их?
Работали весело и жадно. Когда пружинит в работе каждый мускул, когда
глубоко дышит грудь и падают на лоб влажные пряди волос, когда нет места в
душе унынию и неверию, тогда ничто не страшно.
Повалка и разделка деревьев были закончены. Капитан взялся за самое
трудное: начал вырубать в бревнах пазы и вбивать в них длинные жерди -
поворники. Ими он скрепил бревна плота. Все остальные в это время
скручивали по указке капитана вицы из ельниковых прутьев. Вицами связали
бревна, и к полудню плот был готов.
- По местам стоять, с якоря сниматься! Полный вперед! - гаркнул мичман,
восхитив Сережу, и, навалившись на шест, оттолкнул плот от берега.
И началось плавание. Река, золотистая на стрежне, где плескалась солнечная
зыбь, у берегов была темной - вода подмывала корни деревьев, и они
склонились над рекой причудливыми арками. Темный, извилистый, таинственный
путь! Всем существом своим ощущали плывущие на плоту упругость воды, ее
стремительную силу. Было видно, как пролетали на дне огромные подводные
скалы. Ударься об них плот - по бревнышкам разлетится! Не ударится. Мичман
не выпускает из рук шест и в нужную минуту отвернет плот от подводных
рифов и банок. Моряк щурится от солнца, спокойно и весело глядит на реку,
негромко напевая:
Там, где мчится река Амазонка, Там я буду тебя вспоминать...
А Сереже не очень нравится река. Тревожно как-то на ней. И особенно не
нравится ему зловещий, хлюпающий и сосущий звук - глубинный, утробный
голос реки. Даже Женьке он не нравится. Пес дремлет, свернувшись, а при
каждом всхлипывании открывает один глаз и рычит на реку.
- Что это хлюпает там? - спросил Сережа.
- Водяной щи хлебает, - ответил капитан. Все засмеялись.
- Я вас по-серьезному спрашиваю, - обиделся было Сережа, но тоже засмеялся.
Всем весело, всем хочется дурачиться, шутить, все то и дело похохатывают,
все верят, что недалек благополучный конец тяжелого пути.
- А как мы, Сережа, реку эту назовем? - спросил мичман, бултыхнув шестом
по воде. - Ну-ка, подумай!
Сережа подумал, выпятил нижнюю губу, потрогал ее пальцем и сказал
нерешительно:
- Сердитая, она какая-то... Ладно! Пускай и будет Сердитая.
2
На ночлег пристали к низкому, заросшему тальником берегу. Ужин, он же
обед, был невеселым: очень маленькие были порции. Это скрыли от Сережи,
подкладывая ему куски побольше. А утром, на рассвете, снова поплыли. И
опять Сережа опасливо косился на тугие, напруженные речные струи с шапками
желтой пены. А мичман радовался вслух:
- Тридцать узлов делаем, не меньше. Получается дай боже!
- Не очень хорошо получается! - откликнулся капитан. - Второй день ни
деревни, ни рыбацкого стана не встречаем, ни даже охотничьей чемьи*. Не
нравится мне это.
* Чемья - охотничья промысловая изба.
Капитан озабоченно оглядывал берега. Его тревожило безлюдье. Он хорошо
знал родные шугаи, знал, как зашумела тайга в годы пятилеток: изыскатели,
геологи, строители, лесозаготовители, охотники-промысловики. Шпаны всякой
тоже немало появилось, и с этим ему не раз приходилось встречаться.
Уголовники, кержацкие* начетчики, бородатые копачи** в необъятных
шароварах, а вместе с ними тянутся к золоту прогоревшие нэпманы, спившиеся
и проворовавшиеся кооператоры и прочие рыцари легкой наживы. Даже
расстриженный поп по тайге путался, спиртоносом заделался - спирт для
копачей дороже золота.
* Кержаки - старообрядцы; слово происходит от названия города Керженца -
одного из центров старообрядчества.
**Копачи - старатели, золотоискатели-одиночки.
Куда же они теперь попали? Что за тайга такая загадочная, где за пять дней
они не только человека - человеческого следа не встретили.
А Птухе не хотелось ни тревог, ни забот, ни опасений.
- Вон за тем поворотом сейчас деревня будет! - беззаботно крикнул он. - И
я сразу в баню! Целый день буду париться.
За поворотом, где, по словам мичмана, должна быть деревня, они сначала
услышали свирепый -рев реки, а затем увидели залом из упавших с берегов,
подмытых деревьев. Он перегораживал реку от берега до берега, как плотина.
- Полундра! Полный назад! - отчаянно крикнул мичман.
Три шеста уперлись в дно реки. Плот остановился и медленно пошел к берегу.
Но что-то ударило его снизу, три крайних бревна оторвались от поворников,
потом лопнули вицы, и бревна задрались одним концом кверху. На плот
хлынула вода. Сережа почувствовал, что падает в реку. Схватив обеими
руками Женьку, прижал его к себе и подумал: "Погибать так вместе, а
спасаться - тоже вместе". И тогда ноги его оторвались от плота, и он
полетел куда-то вместе с Женькой. Это Виктор поднял их и выбросил на
подошедший близко мягкий травяной берег. А когда Сережа встал на ноги, он
увидел, как летит к завалу, крутясь на стрежне, разбитый плот. Капитан,
Виктор и Птуха брели по пояс в воде к берегу.
...Они разожгли жаркий костер. На вбитых в землю кольях сушилась одежда.
Капитан, выливая из снятых сапог воду, улыбнулся Сереже:
- Совсем как в романах! Потерпевшие кораблекрушение, выброшенные на берег
робинзоны! Нравится, Сережа?
- Знаете... не очень, - уныло ответил мальчик. Ни Робинзоном, ни Кожаным
Чулком, ни партизаном ему сейчас не хотелось быть. Сидеть бы сейчас дома в
столовой и пить горячий-горячий, сладкий-пресладкий чай с любимым печеньем
"Малыгин". Бывает же такая распрекрасная жизнь!
Нет, никогда больше не будет такой распрекрасной жизни! Сейчас они снова
побредут по распадкам и сырым .низинам, и Сережа попробует идти "своим
ходом", как говорит по-морскому мичман. Забредут они в болото, где надо
прыгать с кочки на кочку, а кочки будут противно сипеть, пищать и
шевелиться под ногами, как живые. Его конькобежные, теплые, на байковой
подкладке, ботинки тотчас промокнут, ноги заломит, и от них пойдет по
всему телу ледяной холод. А он будет все идти и идти, со слипшимися от
засохшего пота волосами, с полынной горечью во рту, пока кто-нибудь, тоже
измученный, не сжалится и не возьмет его себе на спину.
- Опять пешком пойдем? - невесело спросил он, обращаясь только к капитану.
Ратных так посмотрел на Сережу, словно прикидывал его на ладошке. Он
увидел посеревшее лицо, бледные, обметанные губы, измученные глаза в
трепетавших, словно перед слезами, пушистых ресницах. И Сережа понял, что
капитан жалеет его и сомневается в его мужестве и твердости. Он собрал
последние силы, измученные его глаза стали упрямыми, и он сказал с вызовом:
- Пожалуйста, не думайте... Я пойду. Сам пойду! Только сам!
- Никуда ты не пойдешь! - Капитан поднялся, снял сушившиеся на кольях, но
не просохшие сапоги и начал их натягивать. - И никто не пойдет. Нет смысла
всем нам снова тащиться по тайге. Вы люди непривычные, а я таежник. Пойду
я один, в разведку.
Виктор ничего не ответил, только передернул плечами, словно от внезапного
озноба. Птуха, сидевший на корточках в трусах и мичманке перед костром,
поднялся и сказал с мрачной иронией:
- Понятно! Командир впереди на лихом коне. По Чапаеву! - Он вдруг
заторопился и начал надевать одной рукой брюки, другой тельняшку. - Весь
мир будет смеяться, если вы один пойдете. Я в момент! Подождите немного...
- Отставить, мичман! - жестким, командирским голосом остановил его
капитан. - Пойду я один.
- Кошмарный характер у вас, товарищ капитан! - с сердцем сказал Птуха и
шваркнул брюки об землю. - Нехай будэ гречка!
Капитан положил в карман пару галет, сунул за ремень топор и сказал тоном
приказа:
- Ждите меня до утра. И без паники! Если услышите мой выстрел, пускайте
ракету. Без этого не обнаруживайтесь.
Никто не спросил, перед кем нельзя обнаруживаться. У всех было тревожно на
душе. Что-то угрожает им, что-то сомкнулось вокруг, необъяснимое, но
опасное.
3
Пламя костра предостерегающе шипит: "ти-ш-ше", а иной раз треснет,
выстрелив раскаленным угольком. Много читал Сережа о таежных кострах, а
теперь и сам сидит у настоящего костра в тайге. Красота! Все-таки -жизнь
не так уж плоха!
Сережа и Птуха сидят на поваленном буреломе. Мичман, сняв ботинки,
выставив к костру ноги, шевелит пальцами и блаженно жмурится. Виктор лежит
на подстилке из пихтовых лап и хрустящего пырея, притворяясь спящим. Но
Сережа видит, как отражается пламя костра в его полузакрытых глазах.
Женька тоже не спит, лежит, насторожив уши. В черной утробе тайги что-то
бормочет, верещит, попискивает, но не слышно осторожных шагов
возвращающегося капитана. Ушел он днем, а сейчас уже вылезла на небо
скользкая молодая луна.
- И тогда я скомандовал: "Карамба! Боцман, свистать наверх вахту левого
борта!" И мы влепили им всем левым бортом! - Сережа посмотрел
подозрительно на мичмана и потолкал его в плечо. - Да вы слушаете, дядя
Федя? Или не слушаете?
- А как же? В оба уха слушаю. - Птуха судорожно зевнул одними ноздрями,
крепко сжав челюсти, чтобы скрыть зевок. - А кому вы влепили?
- А говорите - слушаю. Черному бригу "Счастливое избавление" с бубновой
заплатой на формарселе. А кто командовал им, помните? Капитан Шарки, по
прозванию Черная Борода. Кровожадный пират! Он всех пленников убивал.
- Вот жлоб! - возмутился сквозь зевок Птуха.
- За это я приказал повесить его на мачте!
- Правильно сделал. Молодец! - рассеянно похвалил мичман, глядя в костер.
И, подняв глаза на Сережу, чуть улыбнулся. - А я все время думал: кто
уничтожил Черную Бороду? Оказывается, ты. Молодец!
- Не я, конечно. Это у меня так в рассказе получилось, будто я, - вялым,
полусонным голосом ответил Сережа.
Ему смертельно хотелось спать, и пришлось, разгоняя сон, рассказывать
мичману недавно прочитанный пиратский роман. Мичман, договариваясь с
Виктором о дежурствах, сказал, что берет на себя самую трудную, "собачью
вахту"*. А разве Сережа не мужчина? И он будет нести "собачью вахту",
дожидаясь возвращения капитана.
* "Собачья вахта" (морск. жаргон). - Так моряки называют самую тяжелую
вахту: от 12 часов ночи до 4-х утра.
Но не помог и пиратский роман: спать по-прежнему хотелось невыносимо. Он
уже и ухо себе безжалостно крутил, как вычитал в какой-то книге, но все
равно проваливался в теплую, мягкую пропасть сна, вздрагивал, открывал
глаза и снова проваливался. Он слышал где-то глубоко-глубоко плеск и
бульканье Сердитой реки и ватный почему-то голос дядя Феди,
разговаривающего с Витей, а потом ничего не слышал и удивился,
почувствовав, что не сидит на буреломном дереве, а лежит на пихтовой
подстилке с братовым кителем под головой.
Он открыл глаза, сел и снова удивился. Костер стал каким-то другим: он не
шипел, не шептал, а буйно, со свистом грыз будто облитые бензином сухие
еловые ветви.
- Сигнала от товарища капитана нет? - спросил он.
- Нет сигнала, - неохотно ответил Птуха. - "Уж полночь близится, а Германа
все нет".
Виктор встал с подстилки и подошел к костру.
- Пускайте ракету, Федор Тарасович! - резко сказал он.
- Приказано не обнаруживаться, - растерянно ответил мичман. - За нарушение
приказа даст нам капитан на всю катушку!
- Не спорьте! Я отвечаю. Пускайте ракету! Мичман покорно вздохнул, зарядил
пистолет и выстрелил. Резкий, слепящий свет, холодный и безрадостный,
залил тайгу. Ракета погасла. Все молча слушали тайгу. В темных ее глубинах
раздался вопль ужаса, отчаянный, предсмертный крик какого-то животного.
Сережа вздрогнул и прижался к брату.
- Пускайте вторую! Зеленую! - так же резко приказал летчик.
- Минуточку! - предостерегающе поднял ладонь мичман. - На Женьку поглядите.
Пес, прижав уши, тихо рычал, глядя в тайгу. Совсем рядом затрещали сучья
под тяжелой ногой, но тотчас все стихло. Женька рычал все громче и злобнее.
- Кто там? Выходи! - нервно крикнул летчик. Снова затрещали сучья, и к
костру вышли люди. Сережа взглянул на них и оторопело подумал: "Это сон. Я
еще сплю, это мне снится...".
Но почему же тогда сердито кричит мичман, отбежав за костер?
- Слушайте, это что, бал-маскарад, новогодний карнавал?
Птуха нагнулся, пытаясь схватить ракетный пистолет, но полетел на землю,
сверкнув голыми пятками. Он был сбит двумя людьми, кинувшимися на него.
- Врешь! А дулю с маком? - заорал мичман, сбрасывая нападавших.
Но к двум подбежал третий, а еще трое налетели на Виктора, сбили его с ног
и повалили на землю. Тогда Сережа закричал и начал бить кулаками в
костлявую спину, потом пинать ногами. Последним ворвался в драку Женька.
Верный пес кинулся на выручку, удушливо рыча.
Подброшенные чьей-то ногой ракеты полетели в костер. Раздался взрыв.
Взрывной волной разбросало костер. Но и в темноте слышались возня, тяжелые
вздохи, удары и озлобленные выкрики.
Глава 10 РАЗВЕДКА
Что за край? Где мы? Сам не знаю, да и никто не знает: кто тут бывал и кто
пойдет в эту дичь и глушь.
И. Гончаров, "Фрегат "Паллада"
1
Капитан шел медленно, настороженно вглядываясь в лесные острозубые тени, в
обманчивую игру солнечных бликов, в таинственные завесы пихтарника. Он шел
почти бесшумно. На нем была настоящая таежная обутка:
легкие, точно бумажные, сапоги из тонкого и крепкого брезента без
каблуков, на плоской мягкой подошве. Время от времени он делал затесы на
деревьях. По этим затесам он сможет вернуться к костру.
Тайга не менялась. По-прежнему стоял вокруг густой матерый пихтарник и
ельник. Черневая тайга. И только яркие, малинового цвета шишки пихты,
стоявшие на ветвях свечечками новогодней елки, радовали глаз в этом
хмуром, без улыбки лесу.
Капитан все еще искал какую-нибудь тропу. Любая тропа приведет его к
людям. В них спасение! Спасение ли? А кто будут эти люди, друзья или враги?
Он посмотрел на компас. Идет верно, по-прежнему на север, все время на
север! Но как резко изменилась вдруг тайга.
Начались густые заросли нежилого, неохотничьего леса, глухая урманная
чащоба ольхи, ветлы, мелкого пихтарника-подлеска, среди которых мрачными
башнями стояли отдельные великаны ели. Здесь он не найдет людей. Опять
сворачивать?
Капитан стоял, раздумывая, куда свернуть, и все же до его сознания дошло
беспокойство, охватившее вдруг тайгу. Заволновались бурундуки и кинулись
на вершины. Разволновались и белки, с сумасшедшей быстротой носились с
дерева на дерево, распуская пушистые хвосты, стрекотали, заглушая писк
бурундуков. Но и беличьи голоса заглушил истеричный крик метавшихся по
деревьям сорок.
"Так они кричат, когда заметят человека", - подумал Ратных и услышал новый
звук, похожий на свист крыльев маленькой летящей птицы. Свист кончился
легким щелчком сзади него. Капитан быстро обернулся. В стволе пихты
дрожала глубоко вонзившаяся стрела. Он вырвал ее из ствола и, разглядывая,
покачал головой. Древнее оружие! Наконечник был железный, грубо выкованный
трехгранник, к комлю стрелы прикреплены перья ястреба.
Вдруг он снова услышал летящий свист. Теперь он успел спрятаться за дерево.
Вторая стрела унеслась, вереща, в чащу. Прячась за стволом, капитан
пристально посмотрел в ту сторону, откуда летели стрелы. В низких,
висевших почти над землей ветвях дальней великанши ели что-то
подозрительно шевелилось.
Капитан вышел из-за ствола и крикнул:
- Выходи! Не бойся!
И тогда из-под ветвей ели выскочили двое и побежали, перебегая от дерева к
дереву. Ратных ясно видел их одежду, бурую звериную шкуру коротких
кафтанов и такие же меховые штаны.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг