- Постойте!.. Не бегите, язви вас! - закричал капитан и тоже побежал было,
но остановился и нагнулся, разглядывая землю под ногами. Это была тропа,
черная, убитая, глубоко втоптанная в землю. Высокая трава скрывала ее, и
капитан заметил тропу, лишь ступив на нее.
А кто были те двое? Китайцы-тавыда*, хунхузы или таежные буряты? Но никто
из них не носит меховых кафтанов и штанов, да и ружья у них есть, не будут
они стрелять из луков. Что же это за люди? Чего от них ждать?
* Тавыда - искаженное китайское слово "давейда" - "охотник".
Тропа идет в ту сторону, где садятся утки. Значит, там река или озеро. Он
пошел по тропе и уперся в заросли тальника, раздвинул их и увидел реку,
быструю, шумную, в хлопьях желтой пены. Старая знакомая, река Сердитая! Но
тропа вскоре отошла от реки и поднялась на отлогий взлобок.
Широко шагавший капитан споткнулся обо что-то и остановился.. Он ударился
ногой о деревянный могильный крест. Рядом еще могила. Капитан оглянулся.
Справа еще две могилы, слева целых три, сзади снова могилы и могилы, и на
всех белые, свежие кресты. Кладбище большое, и хоронили здесь недавно.
Эпидемия была, что ли? Но коли есть кладбище, значит, и деревня где-то
близко.
Ратных посмотрел на вершину холма, заросшую черными, мрачными елями. Там
что-то темнело, какое-то строение.
Он начал подниматься на холм, пригибаясь, прячась за стволами. Неизвестно,
как встретят его здешние люди. Обстреляли же его стрелами.
Капитан высунул осторожно из-за ствола голову. Деревянная церквушка! Какая
странная архитектура. Четырехскатная тесовая крыша, на ней двадцать
куполов-луковок, чем выше, тем меньше, и на всех древние кресты. А под
тесовой крышей и куполами сруб простой русской избы. В пролетах звонницы
светится небо, колоколов нет. Видно, заброшена церквушка, похилилась с
горя чуть набок, приуныла, и дремучее русское средневековье сонно глядело
из узеньких ее окошек-щелей.
Ратных долго разглядывал церковь, надеясь увидеть людей. Но ни голоса, ни
стука, ни дымка. Странно! Церковь и кладбище есть, а деревни нет.
"Осмотрю церковь, - решил он, - выясню, заброшена она или в ней еще
молятся. Тогда многое станет ясным..."
Он поднялся на высокое церковное крыльцо и еще раз огляделся и
прислушался. Роптала смутно тайга, неподалеку дятел долбил звонкую
сухостоину, да в зарослях хрипло и зло, будто бранясь, кричала кукушка.
Потянул деревянную скобу двери. Она открылась со скрипом немощным и
недовольным, как старческое кряхтенье. Вытащил из кобуры пистолет и шагнул
через порог.
Похоже, что в церкви давно не молились. Иконы висели темные, облупившиеся,
и с них грозили еще перста-ми и очами угрюмые, длиннобородые святые. А
подсвечников и лампад перед иконами нет. Трухлявые, сопревшие стены церкви
выпучило, прогнувшийся потолок готов был обвалиться. Откуда-то сорвалась
потревоженная сова и заметалась по церкви в слепом, бесшумном полете.
Ратных почувствовал холодный ветерок от взмахов сильных крыльев. Она
вылетела наружу через окно с выломанной рамой.
Капитан прошел в алтарь, тоже пустой, замусоренный наметенными из тайги
опавшими листьями. Ясно, что церковь брошена.
Он сел на пол, положив с одной стороны топор, с другой - пистолет, и
привалился спиной к большой иконе, низом касавшейся пола. Икона почернела
от времени и сырости, и видна была только босая нога какого-то святого.
.Ратных измучился за день и теперь наслаждался отдыхом. В церкви было
тихо. Лишь за стенами ее накатами шумела под ветром тайга.
"Что делать дальше? Заколдованное место какое-то, язви его!"
Он поднялся с пола и увидел на стене белую точку. Подошел, ковырнул ее
ногтем. В щель бревна был втиснут сложенный вчетверо изжеванный мундштук
папиросы. Развернул мундштук и увидел золотое клеймо: "Бр. Лапины,
Харбинъ". Он медленно опустил руку с окурком и прищурил глаза. Они стали
узкими и злыми. "Кто курил здесь харбинские папиросы? Значит, "Антон"
занес нас в Маньчжурию, в логово врага? Опасность близка, она рядом! Надо
быть особенно осторожным. А пока марш из церкви! Скорее! Уйти подальше от
этого опасного места!.."
2
Уйти подальше .не удалось. Солнце уже село. На красном закате черными
силуэтами вырезались высокие ели. Свои затесы на деревьях он не увидит и
обратного пути к друзьям не найдет. Стрелять, как договорились, нельзя.
Только бы они не вздумали пускать ракеты. Поменьше шума.
Осторожно, оглядываясь на каждом шагу, он спустился с холма к реке, пошел
по берегу против течения, забрался в тальник и лег. Лежал на тальниковых
сучьях, больно мявших бока и спину, жевал галеты и слушал не смолкавшую и
ночью тайгу: тоскующий, призывный свист рябца, хриплое мяуканье рыси,
похожее на заунывную песню подвывание волчицы, зовущей волка. Потом тайгу
вспугнул не то дикий вопль, не то томительный лешачий хохот. Это кричала
сова, возвращаясь в гнездо, в церковь. Церковь! Что там делается сейчас?
Кто пришел туда?
Он нащупал в кармане гимнастерки окурок и начал слушать особенно
напряженно, и тогда стал подкрадываться предательский сон. Спать нельзя,
кругом все непонятно и враждебно, а сон наваливался, теплый, пушистый,
словно накрывал с головой мягкой шубой.
Глава 11 ГРАД НОВО-КИТЕЖ
Цел этот город до сих пор - с белокаменными стенами, златоверхими
церквами, с честными монастырями, островерхими теремами, с боярскими
каменными палатами, с рубленными из кондового негнущегося леса домами.
Цел град, но невидим! Не видать грешным людям славного Китежа!
П. И. Мельников-Печерскчй, "В лесах"
1
Рассвет наконец зародился.
В пихтаче закричали кедровки, и потянула зорька, рассветный ветерок
холодил колени под распахнувшейся шинелью. Капитал оперся о землю, чтобы
встать, и увидел, что над ним стоит человек, бесцеремонно его
разглядывающий. Два маленьких живых глаза на скуластом, изрытом оспой лице
сверкали поистине звериным любопытством. Было в одежде этого человека
что-то странное, непривычное.
Ратных рывком сел. Но человек в странной одежде упал на него и повалил. И
пока он держал за руки несопротивлявшегося капитана, подбежал другой, так
же странно одетый, и ловко, быстро обшарил капитана. Пистолет был сорван с
разрезанного ремня, отобраны были топорик и компас. Затем его схватили за
ворот, пнули ногой в бок и приказали грубо:
- Вздынься, поганец!
Капитан встал и увидел своих друзей. Косаговский был взволнован и
встревожен, Сережа испуган, а Птуха сверкал цыганскими глазами, значит,
был зол как черт. На лице мичмана багровела длинная глубокая царапина
через всю щеку, а обут он был почему-то в поршни из сыромятной кожи, такие
же, как и на ногах всех странных людей, стоявших кучкой в стороне. Ботинки
мичмана напялил один из этих людей. Видимо, непривычный к такой обуви, он
не зашнуровал их, и шнурки тянулись за ним сзади. Невдалеке от Сережи, не
отрывая от него глаз и нервно облизываясь, сидел столбиком Женька. Пес
чувствовал, что его хозяин и друг в опасности, и ждал сигнала, чтобы
ринуться на выручку.
- Как вы думаете, куда мы попали, Степан Васильевич? - шепотом спросил
капитана Птуха. - Что это за люди, никак не разберу. Борисы Годуновы
какие-то! Я с первого взгляда подумал - маскарад. Потом, гляжу, нет, не
маскарад. Я их за бороды таскал. Настоящие, не приклеенные.
- Это стрельцы, мичман,
- Стрельцы? - выкруглил удивленно глаза мичман. - Что вы такое говорите! С
ума можно сойти!..
Все посмотрели на рослых, плечистых бородачей, стоявших в стороне около
своих низкорослых, головастых лошаденок. Одеты они были в долгополые
кафтаны зеленого цвета. "Из бильярдного сукна", - подумал Косаговский. На
кафтанах, поперек груди, были нашивки-застежки из серебряного галуна.
Через левое плечо у каждого перевязь-берендейка с висящими на ней
патронами, на головах у всех остроконечные шапки-шлыки, отороченные лисьим
мехом. Вооружены стрельцы были бердышами и длинноствольными кремневыми
пистолетами.
Ратных насчитал десять стрельцов, одиннадцатым был их командир, десятник.
Он отличался от рядовых широким серебряным галуном на шапке, поперек
меховой опушки.
За кушак десятника рядом с длинной пистолью был засунут и капитанов "ТТ".
- Как это можно объяснить, Степан Васильевич? - спросил с невеселым
любопытством Косаговский. - Стрельцы в двадцатом веке?
- Есть у меня на этот счет кое-какие мысли, но говорить боюсь. Все это так
фантастично! Вчера днем я встретил в тайге двоих людей. Они, видимо,
подняли тревогу, и стрельцы устроили на нас облаву. Не понимаю только,
почему они нас за врагов считают?
- И я это заметил. Отношение к нам враждебное. - В голосе летчика
слышались беспокойные нотки. Он посмотрел на Сережу и, понизив голос,
сказал серьезно и тревожно: - Ответьте мне, ничего не скрывая, Степан
Васильевич. Где мы находимся, по вашему мнению? В Советском Союзе, в
Монголии или в Маньчжоу-Го? Я без конца думаю об этом, вспоминаю полет и
окончательно запутался. Поймите меня, я не трус, но вот... - Он снова
поглядел на Сережу.
- Понимаю. - Ратных потрогал стянутое в узелок ухо и помрачнел. - Я не
слышал, чтобы в Монголии была такая дремучая тайга. В Маньчжурии есть,
особенно в междуречье Амура, Аргуни, Сунгари. Дикие места, язви их, не
диво заблудиться и сгинуть!
Он пощупал карман гимнастерки, где лежал харбинский окурок, решив
рассказать о находке в таежной церкви и вызванных ею подозрениях, но к ним
подходил стрелецкий десятник.
- Ладьтесь в путь, мирские! - строго сказал он.
- А куда пойдем, дядя? - дружелюбно спросил Птуха.
- Пошто зоблишься?* - скосил на него десятник злой глаз. - В пекло
пойдешь, нечестивец!
* Зоблиться (устар.) - беспокоиться, заботиться.
- Не имейте эту привычку - быть нервным, - вежливо ответил одессит и пожал
плечами. - Кошмарный характер у этих стрельцов!
- Вязать будем? - спросил десятника один из стрельцов.
- Пошто? Утечь им некуда. Трогай, с богом! Стрельцы сели на коней, а пеших
пленников взяли в круг.
Двигались молча. Матерая тайга кончилась, началась редина, потом негустой
лесок на месте вырубок, и гари, раскорчеванные уже под пашню. Показалось
стадо коров и овец. Мальчишка-пастушонок, в распоясанной рубахе и лаптях,
с длинным кнутом-хлопушей на плече, подбежал к стрельцам и что-то спросил,
указывая на пленников. Стрелец ответил коротко и сердито:
- Поганцы мирские! Лазутчики.
Пастушонок испуганно попятился, потом плюнул с омерзением и хлопнул
кнутом, метя концом по ногам пленников.
- Друзей мы, видимо, здесь не найдем, - невесело сказал летчик.
- Слышали, лазутчиками нас считают. Иначе говоря - разведчиками, шпионами,
- откликнулся капитан.
- Вот еще морока на нашу голову! - вздохнул мичман.
За красными стволами молодых сосен вдруг что-то ослепительно засверкало, и
открылось неоглядное озеро, с островами, заливами, протоками. Над озером
вскинулась громада сопки, с вершиной круглой и белой, в блестках кварца,
похожей на лысую голову.
А на берегу озера притулился к белой сопке древний бревенчатый город.
Робко жались друг к другу темные, под сопревшими соломенными крышами избы,
без печных труб и с крошечными окнами; стояли чуть не на каждой улице
нарядные церкви с цветными куполами; раскинулась занавоженная базарная
площадь с рядами тесовых и рогожных лавчонок; ближе к озеру исходили паром
бани; дальше лениво ворочали крыльями ветряные мельницы. А посередине
городских посадов, на холме, кичливо высился кремль-детинец, обнесенный
бревенчатыми стенами с пузатыми боевыми башнями по углам. Над стеной
поднялся синеглавый собор и высокие терема с крышами: и шатровыми, и в
виде распиленных вдоль бочек, и с острыми петушиными гребнями. Из города
наносило ветерком собачий лай, тележный скрип, петушиный крик и звонкий
девичий голос, звавший теленка: "Теля, теля!.."
- Чудеса продолжаются! Город, как из сказки! - ошеломленно проговорил
капитан.
Стрельцы, словно по команде, сдернули шлыки с голов и закрестились на
городские церкви. Десятник, тоже крестясь, сказал строго и благоговейно:
- Святой град Ново-Китеж!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗАБЛУДИВШИЕСЯ В ВЕКАХ
Глава I НА СТОГНАХ ГРАДСКИХ
Внезапно он повернулся ко мне и сказал так просто, как говорят о погоде и
самых обыденных вещах:
- Вы, конечно, слышали о переселении душ. А вот случалось ли вам слышать о
переселении тел из одной эпохи в другую?
Марк Твен, "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура"
1
- Непонятно все вокруг до головокружения! И вправду попали они по меньшей
мере в XVII век, влезли в историю, в самую ее середку, как сказал мичман
Птуха.
- Кошмар! На что мне сдался семнадцатый век? - с кряхтеньем выдирая ногу,
увязшую в грязи, ворчал Птуха. - Мне и в двадцатом было не плохо. А здесь
мы будем иметь массу неприятностей. Это я вам точно говорю.
Грязную, ухабистую улицу, по которой они шли, обступили убогие избенки,
крытые косматой ржавой соломой или еловым корьем. Окна изб - дыра в две
ладони, кошачий лаз, а не окно - затянуты тонко скобленной коровьей
брюшиной или бычьим пузырем. Печных труб на крышах нет, топились они
по-черному, и дым валил из окон, дверей, из-под крыш, из всех щелей. Над
городом низко висел этот дым, будто город загорелся со всех концов. Даже
крылец у многих изб не было, только толстое бревно с зарубками вместо
ступенек, прислоненное к дверям сеней. Крыши изб просели, заборы и плетни
дворов сгнили, ворота завалились. Горькая нищета кричала из всех дырок.
Мичману надоело окунаться в грязные колдобины мостовой, и он повернул
ближе к избам, где была тропка посуше. Но сюда выбрасывали из изб и со
дворов золу, битые горшки, сношенное тряпье, дырявые лапти, дохлых кошек и
собак. Споткнувшись о рассохшееся деревянное ведро, Птуха раздраженно
запыхтел:
- Город! На две трубы меньше Москвы! С улицы на улицу, от плетня к плетню,
от колодца к колодцу по Ново-Китежу пронеслась уже весть, что стрельцы
поймали в тайге и привели в город мирских людей. Посмотреть на этакое диво
кинулся весь город. По глубокой грязи улиц бежали мужики, обернув вокруг
пояса полы зипунов и кафтанов, спешили бабы, высоко подняв подолы, мчались
мальчишки; разбрызгивая фонтаны грязи, скакали верховые, волоклись телеги.
И все разом остановились, увидев мирских, потом окружили их живым кольцом.
Долго молча и робко разглядывали, и не скоро послышались первые голоса:
- Глянь, бороды бриты! Образ богомерзкий!
- Неверы!.. Антихристы!
- Скрадом к нам пробрались. Доглядчики!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг