Прав был насчет характера Рыженков - в этом Пересветов вскоре убедился.
Когда эскадрон более или менее подтянулся к уровню боевой единицы, его
подняли по тревоге и бросили в учебно-боевой поход.
Полк шел сперва по осенним скошенным полям, потом начались возвышенности
и кое-где радостный для глаза северянина лес. За переход покрывали
километров по восемьдесят, и они гнули кавалеристов к земле крепко. На
берегу Сенгилеевского озера - очень большого, синяя вода которого с низким
морским гулом лизала голый желтый берег, Пересветов ощутил вдруг полную
свободу и легкость езды и острое удовольствие от этого. "А ведь я стал
настоящим конником", - радостно подумал он.
...Солнце пригревало уже ощутимо, и стало сильней клонить в сон. "Сейчас
немцы прилетят", - подумал Пересветов, оглядываясь в поисках подручного
маскировочного материала и видя на сыроватом с прозеленью дне балки лишь
детски-наивный голубой цвет вероники да белые зонтики купыря. Потянуло
дымком и борщом.
Вдруг издали послышалось утробное завывание авиационных моторов: немецких
моторов, это уже кавалеристы знали - наши гудели иначе и ровней.
- Воздух! - разноголосо командовали дневальные в балке. Халдеев деловито
щелкнул затвором. Вой на западе нарастал.
- Хейнкели, двенадцать штук! - выкрикнул нервно Отнякин, -
разворачиваются над рощей - пошло-поехало!
Лошади захрапели, одна из них почти села, натягивая повод. Земля под
ногами Пересветова как бы провалилась, и тут же его толкнуло вверх. С обрыва
посыпались комки, и только после этого донеслись тугие разрывы. Удерживая
лошадей. Пересветов несколько отошел от обрывистого края к середине балки и
увидел самолеты, с воем делающие виражи над степью. Роща - та самая,
приютившая в прошлом году студенческую экспедицию, - вся была в пляске
разрывов.
Пересветов боялся только одного - не управиться с лошадьми. Может
обезуметь от страха, оборвать повод. Убегут - трибунала не миновать.
Конь - чуткое животное, он улавливает все оттенки состояния человека:
трусить, терять самообладание нельзя ни на секунду. Храпя и выкатывая глаза
лошади все же оставались на месте, не несли. На лбу Пересветова выступил
пот.
Разрывы в роще прекратились, но один самолет, отколовшись от группы,
повернул прямо к балке.
- Воздух! - завопил Отнякин.
Халдеев поднял из окопа ствол своей снайперской, пытаясь поймать в зрачок
прицела переваливающийся из ровного полета в пике бомбардировщик с
растопыренными, как лапы, колесами устаревшего, неубирающегося шасси.
- Брось, - крикнул Отнякин, - демаскируешь!
Раздался дикий вой - пилот включил сирену. От самолета отделился черный
предмет, раздаваясь в окружности, понесся к земле и ударился о землю в
полусотне шагов от кавалеристов; отскочил и, ломая кусты, покатился на дно
балки, где лег на зеленой травке. С изумлением все увидели, что это не
бомба, а железное тракторное колесо - заднее, с шипами-шпорами.
Повезло.
Халдеев выпалил обойму бронебойно-зажигательных, с черно-красными
головками, но все зря: самолет улетел туда, откуда прилетел.
- Кончен бой, перекур, - сказал, подходя, командир взвода Табацкий,
отирая платком потное лицо и доставая кисет и стопочку газетной бумаги.
Напряжение сразу спало. - А странно, - Пересветов огладил успокоившихся
коней, - только что была такая опасность, а сейчас будто и нет никакой
войны, солнышко светит. Привыкает человек ко всему...
- Что это? - Табацкий указал на небольшое вздутие на ноге пересветовской
кобылы.
Андриан пожал плечами.
- Так нельзя, - Табацкий оживился, - за лошадью надо смотреть. Глаз да
глаз. Особенно за кобылами - у них организм понежней. Ведь лошадь в принципе
устроена так же, как и человек...
Комвзвода извлек из полевой сумки пинцет, ватный тампон и бутылочку с
йодом. Быстро и ловко обмял нарыв, обнажил, сняв коросту, его головку,
выпустил гной...
- Здорово, - вырвалось у Пересветова, - кобыла не шелохнулась даже, а она
у меня строптивая.
- Так, милый-дорогой, это же мой хлеб... Я ветеринарный техникум кончил,
плюс десять лет практики. Лечить лошадей - умею, а ездить - так-сяк. В школе
мне в первый день сказали: "Без шенкелей на конную подготовку не ходить". Я
спросил, где их взять. "Хоть на складе получайте". Ну, я и поперся на склад.
Складские оборжались с меня: шенкель-то, говорят, это внутренняя часть ноги
от колена, так сколько вам надо, килограмм или два?
Возвысилась голова Отнякина над бруствером:
- Товарищ младший лейтенант, а можно нескромный вопрос?
Табацкий кивнул.
- Да нет, я не об вас. Вот Пересветов возомнил, выпендривается. Отец -
профессор, асфальт-Арбат, экспедиции, понимаешь, разногласия... Вот спросите
его, пусть расскажет, что за книжечку хитрую он в переметной суме возит -
нет чтобы товарищу дать... А то раскурить бы ее!
- Зачем тебе, - с досадой сказал Андриан, - эта книга не на современном
русском языке, а на древнем.
- А что это? - заинтересованно спросил Табацкий. - Я и сам взял на фронт
учебник - по специальности, конечно. Не все же время боевой Устав кавалерии
зубрить!
- Да "Слово о Полку Игореве", академическое издание тридцать четвертого
года. Я ведь учился на историческом. А экспедиции... Представляете, мы
находились в том самом районе, откуда русское войско начало свой бросок к
морю восемь веков назад. Игорево войско пряталось в дубравах...
- Любопытно. Так доложите вкратце, что там у вас вышло с отцом и с
экспедицией.
- Мой дед, понимаете, - заволновался вдруг Пересветов, - установил, что
русские ходили за Дон, на берег Азовского моря. Отец же, напротив, - что это
было невозможно, исходя из скорости движения в среднем по двадцать пять
километров и никак не более сорока за один переход.
- Почему? - Табацкий в удивлении поднял брови так, что они исчезли под
козырьком фуражки. - Вот мы за три перехода покрыли более двухсот
километров. Почему же Игорь не мог?
- Вот-вот! Смотрите сами - в "Слове" уйма мест, указывающих на
отдаленность Каялы: "конец поля половецкого", "далеча зайде Сокол, птиц -
бья - к морю", "среди земли незнаемой", "у Дону" и так далее.
- А не могло быть так, - полюбопытствовал Табацкий, - что средина
половецких земель была не у моря, а где-то здесь, у Донца?
- Да нет. Археология - наука точная. Все половецкие захоронения,
отмеченные каменными статуями, найдены только южнее Донца. Наоборот: чуть
севернее есть остатки русских укреплений двенадцатого века. А между ними и
половцами лежала ничейная земля, дикое поле, так сказать, нейтральная
полоса. Стало быть, отец был неправ, и русские действительно подошли к морю.
Я разошелся с отцом принципиально, только дело вот в чем...
Табацкий, втаптывая окурок в землю, перебил:
- Ладно, потом доскажете. Кончен перекур. Он ушел, а Андриана
воспоминания не отпускали, и настойчиво лезли мысли о том прошлогоднем
крутом московском разговоре, когда отец, разъярившись, доказывал, что...
- Дело в том, что летописный эпизод с утоплением в море определенной
части игорева войска, - доказывал профессор, - легко объясним. Излагаю суть
в популярной, доступной для первокурсника форме.
- Что ж, - усмехнулся при этих ядовитых словах Пересветов-сын, -
послушаем.
- Последняя битва Игоря не могла происходить у моря. При той скорости
движения войск и том, максимально возможном, времени на все маневры и
переходы, которым располагал Игорь, битва могла произойти южнее Донца на
сорок, ну, пятьдесят-шестьдесят километров - это максимум-максиморум. Река
Сальница, как известно, впадала в Донец вблизи Изюма - там, где русские
переправились через Донец. Далее - один переход к неведомой нам Сюурли,
удачная завязка боя в пятницу, а на следующий день, в субботу, половцы уже
окружили игорев стан, "аки борове". А море...
- Я вынужден прервать вас, отец, - нетерпеливо сказал студент. - Вопрос о
возможной скорости движения русского войска - вопрос важный. Не будем его
затушевывать и смазывать. Давайте пройдем его еще раз...
- "Затушевывать, смазывать", - саркастически усмехнулся профессор. - Вы
не в вашем молодежном кружке.
- А вы уклоняетесь от спора, - с жаром наседал младший Пересветов, -
тогда я сам отвечу на свой вопрос. Я подчеркиваю двумя жирными линиями -
скорость движения войск сильно зависит от многих факторов, это нам Пасынков
подробно объяснял, а он на фронтах провел четыре года. (При упоминании имени
Пасынкова профессор сморщился, будто принял рюмку скверного коньяку).
Факторы такие: род войска, время года, погода, время суток, местность,
втянутость войск в походы, состояние - дорог, а главное - какая боевая
задача решалась, ну, например, где был противник: далеко, близко, наступал
он или отступал и прочее. Ведь речь-то вдет не о средних показателях, а о
конкретной вещи - мог ли Игорь в тех условиях в три перехода преодолеть
расстояние от Изюма до устья Дона или до побережья Азовского моря или нет.
Другими словами, могла ли его рать сделать подряд три перехода по
семьдесят-восемьдесят пять километров? Мы пришли к выводу, что так вполне
могло быть. Вот доказательства, В том же двенадцатом веке Владимир Мономах с
дружиной поспевал из Чернигова в Киев за один день, "до вечерен", - об этом
он пишет в своих "Поучениях". А ведь от Чернигова до Киева 145 километров!
Исследователи определили длину суточного перехода запорожских казаков:
оказалось, от 90 до 120 верст. Известен также рейд конницы генерала
Плизантова во время гражданской войны в США. Было пройдено за один переход
135...
- Может быть, достаточно? - поднял руку профессор. Не стоит утомлять меня
перечислением различных случаев.
- Сейчас. Только один пример еще. Пасынков служил в дивизии Буденного.
Так вот, в мае в Сальской степи, заметим, в весьма сходных условиях, дивизия
за трое суток прошла триста километров и с ходу вступила в бой с конницей
белого генерала Улагая. При этом марш проходил при нехватке воды. Пасынков
говорил, что давали по котелку на человека и на лошадь. Было это в
девятнадцатом году.
- Опять Пасынков, - профессор резко ударил ладонью о стол, словно хотел
прибить муху, и седые пряди свесились ему на лоб. - Он сбивает с панталыку
студентов! И моего собственного сына! Да, конница могла бы, в принципе,
дойти от Оскола до моря за три дня. Конница! Но где доказательства, что у
Игоря не было пеших воинов?
- А где доказательства противоположного? Все, что написано где-либо о
походе, говорит о том, что наше войско было именно конным. Найдите хотя бы
одно место в "Слове" или в летописи, из которого можно было бы заключить,
что хотя бы часть русского войска двигалась пешим порядком.
- Есть такое место! - торжествуя, сказал профессор. - Прямых указаний
действительно нет, но есть в Ипатьевской летописи место, которое позволяет
трактовать ситуацию так, что пешие воины у Игоря были. Речь идет о "черных
людях", которых князь не захотел бросать на произвол судьбы, хотя имел
возможность уйти верхом.
- Не согласен! "Черные люди" - это не пехота, а простые люди, толпа,
масса. Простолюдины могли воевать и на конях - почему нет? Например, в
летописи есть запись: черные люди потребовали от князя Изяслава Ярославича
оружия и коней, чтобы идти на половцев. Значит, это было в обычае, чтобы
черные люди воевали в коннице? Было?
Вышла из кухни тетя Проня, шептала беззвучно:
- Что ж творится: отца лает. А то и закричит враз, как в очереди. Это
дело рази! Тут князья уже двадцать лет как в болоте, а они гудут и гудут. А
ежели что - подведут под монастырь. Спросят: а вы где были, гражданка
Однополова? Хоть бросай службу безбедную да в деревню уезжай от греха.
А профессор, слушая сына, выпил вторую, неурочную, рюмку столовой мадеры
и думал о том, что придется искать новые аргументы. Возможно, они придут
потом, когда спор закончится - как говорят французы, блестящие мысли
приходят в голову, когда уже спускаешься по лестнице. Но сейчас приходилось
свертывать дискуссию, и это бесило профессора по-настоящему.
- Нет и еще раз нет! - тяжело дыша, обрубал концы профессор.
- Доказательства! Почему? Докажите! - побледнел сын.
- Потому что я больше знаю - всю жизнь служу музе Клио, и я профессор, а
не желторотый студент!
При этих словах Андриан вскочил, будто получил пощечину. Отец встал
медленно и удалился в свой кабинет внешне успокоившийся.
Но когда включил настольную лампу, руки у него еще дрожали. Он сидел,
согнувшись, над ярко освещенной зеленой суконной лужайкой стола, и шахматные
фигурки прыгали у него пред глазами.
Партия "Атакинский против Дифферендарова" осталась неразобранной в тот
вечер.
Студен же после ссоры пошел спать, но только веретеном вертелся в
постели, сбивая простыни. Сон убегал от него. Перед глазами объемно,
озвучено и цветно возникали то картинки недавних споров об Игоре и его
походе, то неожиданно включался сам, будто въявь двенадцатый загадочный,
мучающий исследователей век...
- Вы возьмите в толк, что летописцы писали по указке сверху. Вот они
Святославу, брату моему, приписывали пленных в десять раз больше, а обо мне
и моем походе насочиняли, да встарь еще летописи правил игумен Выдубицкого
монастыря Сильвестр - правил, как того хотели киевские князья. А у меня со
Святославом, великим князем киевским, были натянутые отношения. Он желал
моими руками обезопасить от половцев днепровский путь, а мне было нужно
другое - очистить от половцев наш торговый путь - к Дону и Синему морю.
Святослав в феврале и марте мог бы идти к Дону, но не пошел. А почему? Не
захотел мне путь на Тмутаракань расчищать. Боялся - закачается пред ним
великий престол, если я верну себе законную мою дедину - Тмутаракань, и тем
усилюсь. Вот мне и пришлось воевать самому...
В жиденьком сумраке весенней ночи пораженный услышанным Андриан разглядел
зыбкую фигуру, лицо... Смоляные кудри свешивались на смелые светлые глаза,
чуть-чуть смугловат был незнакомец, имел усы и складно вьющуюся бородку.
"Так это же князь Игорь! - ахнул про себя студент. - Прямо будто из
оперы. Как я сразу не сообразил!"
Князь Игорь, как был - с мечом и в костюме по эскизу художника Федора
Федоровича Федоровского, приблизился, присел на край постели и заговорил
тихо и с угрозой:
- Ладно, в Ипатьевской летописи со мной обошлись все же вежливо, а
Лаврентьевский список и читать стыдно. Будто бы рать моя три дня на Сюурли
гуляла и праздновала. И все же ты скажи профессору - пусть почитает
внимательно. Правды не скрыть, нет... Там есть про то, как мы ходили к
Дону...
Часы тикали, стрелочка открутила ночные минуты. Утром, еще до занятий,
расстроенный Андриан поймал в институтском коридоре Пасынкова и рассказал
ему о крупной ссоре с отцом.
- Как жить под одной крышей с человеком, чуждым мне по взглядам и духу? -
ломающимся голосом спросил он.
Присели на подоконник.
- Горячку не пори, в амбицию не вламывайся, - увещевал
Пасынков. - Как говаривал Цицерон, не человек виноват, а эпоха. И
хлопаньем дверью ты не докажешь, что поход Игоря - дальний героический рейд,
а не мизерный пограничный набег... Вот вденем ногу в стремя - и айда в
степь, в экспедицию. Нужны точные данные! Знаешь, как хлещет полынь по
ногам, качается горизонт? Я-то уже раз перемерял эти степи с конармейцами.
Эх... Не журись, казак, до рубки дело еще дойдет!
Предстоящее наступление без труда угадывалось по многим красноречивым
признакам. И не особо наметанный глаз в блеклом свете луны различал на
обочинах дороги не затоптанные еще рубчатые широкие следы, отдающие
керосином, - это доказывало, что вперед прошла броня. Под маскировочными
сетями просматривались толстые, как бревна, стволы мощных пушек. На ходу
обдавая гарью полевые кухни длинных, позвякивающих котелками пехотных серых
колонн; эскадрон все еще обгонял их по мере приближения к передовой.
В балках глухо ворчали моторы.
Из всех примет складывалась картина, поднимающая дух Андриана на высоту
дела крупного и славного, дела государственной важности. Теперь Пересветов
уже не просто прикасался к истории через Страницы "Слова", а сам - он успел
утвердиться в этой мысли - творил новую русскую летопись.
Андриан успел пробежать глазами дивизионку, напечатанную на желтой рыхлой
бумаге в половину обычного газетного листа. Его поразила заметка,
начинавшаяся словами: "Красноармеец, помни: ты сражаешься в тех местах, где
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг