примерно с неделю, а потом сделалось нестерпимо
скучно. Скука усиливалась с каждым днем и душила, словно невидимый зверь,
запрыгнувший потихоньку сзади на плечи и обнявший за шею нежными, но
сильными и безжалостными лапами, или словно кошмар, приснившийся глубокой
ночью, когда просыпаешься весь в поту и глотаешь судорожно воздух.
Собственная квартира со всеми удобствами и чудесами техники начала
казаться мне чем-то вроде камеры-одиночки, к которой приговорили меня
неизвестно за какие прегрешения. Хотя нет, можно было догадаться, что
такой длительный перерыв в работе связан с последней аттестацией, имевшей
место два месяца назад. Это была ежегодная плановая проверка, которой
подвергался весь без исключения летный состав межпланетного космофлота.
Все, кто находился теперь в комнате, успешно прошли эту аттестацию и уже
успели слетать по разу - кто на Луну, кто к Марсу, кто к Юпитеру. А Костя
Грохальский умудрился обернуться до Плутона и теперь рассказывал,
ожесточенно махая руками и бегая от окна до двери, про свой героический
полет. За орбиту Юпитера летали не каждый день (о Плутоне и говорить
нечего), поэтому слушали с интересом; спрашивали о напряженности
электромагнитного поля в означенном пространстве, о дивергенции
ионизационных потоков, о динамике солнечной активности, о метеоритной
обстановке и еще о многом, о чем нормальный человек никогда бы
интересоваться не стал. Постоянно кто-то входил и выходил, опоздавшие к
началу просили повторить то, о чем другие уже слышали, затевался спор;
шум, гам, дым до потолка - обычная обстановка для комнаты психологической
разгрузки старшего командного состава.
Внезапно Грохальский повернулся ко мне.
- Андрей! А ты что, все на Земле сидишь?
- Сижу,- ответил я без энтузиазма.
- А что такое? Тебя что, на тэ-эм-пэ забраковали?- Для Кости Грохальского
ТМП - теория межпланетных перелетов - была самым завальным предметом, и он
полагал теперь, что и все должны на нем резаться.
- Да нет,- я вынужден был разочаровать покорителя космических глубин,- за
"перелеты" я получил восемьдесят семь баллов.
- Восемьдесят семь?- повторил Грохальский, невольно понижая голос и
оглядываясь на остальных.- А в чем тогда дело?
- Не знаю,- пожал я плечами. Допрос этот был не совсем приятен мне, как
неприятны любые расспросы о каких угодно личных неудачах.- Там ведь много
всяких проверок, наверное, чем-нибудь не угодил,- проговорил я и
отвернулся, давая понять, что тема исчерпана.
- Ну уж если таких будут забраковывать, то кто им тогда и нужен,- заключил
благородный Костя, и все согласно закивали. Последовали сочувственные
возгласы, взгляды, исполненные жалости, вздохи и какие-то причмокивания, и
наконец, я поднялся и вышел в коридор.
А там я сразу столкнулся с руководителем полетов - крупным мужчиной
сильного сложения, похожим немного на медведя.
- А-а-а, Пагин, ты-то мне и нужен!- увидев меня за несколько шагов,
закричал он.
- Здравствуйте, Андрей Ильич,- проговорил я, пожимая его необъятную руку.
- Я уж хотел домой посылать за тобой, а мне сказали, что ты здесь где-то
бродишь.
Сердце мое забилось в радостном предчувствии, но я никак не выдал себя.
- Что-нибудь случилось?- спросил я равнодушно, а сам лихорадочно
вспоминал, какие в ближайшее время стартуют корабли.
- Пойдем ко мне, сейчас все узнаешь!- И он чуть не силой потащил меня за
собой. Я знал Ильича не первый год, а потому нисколько не обиделся на
такое обращение.
Мы поднялись лифтом на семнадцатый этаж, который оккупировали
многочисленные мелкие и крупные начальники огромного нашего ведомства, и,
пройдя ряд сверкающих полировкой дверей, вошли в просторный кабинет,
обклеенный сверху донизу модным серым пластиком и заставленный настоящей
деревянной мебелью красивого шоколадного цвета (сочетание цветов и стилей
не совсем подходящее, но о вкусах, как известно, не спорят). За длинным
прямоугольным столом сидели двое. Сначала я не обратил на них особого
внимания - ну сидят и сидят. Сразу видно, что не космонавты: один уже
старик, лысый и в очках, а другой хоть и молод, но тоже для полетов никак
не подходит - худой, сутулый, с каким-то затравленным взглядом; я бы не
доверил такому обычный автомобиль. Едва кивнув сидящим, я сделал два шага
и опустился на стул возле стены.
- Нет-нет, ты сюда, за стол садись!- Руководитель взял стул за гнутую
спинку и, приподняв, пристукнул о пол, утверждая мое место.- Садись сюда,
чтобы мы все могли тебя видеть.
Я устроился на указанный стул и оказался как раз напротив старичка в очках
с золотой оправой. Он внимательно смотрел на меня и ободряюще улыбался.
Другой бросал настороженные взгляды исподлобья, как будто недовольный тем,
что я сел не напротив него. Руководитель прошел на свое место и, обратив к
нам свое разом посерьезневшее лицо, торжественно заговорил:
- Итак,- провозгласил он, поднимая лицо,- вот это и есть наш уважаемый
Андрей Пагин, о котором я вам рассказывал. Пилот, что называется, милостью
божьей, человек необычайных и, я бы даже сказал, выдающихся способностей!
Я поморщился. Умеет наш Ильич ставить людей в неудобное положение.
- А ты не отворачивайся!- сразу заметил он.- Это я только начал. Вот
погоди, что дальше скажу.
На моем лице сама собой появилась усмешка: веселый Ильич человек, не
соскучишься. Но скоро мне стало не до веселья.
- Прежде всего, я хочу представить тебе наших гостей,- продолжил
руководитель.- Вот это,- махнул он рукой весьма неопределенно, и старик
напротив меня приподнялся и сдержанно кивнул,- это всем известный и
уважаемый профессор Калистратов. Уважаемый профессор курирует наше
Управление по вопросам психологической подготовки летного состава.- Он
сделал паузу и взглянул на старичка, но тот не захотел его поправить или
дополнить, а лишь кивнул в знак согласия.- А рядом сидит его помощник,
доктор Черных Юрий Дмитриевич. Я правильно назвал фамилию?
Хмурый мужчина кивнул, и руководитель продолжил, обращаясь главным образом
ко мне:
- Так вот я и говорю, что уважаемый профессор счел необходимым встретиться
с тобой и обсудить твои проблемы.
Я изобразил на лице удивление.
- Какие проблемы?
- Как какие?- удивился в свою очередь руководитель.- Ты у нас не прошел
тест на психологическую устойчивость, можно сказать, провалился по полной
программе...
- Провалился?- воскликнул я и даже привстал.
- А ты разве не знал?- произнес руководитель с варварским спокойствием.-
Ведь тебя отстранили от полетов!
- Меня?!
- Погодите,- вмешался профессор.- Зачем вы так сразу пугаете Андрея? Тем
более что никакого провала и не было, а имеют место лишь некоторые
специфические реакции, с которыми, я уверен, мы быстро сумеем справиться.
Надо сказать, что успокоительное суждение старичка напугало меня гораздо
больше, чем громыхания Ильича, нрав которого всем был хорошо известен и
угроз которого никто у нас не боялся.
- Простите,- обратился я к профессору ровным голосом, демонстрируя полную
свою "психологическую устойчивость",- о чем здесь идет речь? Я впервые
слышу, что не прошел тест на психоустойчивость и что меня, оказывается,
отстранили от полетов.
- Ну, от полетов вас пока что не отстранили,- возразил старик ("Пока что!"
- отметил я про себя).- Тут Андрей Ильич немного поторопился, а что
касается теста на психоустойчивость, то еще раз повторяю: ничего такого
особенного не произошло. Просто у вас выявлена нежелательная динамика
реакций на некоторые специфические раздражители, и теперь необходимо
предпринять, пока еще не поздно, некоторые меры. Потому что вы еще молоды,
вам летать и летать, и... вы будете летать, я в этом нисколько не
сомневаюсь, и принесете много пользы. Ваше руководство характеризует вас
самым превосходным образом, и было бы обидно потерять такого пилота, как
вы!- Говоря все это, старичок не переставал улыбаться самым приятным
образом, но смысл сказанного никак не вязался с ласковой его физиономией.
Я бы предпочел иметь дело с каким-нибудь амбалом-костоправом, который не
подыскивает круглых оборотов, а режет правду прямо, как она есть, и тут уж
все ясно: быть тебе или не быть.
- Что от меня требуется?- спросил я, желая поскорее перейти к делу, ведь
неспроста же они меня пригласили!
- А ничего особенного,- с готовностью подхватил профессор.- Вам надо
пройти процедуру психокоррекции, и больше ничего!
Я задержал на миг дыхание, но тут же постарался расслабиться.
- Вы хотите подвергнуть меня процедуре психокоррекции? Я что, по-вашему,
ненормальный?
- А чего вы так удивляетесь?- внезапно заговорил четвертый участник нашей
беседы - худосочный мужчина с неулыбчивым лицом.- Через коррекцию проходят
сегодня десятки тысяч людей во всем мире, и это не обязательно
ненормальные, как вы выразились, а вполне обычные граждане, испытывающие
те или иные трудности в повседневной жизни. И вообще, такого понятия уже
не существует - ненормальный человек,- потому что нет точно установленных
критериев, кто нормальный, а кто нет. Если уж на то пошло, то можно
сказать, что все мы здесь ненормальны, потому у каждого из нас есть свои
странности и свои проблемы. Только одни хотят избавиться от этих
странностей, а другие нет. Вот и вся разница.
- А третьих заставляют силой,- добавил я.
- Никто не может вас ни к чему принудить,- проговорил старичок со своей
мягкой улыбкой.- Мы лишь хотим убедить вас предпринять меры, которые будут
способствовать полной вашей реабилитации.
"Вишь как стелет!- подумалось мне в тот момент.- Знает, как подъехать,
подлец". Не знаю почему, но ласковый профессор вызывал у меня совершенно
четкую антипатию.
Но тут в дело снова вступил Ильич.
- Ну вот что,- сказал он внушительно,- ты тут свой характер не показывай.
Люди специально приехали поговорить с тобой, так что давай веди себя
соответственно.
- Андрей Ильич, что, ситуация настолько серьезна?- спросил я.
- Да, серьезна,- кивнул он.- Настолько серьезна, что ты можешь лишиться
высшей категории. Это запросто. Если хочешь знать, такое предложение уже
ставилось, и я едва тебя отстоял на дирекции. Приняли во внимание твой
послужной список, а также мнение уважаемого профессора, здесь
присутствующего. А если б не профессор, то и послужной список не помог бы.
Такая весть явилась для меня полной и совершенно обескураживающей
неожиданностью. Странно было слышать, что моя персона, оказывается,
обсуждалась на дирекции и меня едва не сняли с полетов. Это меня-то -
Андрея Пагина!
Голова моя непроизвольно опустилась, потому что стала слишком тяжела.
- Ну и ну...
- Да ты погоди расстраиваться,- загремел руководитель,- тебе же сказали:
все еще можно поправить. Съездишь в Институт реабилитации и пройдешь сеанс
коррекции. У них уже все готово. Специальную программу для тебя
разработали. Верно я говорю?- обратился он к профессору.
- Да,- подтвердил тот,- все так. Мы самым тщательным образом рассмотрели
результаты психофизических тестов Андрея за последние несколько лет, а
также структуру мозгограммы, и наши специалисты составили индивидуальную
программу коррекции, которая, я уверен, снимет все вопросы.- Профессор
повернул ко мне голову.- Ну так что, вы согласны?
- Я прямо сейчас должен дать ответ?
- А у вас есть какие-нибудь сомнения?
- Я должен подумать. Все же это не рядовой шаг. Вы залезете в мою черепную
коробку и что-то там будете менять...
- Никто не полезет в вашу черепную коробку,- опять заговорил изможденный
научными трудами ассистент.- Надрезы производятся высокочастотным полем,
которое фокусируется в нужной области мозга и наносит на его поверхности
точно рассчитанный узор, блокирующий нежелательные реакции или
освобождающий реакции позитивного ряда. Череп при этом остается в полной
неприкосновенности, и пациент не испытывает абсолютно никакой боли. (Вы
должны знать, что в мозгу нет болевых рецепторов!) Пациенты после сеанса
сразу же встают и уходят на своих ногах домой...
- И никогда больше не испытывают никаких проблем в повседневной жизни,-
логично закончил я.
Ассистент посмотрел на меня внимательно, поджал губы и отвернулся.
Кажется, он обиделся.
- В общем так,- решил подвести черту руководитель.- Дело представляется
мне предельно ясным. Руководство космофлота заинтересовано в том, чтобы
пилот экстракласса Андрей Пагин остался пилотом экстракласса, и не
пожалеет для этого средств и усилий. Мы не можем позволить себе
разбрасываться такими кадрами. Поэтому,- он сверкнул на меня глазами и
заговорил уже другим голосом,- вот тебе мой сказ! Даю тебе ровно сутки на
размышление, а завтра изволь прибыть в Институт реабилитации ко времени,
которое тебе назначит уважаемый профессор.
Все выжидательно посмотрели на меня, и чтобы не огорчать больше никого и
не вступать в бесполезные пререкания, я ответил:
- Хорошо, я приеду. Скажите адрес.
Профессор взял со стола ручку и написал на крохотном листке несколько
слов, потом протянул мне.
- Здесь указаны адрес и время. Прошу не опаздывать.
- Хорошо,- ответил я, вставая и пряча бумажку в карман.- Я не опоздаю.
Старичок поднялся и протянул мне руку.
- До свидания.
- До свидания.
- До свидания...
Обойдя всех по очереди и пожав три руки, я покинул наконец кабинет
руководителя полетов.
Собственно, чего тут было думать? Когда вопрос стоит об отстранении от
полетов - можно много не рассуждать. И потом, ведь правы они! Специально
для меня разработали программу коррекции, тратили время, ломали свои умные
головы... Я бы должен им спасибо сказать. Хотя, если разобраться, ничего
особенного они не совершили, а просто выполняют свою работу, в данном
случае хорошо оплаченную и представляющую государственный интерес.
Рассудив так, я успокоился. Выбора у меня действительно не было, а когда
нет выбора - нет сомнений и неразрывно связанных с ними мучений. Космос
слишком много значил для меня, чтобы не пожертвовать несколькими граммами
серого мозгового вещества, замкнувшими для меня целую вселенную.
На следующий день я приехал в назначенное время в институт к профессору.
Настроение у меня было приподнятое или, лучше, предвкушающее, что,
очевидно, и отражалось на моем лице. Профессор, увидев меня в дверях,
издал возглас что-то вроде:
- А-а! Вот и наш капитан! Пожалуйста, проходите, рад вас видеть. Очень
рад, проходите, прошу.- Он подвинул мне стул, и мы одновременно сели. Я
окинул взглядом помещение и не нашел в нем ничего такого, что указывало бы
на его научное и медицинское назначение: вдоль стены стояли самые обычные
стулья, в центре - стол, какие-то картины висели на стенах. И никакой тебе
аппаратуры или, там, медицинских инструментов, никаких китайских диаграмм
и устрашающих плакатов. Единственно, сам профессор был в белом халате и
шапочке, но наряд его не пугал и не навевал ничего "такого".
- Как настроение?- спросил профессор ободряющим голосом.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг