моего опекуна и воспитателя и при каждом удобном и неудобном случае
объяснял мне, насколько я еще несовершенна. Я отбивалась, как умела. И
тут...
Вновь я услышала рассветный звук, только был он сильней и ярче. И вслед за
этим донесся грохот копыт по замощенной улице. Мы разом обернулись и
увидели, как из-за поворота на площадь перед Домом вылетел всадник.
Он был весь серебристо-серый, и плащ, как крылья, развевался за спиной, а
конь под ним был ослепительно белый, и длинная грива его струилась по
ветру. Конь промчался в полуоткрытые ворота и, как вкопанный, стал перед
дверьми. Всадник спешился и прошел внутрь.
Мы стремительно переглянулись.
- Странник, - почему-то шепотом сказал Боско. Схватил меня за руку и
потащил за собой. Мы пробежали по коридорам, мимо остолбеневших сиделок и
раненых через Общий зал, и только у дверей покоя Странницы догнали его.
Гость шел быстрым широким шагом, не глядя ни на кого. Его светлые волосы
были подхвачены серебряным обручем. Люди поспешно расступались перед ним.
Вслед за всадником, будто прячась в полах его широкого плаща, мы
проскользнули мимо стражей в покой. Странница сидела на постели - тонкая,
побледневшая после ранений; светлые, будто прозрачные волосы струились по
плечам. На ней была только рубашка из тонкого полотна, но гонец в
серебристых доспехах склонился перед ней, как перед высокой владычицей.
- Здравствуй, брат, - сказала она.
- Здравствуй, сестра, - ответил он неожиданно юным и чистым голосом. - Я
привез тебе вести от братьев с Побережья. Те вести, которые ты так ждала и
которых так боялась.
- Последний Поход?.. - ее голос дрогнул.
- Он близок, сестра. Не позднее, чем через месяц, - гость стоял,
склонившись, и держал ее руки в своих - я только сейчас это заметила.
- Присядь, - сказала Странница. - Ты устал, торопясь, брат. Надолго ли ты
сюда?
- Сразу же назад, - вынув из-под плаща небольшой сверток, он положил его
на постель. Потом снял с себя пояс с мечом и, припав на одно колено,
передал его Страннице. - Братья прирекают свою помощь тебе и Ратанге.
Странница приняла меч, чуть выдвинула его из ножен и прикоснулась губами к
сверкающему клинку.
- Передай им... - она подняла голову. - Нет, ничего не передавай. Свидимся
в бою.
- Свидимся, сестра, - кивнул они, поднявшись, вышел из покоя. Через
мгновение за окном дробно застучали копыта.
Тогда Странница обернулась к Вентнору, который все это время недвижно
стоял за ее спиной:
- Разверни.
Вентнор взял сверток в руки, и на лице его отразилось недоумение.
- Легкое... - пробормотал он, разворачивая ткань. С нежным шорохом,
переливаясь радугой, скользнула из его ладони тонкая серебристая кольчуга.
В руках Вентнора остались небольшой остроконечный шлем, перчатки и сапожки
- все того же серебристого цвета.
Странница с улыбкой потянулась к кольчуге. Вентнор поспешно поднял
кольчугу, помог Страннице надеть - и лицо ее словно засияло мягким
серебром...
Боско дернул меня за руку, и мы попятились к двери.
- Что это? - спросила я шепотом - громко говорить сил не было. - Кто?
- Странник, - пробормотал Боско, будто не слыша. - Странник в Ратанге!
Сбылась легенда.
- Да кто это?!
- Не шуми, - велел он сердито и, как всегда, ничего не объясняя, потащил
меня за собой. Сиделки пытались о чем-то расспрашивать, но Боско
отмахнулся и не остановился, пока мы не оказались в укромном уголке двора,
под кривой снежницей.
- Ну, - сказал он, выпуская мою руку и валясь в траву, - вот это событие!
Я забралась в развилку снежницы. Боско продолжал бормотать что-то
восхищенное, но я уже знала, как привлечь его внимание.
- Ну и что? - сказала я как можно громче.
Боско оборвал бормотание и уставился на меня.
- Да ты что?! Ты не слышала, что Странник назвал Хранительницу сестрой?
Что он прирек помощь Ратанге?
- А разве вы без Странников не справитесь?
Боско нахмурился:
- Легко ты словами бросаешься, тебе бы в бой хоть раз... Ратанга - одна.
Как остров в темном море. С запада кочевники, с севера - баронские орды...
и это с тех пор, как стоит Ратанга. Думаешь, у нас - силы бессчетные? Мы
любой помощи рады, а тут - Странники...
Он сел, поднял из травы кусок коры и начал царапать ножом, как делал часто
в минуты волнения.
- Странники... - повторил он тихо. - Вообрази, что чудо, о котором ты
слышала в детстве, вдруг ожило. Вообрази, что деревянные Птицы с
перекрестка Трех Корон вдруг взмахнули крыльями...
Странники живут у моря, в сказочной красоты городах, но никто еще не нашел
туда дороги. Они появляются, где хотят, но никто не может похвастать, что
говорил с ними. Они - серебряные тени легенды. А ведь это они когда-то
возвели Ратангу...
- Отчего же они сразу не помогли вам?
- Не знаю, - Боско растерянно развел руками, отрываясь от своего
пустячного занятия. - Таковы уж они. Никому не вредят, но и не помогают. У
них море, ветер, свет - что им наша темная жизнь?
- А Странница?
- Вот, - сказал он, - я совсем запутался. Гонец назвал ее сестрой, да и мы
еще раньше - Странницей, и, должно быть, и впрямь близка она этому
племени, но - не их крови. Милосердие у нее земное...
Я едва не высказала ему, что думаю о ее милосердии, но Боско вдруг
рассмеялся:
- Нет, но откуда вы взялись - такие похожие? Помру, но дознаюсь.
Странница, ты - глупая девчонка, и эта... Будь моя воля, я бы с нее это
лицо содрал.
- Ты ее ненавидишь?
- Да, - отвечал он жестко, и рука его крепче стиснула рукоять ножа. -
Ненавижу. Она ведь не только предала - она осквернила все. Если б не
Хранительница, если бы не закон... Боларда я ей не прощу.
* * *
Много позже Вентнор узнал, что задолго до того, как жизнь свела его со
Странницей, их судьбы связало странным образом Поветрие Скал. Морна тогда
накрыла серым крылом и тихий лесной поселок, в котором жила Странница.
Впрочем, тогда она еще не была Странницей, носила иное имя, простое и
легкое, имя, которым сейчас никто н мог ее назвать. Еще смутно помнились
ей далекие дни - горьковатый дымок очага, высокие сосны, шумящие над
ручьем, перекрикивающиеся в лесу веселые голоса... все это перечеркнула
морна.
Странница помнила, как поветрие пришло в поселок. Мать ее с утра пошла к
соседке за жерновками и почти сразу выбежала из соседской хижины с
нечеловеческим криком. Сбежались люди, но, услышав первые слова,
шарахнулись от матери, как от песчаного волка. Соседскую хижину подперли
снаружи брусьями и подожгли. Плачущей матери велели идти в хижину
отступников. Больше Странница ее не видела. Предосторожности не помогли.
На следующий день пылали уже три хижины, а один охотник свалился без сил
прямо посреди поселка, и его копьями отволокли в огонь.
А назавтра она, проснувшись, заметила на лице и руках младшего братишки
страшный пепельный узор. Первым ее движением было - убежать. Но братик был
еще жив, и она с безумной надеждой решила остаться с ним: вдруг выживет?
Она никому не сказала про морну, но, видно, кто-то заподозрил, догадался,
потому что вскоре она услышала тяжелый скрип брусьев, подпиравших двери. С
криком бросилась она к окну, о острие копья отогнало ее назад. Она
кричала, плакала, стучала кулаками по двери, страшно стонал за спиной
брат, прося воды, а огонь снаружи же лизал стены, и в щели заползал
удушливый синий дым... Она схватила кувшин с водой, бросилась к брату,
споткнулась, и вся вода выплеснулась ей на платье. Огонь трещал сильнее,
за дымом она уже ничего не различала, только слышала крик брата, до
постели которого добрался огонь. Она рванулась на крик, но зашаталась и
упала, зарывшись лицом в мокрый подол. И потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, рядом уже падали с крыши горящие обломки веток,
платье на ней тлело. Подтягиваясь на локтях, задыхаясь, почти без сил она
доползла до стены, слепо нашарила рукой горячие, обуглившиеся бревна, и
вдруг рука ее наткнулась на пустоту.
Не помня себя, ведомая уже не разумом, а звериным чутьем, она перевалилась
через остатки стены и поползла дальше. Удивительно, как ее не заметили.
Уже холодный ветер унес запах гари, уже под локтями шуршала упругая лесная
трава, а она все ползла. И вдруг рухнула в пустоту.
Лицо и руки уткнулись в что-то влажное, ледяное, шуршащее. Боль от ожогов
смягчилась. Задыхаясь, она зарывалась все глубже в эту прохладу и наконец
замерла.
Так она лежала долго, не помнила, сколько, - то теряла сознание, то опять
приходила в себя. Боль ушла, ее высосали влажные прошлогодние листья,
которыми была заполнена яма. Девочка почти не сознавала себя, в ушах все
стоял треск огня и крик брата. Полусгоревшее платье расползлось на ней в
лоскутья. Один присох к спине, и стоило ей пошевелиться, как резкая боль
пронизывала тело. Поэтому она старалась не двигаться.
День это был, утро ли, вечер - она не знала. Вдруг сквозь бред она
услышала треск сучьев над головой и неясные голоса. она шевельнулась.
чтобы зарыться поглубже, спрятаться - и тут же против воли застонала. Над
ней шуршали расшвыриваемые листья, голоса стали громче, наконец чьи-то
руки подхватили ее бережно, но боль от их прикосновения ожила, и девочка
застонала вновь. Она чувствовала, как ее положили - не на траву, на что-то
мягкое и теплое, чувствовала осторожные прикосновения пальцев, слова
неведомого языка звучали в вышине. Она глубоко вздохнула и открыла глаза.
Два лица склонялись над ней - тонкие, светлые, нездешние, будто подернутые
серебристой дымкой. Потом дымка рассеялась, но лица по-прежнему казались
нездешними. И слова звучали - странные. Сильная рука обняла девочку за
плечи, приподняла, поддержала голову. Она огляделась.
Их было пятеро. высокие, стройные, в серебристых одеждах. Пять белых коней
бродили рядом. От полупогасшего костра тянулся тонкий дымок.
Один из них поддерживал ее, припав на колено, другой, наклонившись,
внимательно смотрел в лицо. Трое других стояли вокруг и изредка
перебрасывались тихими словами.
Вдруг девочка поняла, кто они. Вспомнила рассказы матери, шепотки соседок,
долгие повести путешественников, изредка забредавших в поселок. Светлые
лица, серебристые плащи, нездешний говор - Странники, вот они кто! Иногда
видели люди, как мелькали в надвигающейся тьме белые силуэты коней, и
ветер развевал плащи всадников. Никто не видел их вблизи, ни с кем никогда
не обмолвились они словом. Говорили, что они живут далеко на Побережье,
что их города возносятся к небу, что им подвластны ветра и Море. И что
печаль им неведома - ни своя, ни чужая...
Странник, глядевший на нее, озабоченно покачал головой, и это простое
движение очень удивило ее. Потом он склонился ниже и вдруг осторожно
приподнял лоскут платья. отбросил, взялся за другой... Истлевшая ткань еще
больше расползалась от его прикосновений. И - странно - совсем не было
больно. Пальцы у него были прохладные и сухие. Он снимал лоскут за
лоскутом, девочка смотрела на свое обожженное тело и вдруг вздрогнула. Не
от боли, не т стыда - от ужаса. Морна! Как она могла забыть? Она
попыталась поднять руки, чтобы оттолкнуть Странника, но боль мгновенно
скрутила. Руки не послушались. Тогда она заговорила - сбивчиво,
прерывисто, глотая слова. Она попыталась растолковать, в чем дело. "Морна"
- должны они знать, что это такое, - они, что, как светлые духи, бродят по
зараженной земле!
И они, кажется, поняли. Один из них выпрямился, сказал что-то тем троим, и
они обменялись быстрыми взглядами. Потом тот, что был выше других, бросил
несколько слов, и остальные закивали.
Странник вернулся к девочке, снял с пояса какую-то коробочку и, зачерпнув
из нее, начал равномерно водить ладонью по обожженному телу. Это была
мазь, пряно пахнущая и до того ледяная, что девочка дрогнула от первого
прикосновения. И тогда тот, что держал за плечи, прошептал ей на ухо:
- Не бойся.
Она хотела объяснить, что не их боится, а за них, что к ней нельзя
прикасаться - морна, но Странник только улыбался, качал головой и
продолжал втирать мазь, а у нее не было сил помешать ему. Потом они
повернули ее на живот, сняли остатки платья и осторожно натерли ее мазью с
ног до головы. Потом завернули в то мягкое, на чем она лежала -
присмотревшись, девочка поняла, что это плащ. Тогда подошел высокий
Странник, протянул им долбленку с узким горлышком. Эту долбленку поднесли
к ее губам, и она глотнула темную жидкость - ледяную и обжигающую
одновременно. Ее заставили выпить несколько глотков, потом немного
посовещались на своем языке, и Странник, лечивший ее, сел в седло и принял
ее, закутанную, на руки. Остальные тоже вскочили на коней. она только
успела подумать, что от тряски боль непременно проснется, как мелькнули,
сливаясь, сосновые стволы и она провалилась в мягкую темноту...
Пять разведчиков-Странников случайно наткнулись на эту девочку.
остановившись на краткий отдых на лесной поляне, заметили клочок ткани,
торчащий из палой листвы. И нашли ее. Обычно, если кто-то из здешних
оказавшийся на их пути, нуждался в помощи, его не бросали равнодушно.
Помогали - и исчезали, чтобы он не знал, кто помог. Но эту девочку нельзя
было оставить здесь, ее раны требовали долгого ухода. И она еще говорила о
морне... Они не боялись морны. Но, заражена девочка или нет, оставить ее
на чье-либо попечение в ближайшем поселке, как они хотели вначале, нельзя
было. Морна... И к тому же, хоть они и не признались друг другу в этом, их
тронуло то, как этот ребенок пытался отказаться от их помощи, чтобы не
заразить их. Она ведь не знала, что морна для них неопасна...
Странники решили разделиться. Трое, во главе со старшим, отправились в
дальнейший путь по диким землям, а двое, братья Сигрен и Сиверн, повезли
девочку к Побережью.
Скалы? Или города?.. Солнце встает над морем, юное, как в первый день
творения. И от прикосновения его скалы - или города? - вспыхивают по краям
жарким юным блеском. Отступает, тает туман, обнажая то, что ночь скрыла, -
стремительное падение в высоту стрельчатых башен, оплетенных в подножии
ажурными изгибами арок и галерей, и белоснежный камень, из которого они
сложены, тоже вспыхивает алым жаром изнутри, точно огромное сердце ожило,
потеплело, забилось... Скалы? Нет, города.
Сюда на рассвете братья Сигрен и Сиверн привезли Сиэль. Такое имя, легко и
серебряно звучавшее, дали они ей по обычаю Странников, ибо прежнее свое
имя она забыла, и ничьи усилия не могли возродить его. Это была последняя
потеря из тех, что остались за ее спиной на пути к Морю.
Сиэль окрепла за эти дни, привыкла к Странникам, и ни звучные их голоса,
ни нездешние лица не пугали и не удивляли ее больше. Братья вначале везли
ее в "колыбели" - плаще, растянутом меж коней, потом по очереди сажали к
себе на седло. Сиэль, не видевшая в своей жизни ничего, кроме хижины,
поселка и окружавшего его леса, была потрясена тем, сколь огромен мир, и
эта огромность мягко стирала из ее памяти все страшные воспоминания. И
лишь когда вспыхнули под рассветным солнцем серебряные стрелы башен и
Сигрен, не в силах сдержать волнения, приподнявшись в стременах, радостно
воскликнул: "Сеалл!", память о прошлом болью вошла в сердце Сиэль, чтобы
навсегда остаться там. Но имени своего она так и не вспомнила.
Сирин. Рок.
С тех пор, как серебряный всадник растаял в полдневном мареве, изменилось
многое. Ушла из Дома Исцеления Странница, поселившись в Башне Вождей -
главной из башен, окружавших площадь Совета. У Башни денно и нощно стояла
стража, приезжали верховые, вожди уходили на стены и внешние валы и
возвращались усталые, запорошенные меловой пылью... И во всей этой
круговерти мне лишь дважды удалось ее увидеть, серебряной искрой
промелькнула Странница в толпе - и исчезла.
Дом Исцеления опустел - кто вернулся на укрепления, кто долечивался дома.
Танис чуть ли не каждый день водила лекарок за травами, целые вороха трав
лежали в Общем зале, мы разбирали их, связывали в пучки, и сильный горький
запах до одурения кружил голову. Каждый день в Дом Исцеления сносили
женщины сувои тонкого отбеленного полотна для повязок. Они же мыли полы,
перетряхивали постели, протирали запыленные окна. Сиделки и лекарки
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг