власть над телом чувству и интуиции. Он убивал бездушных серебристых
птицелюдей, которые осыпались грудами обгоревших зимородков, он
уходил от смертоносных Когтей Хуммера, он неумолимо продвигался к
Комнате Зеркал. Он прошел там, где не смог бы пройти никто. Кроме
Звезднорожденного в коже Леворго.
***
У дверей Комнаты Зеркал шел исступленный бой. Отступать паттам
было некуда. Но и кутах, без труда сокрушившим дверь, однако уязвимым
теперь для человеческого оружия, приходилось нелегко. В сравнительно
узком дверном проеме их неизменно встречала паттская сталь.
Элиен понял одно - здесь ему делать нечего. Потому что в Комнате
Зеркал не было айли. Потому что из глубоко провала, который находился
сбоку от коридора, Элиен услышал женский крик, взывающий о помощи.
Внизу была непроглядная тьма, но Звезднорожденный знал что там
происходит. Элиен прыгнул.
Его ступни еще не погрузились в прах, глубоким слоем покрывавший
пол древнего подземелья, а клинок Эллата уже с хрустом вошел в
противоестественную плоть Аскутахэ. Но тот был не чета другим Воинам
Хуммера. Аскутахэ в одно мгновение бросил свою жертву и,
разворачиваясь в прыжке лицом к Элиену, махнул наотмашь Когтем
Хуммера. Элиен успел отшатнуться назад, но конец вражеского клинка
оставил на его груди длинный надрез. В Когте Хуммера не было прежней
магической силы и только благодаря этому рана не вспыхнула голубым
мертвящим пламенем. Инстинкт воина опередил сознание - и вот уже
Аскутахэ вскрикнул от боли, причиненной ему вторым ударом Элиена.
Здесь, в подземелье, где Аскутахэ не мог толком использовать свои
крылья, он был опасным врагом только против айли. Аскутахэ издал
гортанный крик и выпрыгнул наружу - в коридор, к своим.
Элиену не нужен был свет. Он и так прекрасно понимал что здесь
произошло - ужасной вестью был напоен сам воздух подземелья.
Тара была мертва. Она погибла совсем недавно, так и не узнав, что
Знак Разрушения дописан и теперь у Сармонтазары появилась надежда.
Ойра еще жила. Но ей оставалось жить совсем недолго. Аскутахэ не
успел вырвать ей сердце, однако смертельная рана обезобразила ее
совершенную грудь и прах на полу стал глиной, смешавшись с горячей
кровью вожделенной им женщины.
Наверху раздались гортанные выкрики кутах, но, к удивлению
Элиена, они были перекрыты стройным боевым кличем паттов, а где-то
вне Дворца, наверху, слышался ослабленный стенами, но такой
узнаваемый грютский клич "Хи-э-э-йя!"
***
Внезапно у Элиена возникла мысль, которая в первый момент
показалась ему неимоверно кощунственной.
Но Леворго, по всей вероятности, был другого мнения. Невидимая,
но нераздельная связь его кожи с собственной кожей Элиена прервалась.
Звезднорожденный понял, что он принял правильное решение. Он понял,
что Леворго - или, по крайней мере, то незримое и неназываемое нечто,
которое осталось от ученика Лишенного Значений - благословляет его
сделать то, что подсказывает ему Сердце Силы.
И тогда Элиен бережно поцеловал Ойру в губы, в которых уже почти
не оставалось жизни. Он одел на ее холодеющую руку браслет Гаэт и
произнес фразу на Истинном Наречии Лишенного Значений. Он раздел ее и
разделся сам.
Звезднорожденный вошел в женщину, о которой не знал больше
ничего. Он не знал, Гаэт ли это, или Ойра, или просто бездыханное
тело, страсть к которому окончательно замутила его рассудок. И в
момент наивысшего наслаждения два Сердца Силы, которые бились в его
груди во время схватки с Урайном, разделились и в кромешном мраке
подземелья раздался женский стон. А потом в подземелье наступила
полная тишина.
***
В тот день гибель Города Лишенного Значений была оплачена кровью
учеников Хуммера сполна. Два серых крыла сомкнулись вокруг плотного
строя герверитов. Даже если бы они были трусами и спешили спастись
бегством, они не смогли бы сделать этого - грюты были со всех сторон
и смерть поджидала герверитов везде, куда бы они не устремились. Даже
если бы воины Урайна решили сдаться на милость победителей, им было
бы отказано в милости - грюты не знали пощады и пришли сюда в
Лон-Меар только затем, чтобы убивать. Чтобы мстить за своего царя,
потерявшего левую руку и охромевшего на обе ноги по вине Октанга
Урайна.
Но, даже окруженные со всех сторон, гервериты и с ними около
четырехсот уцелевших кутах составляли страшную силу. И когда над их
войском поднялся высоко в небо Аскутахэ, они с громовым кличем
ринулись на грютов и едва не прорвали их спешенный строй.
Грюты разумно полагают, что военачальнику не место в гуще сечи.
Аганна находился на уцелевшем участке крыши Дворца и оттуда руководил
действиями своих воинов. Но когда Аскутахэ бросил дерзкий вызов
храбрости его воинов, Аганна не смог удержаться.
Второе крылатое существо о двух головах взмыло над залитыми
кровью пустошами Лон-Меара. Аганна не зря даровал некогда жизнь
Нетопырю Хегуру. Страшный призрачный зверь служил отныне ему и цепным
псом, и крылатым конем. А историю его приручения знают лишь безглазые
двенадцатиколенчатые пауки из колодцев Радагарны.
Стрела Алаша, Поющая Стрела, во всем равная мечу Эллата, настигла
Аскутахэ раньше чем он успел понять, что это за второго братца успел
сотворить его жестокий отец при деятельном содействии Серебряных
Птиц. Нетопырь Хегуру, пропев что-то вроде "Ай, какие глаза, всем
глазищам глаза", подхватил падающее тело Аскутахэ и, прежде чем
Аганна успел дернуть поводья, высосал их без остатка.
Кутах, оставшись без своего нового военачальника, застыли
каменными истуканами.
Грюты, воспрянув духом, ударили по-настоящему.
***
Стояла кромешная тьма, когда из дворцового подземелья навстречу
тихим стонам, разговорам вполголоса и сдержанному храпу коней вышли
двое. Мужчина и женщина. Воин и воительница. Звезднорожденный и его
возлюбленная. В холодном осеннем небе разгорался Зергвед.
Гореть в Городе Лишенного Значений было нечему. Поэтому нигде не
виднелось костров, темноту нарушали лишь немногочисленные факелы в
руках грютов, искавших тела своих погибших боевых товарищей.
- Элиен! - Услышал Звезднорожденный до боли знакомый голос.
Он и его возлюбленная обернулись. Свет факела в руках Герфегеста
выхватил из темноты лица всех троих.
- Сколько сейчас времени? - спросил сын Тремгора, только теперь
осознавший, сколь долго продлилось небытие.
- О Синий Алустрал! - возопил довольный Герфегест. - Спроси еще
"где я?" и "кто ты?" Мы победили, Элиен. Понимаешь, мы победили!
***
Для гоад-а-рага и его высоких друзей грюты все-таки сложили
костер из трофейных деревянных щитов подневольных герверитских
союзников - таркитов и ивлов. Они сидели вчетвером, ели вяленое мясо
и сушеные ягоды шелковицы, пили аютское вино и были почти счастливы.
- ...а когда почтенный Аганна подстрелил этого крылатого
молодчика, как куропатку, они почти сварились. Почти. И тут появились
Серебряные Птицы.
- И что? - спросил Элиен, который не переставал ощущать
неловкость сродни той, какую испытывает жених, перепившийся в начале
свадьбы до беспамятства и проснувшийся поутру с осознанием того, что
пропустил самое интересное.
Герфегест хитро прищурился.
- Как это что? Или Наратта их не видел в Радагарне? Или я их не
видел в Варнаге? - судя по манере говорить, Герфегест становился
грютом из грютов. - Мы имели время подготовиться к встрече с
Серебряными Птицами как следует. Мы - точнее Сыны Степей, - Герфегест
с подчеркнутым почтением поклонился Аганне, - на славу отделали их из
метательных машин стрелами и горшками с "горячей кашей". Конечно,
если бы ты не сокрушил магическую власть Хуммера, у нас бы ничего не
вышло. А так падаль одной твари можно хоть сейчас сходить осмотреть.
Валяется тут в паре лиг к югу.
Элиену ни на что не хотелось смотреть. Он мечтал сейчас только об
одном - о покое, об уединении с обретенной Гаэт, об отдыхе. Но
кое-что в словах Герфегеста его насторожило и он сказал:
- Постой. Ты сказал - "одной твари". А вторая?
Герфегест и Аганна переглянулись.
- Видишь ли, Элиен... - потирая идеально выбритую, как обычно,
щеку, протянул Герфегест. - Вторая была ранена, но ей удалось
спастись. И спасти Октанга Урайна.
***
Костер догорал.
- Сегодняшний день как столетие, - тихо сказал Элиен, прижимая к
себе Гаэт. - Ты ничего не спросил о Леворго.
Они сидели втроем. Аганна уже давно ушел, как он выразился,
"Дышай громко ко сну грядущий над ухом молодой кобылки". Грютские
военачальники не могли шагу ступить без своей маленькой уманны, во
всем подобной царской.
- Я знаю, что Леворго больше нет. Здесь, - сказал Герфегест с
нажимом на последнем слове.
- Кто ты, Герфегест? - Спросил сын Тремгора, глядя в упор на
своего лучшего друга, о котором он не знал ничего. Даже теперь, когда
он в полной мере стал Звезднорожденным, оставались два человека,
полностью непроницаемые для его понимания. Герфегест и Гаэт.
- Я не знаю, Элиен.
Сын Тремгора чувствовал, что он не лжет.
- Герфегест, в мире, где мне выпала судьба родиться под звездой
Тайа-Ароан, в мире, который я прошел с севера на юг и с юга на север,
в мире, где страдает мой Брат по Слову и по Рождению, "непознанное"
всегда означает "опасное". Но непознанное, знающее обо всем, кроме
собственной природы... Задолжай я тебе хотя бы на одну свою жизнь
меньше, я бы сейчас хотел только одного - уничтожить тебя.
- Откровенность украшает мужчину, - сказал Герфегест, подымаясь.
- Завтра выступать на Варнаг. Сонными мы будем смотреться плохо.
***
Завтра выступать на Варнаг... Идти в сердце чужой страны, искать
встречи с Урайном, погрузить в его черную плоть клинок Эллата по
самую рукоять и, ворвавшись в подземелья цитадели Тайа-Ароан, найти
холодное тело Брата по Слову... В то время как он, Элиен, имел
возможность покончить сегодня со всем одним ударом. Но вместо этого
он выбрал Гаэт. Он подарил ей тело умирающей Ойры и отдал ей Сердце
Силы Леворго. А без него - кто знает? - быть может невозможно
одержать победу над Урайном.
Элиен целовал ее маленькие мочки, чувствовал, как наливаются
экстазом под его ласковыми прикосновениями ее нежные груди, он впивал
губами дурманящий аромат ее лона и понимал, что сделал единственно
возможный для себя выбор. Повторно придя в мир, он остался человеком.
Он сохранил сердце, обычное сердце молодого мужчины, и он был рад
этому. Теперь он не сомневался - Гаэт поможет ему своей глубинной,
дремотной женской силой, которая ни в чем не уступит поверхностной,
подвижной мужской, и Варнаг будет сокрушен.
Герфегест, конечно, был прав - сонными они будут смотреться
плохо. Поэтому они не засыпали всю ночь. Они не виделись долго, очень
долго. Им было что подарить друг другу.
Они лежали, глядя в непроницаемую черноту шатрового полога.
Элиен устало поглаживал ее совершенный плоский живот и лениво мечтал
о том, как под этой кожей рано или поздно забьется еще одно маленькое
сердце. Сердце ребенка. Его ребенка.
- Гаэт, я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Гаэт молчала.
- Гаэт?
До слуха Элиена донесся едва слышный плач. На его левую руку,
лежащую под головой Гаэт, скатилась капля горячей влаги. Слеза.
- Гаэт, что с тобой? Сегодня я дал умирающему телу Ойры твою
жизнь. Хранитель Диорха говорил мне, что если слиться в любви с
женщиной в момент ее смерти и надеть на нее твой браслет...
- Он не лгал тебе, мой гиазир... Все, что я сказала тебе тогда,
было правдой. Тогда это было правдой. Но когда браслет попал в руки
Урайна и слуга Хуммера дважды овладел мной, я узнала тайну своего
появления на свет. Я - его тень, явившаяся в мир в тот миг, когда он
обрел свое второе рождение в Лон-Меаре. Я - все, что по законам
нашего мира остается от человека, извращенного магией Хуммера. И мне
стало страшно. Урайн овладел мной через мой страх и мою слабость и
наложил на меня страшное заклятие. И тогда появилась другая правда. И
эта правда в том, что я буду жить лишь пока жив Урайн. Убей меня,
гиазир, потому что я стою на твоем пути к окончательной победе.
Элиен не сразу осознал смысл сказанного. А когда он понял, что
означают слова Гаэт, он смог лишь молча поцеловать ее в губы - чуть
припухшие от страстных поцелуев и слез.
Теперь он, Элиен, и Октанг Урайн - Звезднорожденные - были
скованы проклятой цепью. Элиен не мог убить своего страшного Брата по
Рождению и покончить с войной Третьего Вздоха Хуммера. Не мог,
потому что тогда лишился бы Гаэт, без которой теперь он не
представлял себе жизни. Не мог, потому что был и остался человеком.
Потом сын Тремгора оделся, подпоясался мечом и вышел под начавшее
просветляться на востоке небо. Он бродил по спящему лагерю, тер
воспаленные веки, и все его мысли были направлены на решение
чудовищной головоломки, которую подсунул ему Октанг Урайн.
Гаэт никогда не лгала ему и всегда предупреждала о грозящей
опасности. Она - тень Урайна - если не знала точно, то по крайней
мере очень тонко чувствовала хищную волю своего прообраза. Элиен не
сомневался в том, что Гаэт не лжет ему и в этот раз.
Что он скажет завтра Аганне и Герфегесту? Что делать - убить ее и
заколоться над ее телом, чтобы его привязанности не стояли над общим
делом сокрушения остатков могущества Урайна? Элиен сразу отказался от
этой мысли. Он оправдался перед собой тем, что без силы
Звезднорожденного - без его, Элиена, силы - Урайна скорее всего
одолеть не удастся. Заключить с Дланью Хуммера дрянной мир, а самому
в это время заняться своим личным счастьем? Это означает лишь
оставить вопрос нерешенным и вновь подвести Сармонтазару к краю
пропасти. Любой грют сегодня же с полным правом всадит ему стрелу
между глаз, едва только прознает, что гиазир Элиен намерен говорить с
Урайном о мире. Оставалось только идти один раз выбранным путем до
конца и закончить войну на руинах Варнага. И на руинах собственной
любви.
Когда сын Тремгора, в отчаянии обхватив голову руками, сидел на
обломке колонны, мысленно готовясь к худшему, его неожиданно посетило
совсем простое решение: лжет сам Урайн. Либо правда вновь изменилась.
В конце концов, Чаша сокрушена и вместе с ней, быть может, погибло и
заклятие Урайна.
Элиен ухватился за это предположение, как утопающий хватается за
соломинку. Он привел тысячи доводов "за". Он поверил в него.
***
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг