Как-то в начале сентября, сменившись с дневного дежурства, Фёдор Ильич
заглянул к Славке по дороге домой - тот жаловался на боли. Разложив его на
громадной кровати, Фёдор Ильич долго колдовал над гладкой широкой спиной,
кое-где порастающей жёстким волосом.
Поднявшись, наконец, с кровати, Славка слегка пригнулся - нагнуться ниже
мешало не по годам округлившееся брюхо - повертел задом и восхищённо
забормотал:
- Ну, Ильич, ты, блин...
- В тёплое, в тёплое сразу, - предупредил его Сегедин. - Обмотайся хоть
шарфом и дня два носи, не снимая.
- Какой шарф, ты чо... - ухмылялся Славка, натягивая на плечи неизменную
рубашку траурного цвета. - Щас в Токио пожрать, а потом тёлок возьму. Я
соскучился по ним, пока эта холера доставала. Хошь со мной? Я плачу.
Славка жил по-холостому. Большая трёхкомнатная квартира его была
обставлена с подобающей роскошью и вечно полна пустых бутылок, перепачканных
помадой окурков и липких презервативов.
- Не-ет, Слава, - усмехался Фёдор Ильич. - Нынче что-то не тянет. Устал.
- Говорю - бросай ты этот пост, - Славкина мысль скакала по камешкам
любого разговора ловко и бойко. - Чего ты с него имеешь? Один геморрой.
- Не скажи, Вячеслав. Кто тебя в мае месяце от ГАИ отмазал? Не будь моего
поста, долго бы ты пороги обивал.
Славка поморщился. Гладкая кожа на его лице попыталась собраться в
складки, но так и осталась туго натянутой.
- Тоже мне, отма-а-зал... Ты спроси, как он на мне приподнялся. Моторолу
пришлось покупать. У меня, говорит, сотового нету...
- Легко отделался. Будешь пьяным носиться - в один прекрасный день
собьёшь кого-нибудь и на зону пойдёшь.
- Ага - щас!! - неведомо кому угрожая, сбычился Славка. Но тут же, пока
он влезал в чёрные же брюки, мысль его метнулась к прежнему предмету:
- Ну, ты мастак, Ильич. Я ж ни сесть, ни встать не мог. А тут гляди -
снова человек. Возьми бабок, понял-нет?
- А иди ты, Славка. Со своих не беру, - Фёдор Ильич улыбнулся, лучась
голубыми глазами. - Ну, мне пора.
- Хозяин-барин, гы-ы...
У Славки глаза были тоже голубые, но большие, навыкате. Глядели они
обычно стеклянисто и поверх лица, но оживлялись и остро нацеливались, если
мимо шла женщина или появлялся случай сделать бизнес. Розовым лицом и
раздавшимся телом он напоминал поросёнка-переростка, которому и пора бы в
кабаны, да жаль матку бросать.
- Кашпировский тебе в пупок дышит, понял-нет? Ничего не пойму, чего ты в
этом вшивом Сопковом делаешь? В Москве бы давно на шестисотом мерсе ездил.
- Зачем мне твой шестисотый? Я и на пятилетнем ниссане всех делаю, кого
хочу. Дело, Слава, не в том, на чём ехать. Дело в том, кто едет.
- Начинается! Бросай ты, Ильич, свою партполитработу. У нас в армии
замполит тоже, бывало, всё про решения съезда да про моральный дух, а сам с
продсклада картошку рюкзаками хап да хап.
Фёдор Ильич, хотя ни про какие решения съезда речей не вёл и тем паче
картошку в жизни не воровал, не обиделся, пожал пухлую Славкину ладонь и
пошёл. Он спускался по лестнице, когда Славка, ещё босой, выскочил на
площадку:
- Э, алё... Ильич! Ты когда завтра выйдешь?
- Как обычно.
- Смотри... На завтра с утра два круизёра, а с обеда мажеста. Не
подставь.
- Я тебя подставлял когда-нибудь? - всё так же, не обернувшись и не
остановившись, ответствовал Фёдор Ильич, и крупная седая голова его скрылась
в лестничном проёме.
Уверенно без фонаря шагая по тёмной улице, Сегедин вдруг вспомнил
давешний разговор с Одиннадцатым. Одиннадцатый пост - это как раз у того
пирса, где в былые времена дежурил катер Степана. Сегодня туда заступил
новый сторож. Связь с ним с утра была короткая, разве что позубоскалили
чуток, но почему-то, уже сменившись, Сегедин специально заглянул в журнал,
чтобы проверить его фамилию. Кригер. Не то немец, не то еврей. В здешних
краях кого только не встретишь. Сегедин ясно представлял себе этого Кригера:
небось мелкий, щуплый, драчливый, как петушок. Эти мелкорослые всегда
найдут, из-за чего пыжиться. Чем ни короче рост, тем длиннее амбиция.
Тут размышления Фёдора Ильича были прерваны, потому что он догнал двух
бабёнок.
Те то и дело спотыкались в потёмках о колдобины, на всю улицу ахали и
видимо трусили и темноты, и большого мужика, вдруг горой выросшего прямо
между ними.
- Без фонаря-то не годится, красавицы, - пробасил Фёдор Ильич.
От звука его голоса, хотя и густого, и хриплого, страх у тёток сразу
пропал. Так уж любая женщина устроена: стоит Сегедину слово сказать, и ей
сразу делается покойно и приятно, как в тёплой ванне.
- Так не заработали на фонарь, - игриво отозвалась та, что справа,
невысокая тётенька в кожаной куртке. Такие куртки носит три четверти
населения Сопкового, и мужского, и женского. Сегедин и сам в кожане, только
размеров на десять просторнее. Спутница невысокой, тощеватая блондинка -
крашеная или натуральная, в темноте не разберешь - хихикнула и поддержала
скрипучим голосом:
- Нам зарплату не платят, чтобы с фонарями ходить.
- Давайте провожу, раз такая беда. Беритесь, - Фёдор Ильич развёл
согнутые ручищи обручами.
Женщины не заставили себя долго приглашать, просунули ладошки под
сегединские руки, и лишь невысокая не преминула заметить:
- А сами-то без фонаря. Ещё заведёте куда-нибудь.
- Заведу, коли попросите, - добродушно рокотал Сегедин с высоты. - А
фонаря мне не надо. Я, как филин, в темноте вижу.
Слово за слово - довели тощую до угла Первомайской и Рыбацкого. Потом с
невысокой - её звали Рита - добрались до её дома на Горной, и тут только в
свете от круглосуточного ларька Фёдор Ильич разглядел, какая она мякенькая
уютная бабочка с улыбчивым лицом и чуть раскосыми смеющимися глазами.
- А чай пить пригласишь? - ухмыльнулся Сегедин.
- В следующий раз, - Рита кокетливо отставила чистенький, несмотря на
осеннюю грязь, сапожок. - Сегодня нельзя. Дочка дома.
Телефон она тут же продиктовала, и Сегедин записал его в свою толстую
книжицу.
Потрепав покровительственно Риту по мягким стриженым волосам, он зашагал
к себе на Советскую. Минут пять мысли его были о ней: пока муж в морях, ей
на зарплату воспитательницы да с ребёнком на руках, должно быть, туговато.
Если дальше у них завяжется, то надо бы её поддержать: хоть на сапоги к
зиме, что ли.
Потом смеющиеся глаза Риты ушли куда-то в темноту, а на их место выплыла
какая-то лисья не лисья, шакалья не шакалья острая мордочка - и в то же
время человечье лицо.
И пока догадался Сегедин, что это не иначе как Кригер с Одиннадцатого, и
одёрнул себя, что негоже такою ерундой голову забивать, а для очищения
сознания надо бы перед сном помедитировать - он дошёл уже до своего подъезда
на Советской и стал думать о той работе, что ждала его на вечер. Нужно было
собрать простенькую схему, чтобы свет в передней включался от открывания
внутренней двери входного тамбура, а выключался бы от закрывания наружной.
Следовало обойтись без фотоэлемента и сделать так, чтобы схема не путала
входящих с выходящими.
Глава пятая.
Визитёр
В субботу, десятого сентября, на Одиннадцатом посту были старатели. Они
шумели и ругались, что топлива мало. Кригер огрызался односложно, блуждая
глазами из-под тяжёлых бровей. Старателям в конце концов стало не по себе
под этим обегющим и в то же время давящим взглядом, они попрыгали в японский
грузовичок и убрались восвояси.
А ночью на пост пожаловал гость.
Кригер повернул голову и увидел его сидящим на топчане, нога на ногу.
Визитёр был жилист и загорел дочерна. Пальцы больших рук с тёмными окаёмками
вокруг ногтей он сцепил на костистом колене. Волосы острижены ёжиком, но не
как у пацана из новых, а скорее по-солдатски. Несколько сединок в тёмной
густой щетине.
В правой руке у Кригера была кочерга: он как раз ковырял ею в раскрытой
печке. Кочерга - опасное оружие у такого бойца. Она гнута из стального
прута-десятки и закалена. Но сторож, очевидно, не спешил набрасываться на
гостя. Уже не бегая глазами, а неподвижно глядя из-под бровей, он проговорил
медленно:
- Неужто Фёдор Ильич?
Гость ощерился, и изо рта у него блеснул серебряный зуб.
- Люди Володей звали, - отозвался он очень обыкновенным голосом, совсем
не похожим на басовое рокотание диспетчера. - А что ж вы печку кирпичом не
обложите? Лениво?
- Ни к чему, - сердито ответил Кригер и снова стал шуровать в печке. Он
явно был недоволен тем, что явился к нему не тот, кого он ждал.
- Как это ни к чему? - настаивал между тем Володя. - И духоты бы
поубавилось, и тепло бы держалось. Скоро белые мухи полетят - поколеете тут
за фанерными стенками.
- Не беспокойся, не поколеем. Скажи - а как ты, собственно, сюда попал? Я
не помню, чтобы ты стучался, как воспитанные люди.
Визитёр сипло засмеялся.
- Воспитанные люди... Так то люди - а ты меня спроси, кто я такой?
- Я догадываюсь. Глаза у тебя, впрочем, странные. Не глаза, а бельма.
- Ни хрена ты не догадываешься. Зовут меня Володя, а по фамилии Шмидт.
Небось слыхал.
- Не слышал, - Кригер пожал плечами. - Шмидтов много. А от тебя к тому же
луком разит за версту.
- Эх, народец, - Шмидт вздохнул. - Тридцати лет не прошло, а уж ни слуху,
ни духу. Так вот и все вы сгинете - никто не вспомнит...
И, видя, что сторож не проявляет дальнейшего любопытства, гость
продолжил:
- Меня тут на карьере бульдозер переехал. Я заснул в холодке, а
бульдозерист, хрен ему в грызло, не заметил. С гусениц потом соскребали.
Кригер с минуту - и опять неподвижно - глядел на задавленного
бульдозером. В темном его взгляде любопытства было немного, испуга еще
меньше - но была густая и словно бы застарелая неприязнь.
- Пьян, наверное, был, - наконец проговорил он.
Шмидт, разочарованный отсутствием эффекта, покачал головою.
- Не-ет, паря. У нас в артели пить пили, но на работе - ни грамма. В два
месяца раз, бывало, примем на грудь по литру, по другому - и снова пахать. А
тогда день хороший был - уж такой хороший! Дай, думаю, прилягу. Лежу, гляжу
на небо. По небу облака идут. Кучевые - к ясной погоде. Я и закемарил.
Спали-то по три, по четыре часа в сутки, не больше. На карьере смена, потом
дома строить, потом идти руду искать... Так я эти облака и запомнил. Ха! -
Старатель оскалился. - Я тебе вот что скажу. Это только пока живешь,
страшно, а на самом деле херня. Первый момент больно, да. Но тут же сразу и
конец. Я только смеялся, когда они надо мной репы чесали. Всё им покоя не
давало, что тельняшку не отодрать, так её вмололо. Так что ты не бойся,
сторож.
- Я и не боюсь.
- Врёшь. Все боятся. Я и то: ножа не боялся, ствола не боялся, а помирать
боялся.
- Это ничего не значит. Ты боялся, а я не боюсь. Я, к твоему сведению, не
все.
Шмидт явно заинтересовался и стал пытливо всматриваться в сторожа.
Наконец, откинулся к стене, щёлкнул узловатыми пальцами и усмехнулся с
сожалением:
- Врёшь и не врёшь. Ты, мужик, не такой, как все. Это правда...
- Не надо называть меня мужик.
- Что так? Ты разве сидел?
- Нет.
- Так чего ж возбухаешь? Это на зоне быть мужиком западло, а на воле чего
обидного? Нормальное слово.
- Может быть. Но тем не менее называть меня так нельзя.
- Ну, как хошь... А как по имени-то?
- Игорь.
- Замётано. Игорь так Игорь. А вообще я вот что тебе скажу: это сейчас ты
Игорь, а я раньше был Володя. А помрёшь - и будешь ты не Игорь, и не мужик,
а просто корм червям. Так что зря ерепенишься. Я, бывало, тоже...
Шмидт вздохнул. Кригер поморщился:
- Послушай, ты можешь на меня не дышать?
- Ладно-ладно, не буду. Я вообще-то не дышу, это так только, ради того,
что в гости зашёл. Так от меня и несёт, как в последний день на воле... то
бишь в живых. Ничего поделать не могу. Так я о чём? Ты, Игорь, конечно, в
университетах учился и говоришь по-учёному, но вот насчёт не бояться - это
ты соврал. Ещё как боишься. Побольше всякого прочего.
Кригер закрыл заслонку и аккуратно положил кочергу на прибитый к полу
железный лист.
- Да будет тебе известно, Владимир, что я никого и ничего не боюсь. Меня
многие боялись и боятся. А я нет. Точно так же я никому не позволяю называть
меня лжецом.
Мертвец ещё поглядел. Зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью.
- Зачем попусту спорить? Помрёшь - поймёшь. А чего тебя сюда принесло, на
эту Лопатку - такого образованного?
- Ты за моё образование не платил. А здесь я временно. Если хочешь, держу
паузу. Мне, собственно, всё равно, где бы ни быть. Я странствующий эстет.
- Эстет. Хм. Смотри... Для вас, для живых, тут нехорошее место.
- Чем же оно нехорошо, позволь полюбопытствовать?
- Всем. Думаешь, хорошо, что ты тут сидишь и с мертвецом беседы
разводишь?
- Ты не мертвец. Ты мне просто мерещишься. У меня чрезвычайной силы воля,
но при этом и подвижная нервная система. При таком сочетании велика
вероятность галлюцинаций, зрительных и слуховых. Ничего патологического в
них нет, а поводом к ним может послужить длительное пребывание в изоляции от
общества, как в моём случае.
- Хитро. Не зря ты, видать, учился. Но скажи мне вот что: ты про меня
раньше слыхал?
- Никогда.
- Так поинтересуйся у знающих людей: был со мной случай или нет. Так и
запомни: Володя Шмидт, семьдесят второй год. А потом говори галлюцинация.
Кригер кивнул головою:
- Договорились. А бельма вместо глаз у тебя тоже в последний день жизни
были?
Шмидт недоуменно пожал плечами:
- Какие бельма? Глаза как глаза. А с отъездом не тяни. Место гиблое. Не в
мертвецах даже дело... - Видно было, что Шмидт рад поводу поболтать с новым
человеком, отчего и словоохотлив даже больше, чем при жизни. - Мертвец тебя
не обидит. Живого бойся, мертвого не бойся. И Лопатки бойся. Самое главное:
человек не знает, зачем сюда приходит. Возьми меня. Думал денег подмолотить,
дом поставить в Юрмале. Там мой дед ещё проживал, пока не расстреляли. А
оказалось: еду за тракторной гусеницей. Или директор здесь прежний, на
горной фабрике. Собирался власть свою укрепить, на большие высоты подняться.
А всего и получилось, что полюбовницу на тот свет отправил, а сам в тюрьму
сел. Не за то дело, правда сел - да какая разница? А полюбовница та и
посейчас по острову шатается, вроде меня. Может, и к тебе заглянет. Изабелла
такая.
- Ну, и к чему ты это всё?
- Да всё к тому же. Ты вот, говоришь, странствующий - как это? Вроде
бича, короче, я так понимаю. Паузу держать и всё такое. А насколько твоя
пауза тут затянется и чем закончится - тебе неведомо.
Шмидт вздохнул. Кригер опять поморщился, и старатель, спохватившись,
прикрыл рот ладонью.
- Ладно, пойду пока. Ещё забреду на огонёк. Или с Изабеллой на пару. Тоже
вот дамочка: не думала, не гадала.
Старатель пропал, точно его и не бывало. Тюфяк на топчане, где он сидел,
не был ни придавлен, ни смят.
С продовольственного склада доносилось будничное тарахтение движка. В
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг