чистота и святость! А тебя не смущает то, что ты могла оказаться на ее
месте?
- Конечно, могла, - сказала я. - Вы ведь и за мной охотились. Играли...
разведчики.
- Разведчиков ты не трожь, - процедил он с яростью. - Ты ведь не хоронила
убитых по ее милости. Тебе Ратанга чужая.
Конечно, чужая. И Ратанга, и ее Хранительница. Навела на след, отдала на
смерть человека - хоть какого, но человека. Пропадите вы все пропадом!
Это я только подумала, а говорить ему не стала. Не потому, что побоялась,
просто поняла, что бесполезно. Обошла его, как дерево, и вошла в хижину.
Пламя в очаге догорало. Возле очага на охапке лапника спала Странница,
укрытая плащом Вентнора. Маску она сняла. Вентнор устроился ближе к двери,
возле него - Харен и Болард. Харен даже во сне крепко держал брата за
руку. Пленницу положили в дальнем углу. Она не спала. Широко раскрытыми
глазами смотрела на мерцающий огонь. И даже не пошевелилась, когда я
вошла. На лапнике было еще место, лежал чей-то брошенный плащ, но я не
пошла туда, а легла на пороге, обхватив себя руками. чтобы теплее было. Ну
вот и день прошел. Так хорошо начинался. и такое в конце... Из-под двери
тянуло холодом. Слышны были тяжелые шаги Боско. никак не угомонится.
проклятый. Кто-то застонал сквозь сон. Кажется, Харен. Или Болард? А, все
равно... Спать...
Я проснулась от холода и какого-то шороха. Очаг давно угас. Шорох
доносился оттуда. Потом я различила громкий и внятный шепот:
- Нашла время милосердие проявлять! Спать мешаешь.
- Ты же все равно не спишь. А я не могу разговаривать со связанной.
- Подумаешь! А, леший с тобой...
Шорох стал тише, потом что-то шевельнулось в темноте.
- Руки болят, уй! Хороши ратангцы, нечего сказать, на женщину нападают.
- А если женщина этого заслуживает?
- Тогда зачем спасала? Убили бы, тебе что за печаль?
Вот это кто!.. Меня будто обожгло. Не шевелясь, не смея выпрямить затекшую
руку, я прислушивалась к шепоту. А он то затихал, то становился громче:
- ... жалеешь, да? Смешно!
- А тебе никого не жаль?
- Нет!
- И Боларда?
- Мальчишку-то? Сам виноват - не влюбляйся в кого попало.
"Как ты смеешь?!" - хотелось мне крикнуть, но я лежала, стискивая кулаки,
и слушала дальше.
- Напрасно развязала, напрасно! Я ведь и убить могу.
Я застыла. Вскочить? Закричать? Сейчас... Но что-то удерживало меня. А
шепот все звучал:
- Что ж не убиваешь?
- А, неинтересно! И не люблю я убивать.
- А те, кто из-за тебя погиб?
- Так ведь я не сама. В бою убивала, да, но там же другое.
- Хорошо тебе платили за них?
- Еще заплатят! Когда на Север выберусь.
- Что же до сих пор не выбралась?
- Тревогу пережидала. Приди вы на час позже - не застали бы. Ах,
промахнулась я...
- Жалеешь?
- Еще как!
Я почувствовала. как во мне растет отвращение. Так легко, снисходительно,
с презрением к другим говорила она о собственной подлости...
- Ты не промахнулась.
- Как?!
- Вот. По кости скользнуло.
"Что она говорит?.." - я похолодела от ужаса. И никто ничего не заметил?
Знали бы они все...
- Ну, утешила. Но все равно - промах. Жива осталась, Хранительница... От
куда только взялась на мою голову?
- С Побережья.
- А-а, слыхала. Не была там. Вот вырвусь - побываю непременно.
- Не побываешь. Там не терпят таких. Пустых и злых.
- Ого! Все равно проберусь.
Хоть что-то ее задело. Какая странная. И страшная. Зачем только Странница
говорит с ней? Вначале привела воинов, чтобы схватили, теперь... А если
кто-нибудь проснется, услышит? Что он подумает?
- Что, красиво там, на Побережье?
- Очень.
- Обязательно посмотрю! Люблю красоту.
Я услышала тихий смех Странницы.
- А еще что любишь?
- Играть люблю. Всю жизнь играла. В Ратанге - вот где игра была! Три года
без передышки - в честного воина и доброго друга. Вышло, а?
- Вышло...
Голос Странницы будто надломился.
- Эй, ты что? - вполголоса вскрикнула пленница, и я услышала тяжелый шорох
оседающего тела.
- Эй, что с тобой? Этого мне только и не хватало! Очнись, Хранительница!
Я подскочила, готовая броситься на помощь, но тут Странница слабо
проговорила:
- Зачем ты... какие у тебя руки ласковые... не надо, лучше разбуди
кого-нибудь.
- Вот еще!
- Пожалела?
- Нет, в сиделку играю. Играть я люблю, забыла? Что ты лицо прикрываешь?
- Рассвет уже скоро, - глухо прошептала Странница. - Увидишь.
- Ну так одень маску, если стесняешься.
В самом деле, уже светало. Мне стало видно, что голова Странницы лежит у
нее на коленях.
- А что, - сказала пленница вполголоса, - может, и вышла бы из меня
сиделка получше этой девчонки. Не пойму, зачем вы ее с собой прихватили.
- А ты присмотрись к ней утром, - улыбнулась Странница. Я боялась
шевельнуться - мне ужасно хотелось услышать, что они скажут обо мне. Мне
уже столько всякого наговорили в глаза...
- Я к ней вчера еще пригляделась. Болард за ее плечом прятался. Что,
похожа она на меня?
- Так похожа, что ее едва вместо тебя не убили.
- Надо же! - она коротко рассмеялась. - Еще одной навредила нехотя. Ну что
ж, будет утешать Боларда, когда меня казнят. Меня передернуло. А
Странница молча поднялась, надела маску и наклонилась к очагу, чтобы
разворошить угли. Пленница смотрела на нее. Потом спокойно сказала:
- Свяжи меня снова. А то благородных воинов утром хватит удар.
- Не буду я тебя связывать, - отозвалась Странница, подкладывая веточки в
разгорающийся огонь. - Не умею.
Пленница засмеялась:
- Как хочешь. Тогда я спать буду. Надоели мне ночные разговоры.
Она легла и умолкла. Легла и я. Вспыхнул огонь в очаге, озарив розовым
светом склоненную Странницу, и это было последнее, что я видела, засыпая.
Мне показалось, что спала я долго, но на деле, видно, прошел всего час с
небольшим. Все уже были на ногах, Харен, ворча что-то, разглядывал ремни и
недоумевал, как они могли развязаться. Пленница усмехалась, но не
объясняла. Молчала и Странница, сидя у очага. Вентнор, застегивая пояс с
мечом, смотрел на нее с тревогой. Боско потягивался, потирая исцарапанную
щеку. Боларда не было, должно быть, его послали седлать коней.
Харен выпрямился, окликнул Боско:
- Помоги-ка мне. Надо связать ее так, чтобы до Ратанги не развязалась.
- С охотой, - отозвался Боско, подходя к ним. - Ну-ка, благородная дама,
протяни свои ручки...
- Постойте, - сказала Странница. - Ее надо переодеть.
- Зачем? - удивился Боско, а пленница вдруг вскочила, но Харен схватил ее
за плечи:
- Стой!
- Пусть Эгле обменяется с ней одеждой.
Пленница смотрела на нее с ненавистью.
- Ни за что! - проговорила она сквозь зубы.
- Придется, милая моя, - спокойно сказал Боско. - Или прикажешь раздевать
тебя силой?
- Попробуй только!
Боско рассмеялся:
- Ничего, новые царапины меня только украсят.
Пленница смерила его взглядом, потом посмотрела на Странницу и вдруг
равнодушно пожала плечами:
- А, к лешему. Делайте, что хотите.
И будто погасла. Спокойно, никого не стесняясь, сняла с себя одежду,
спокойно натянула мое платье, спокойно дала снова связать себя. И только
изредка оглядывалась на Странницу. А та молчала непроницаемо, опираясь на
плечо Вентнора, и я вспомнила о второй ране, о которой никто не знал. Как
она только держится?! Ведь не спала ночь, беседовала с этой... И не
расскажешь ведь никому, ведь тогда пленницу не довезут до Ратанги. Они так
ненавидят ее...
* * *
Ее взрастил Север. В душе она считала себя его истинной дочерью. Но кому
было дело до ее души? Владыкам Севера? Для них она была глиной, из которой
можно вылепить горшок или идола, куском руды, из которого выйдет плуг либо
меч. И уж конечно, они приложили все усилия, чтобы выковать меч.
Ни на минуту ей не давали забыть о том, где она родилась. Плетьми выбивали
жесткий северный выговор, который она волей-неволей обрела. Заставляли
заучивать все легенды, все песни и сказания, которые дети Ратанги слышали
с рождения. Сказания эти не тронули ее сердце - разве может тронуть
отчеканенный бесчувственным голосом урок? Но она их запомнила. Она
запомнила также нравы и обычаи ратангцев - все до единого. И чем лучше она
запоминала все это, тем сильнее разгоралась в ее душе ненависть. Она
ненавидела Ратангу за все - за то, что ее башни первыми видят солнце, за
то, что воины ее горды и честны, за то, что ни разу враг не вступал на
улицы ее и площади... А еще за то, что и в ней течет эта странная и
проклятая кровь, и это мешает ей стать вровень с сынами Севера. Она не
понимала, что именно ратангская кровь и придавала ей такую высокую цену в
глазах северных властителей. Не будь этой крови - и быть бы девчонке
рабыней, как всем тем, кто перешел горы в надежде спастись от Поветрия
Скал. Однако девчонка была нужна. Бешеная сила мернейских кочевников,
подталкиваемая злобной хитростью северян, разбивалась в пыль, как волна о
скалу, о крепкие валы и стены Ратанги, о мужество ее воинов. Ратангу можно
было сокрушить лишь изнутри, но самые искусные соглядатаи, как их ни
учили, оказавшись среди ратангцев, неминуемо выдавали себя. Нужен был
человек, впитавший суть Ратанги с кровью и вместе с тем до конца преданный
Северу. И такой человек был найден и выращен.
Ее бросали в лесу одну и без оружия - выбирайся, как умеешь. За ней,
правда, шли по пятам, чтобы в случае чего выручить, но она-то этого не
знала. И выбиралась сама. Жестокими шутками ее постепенно отучили верить
тем, кто встречался на ее пути. Всем, кроме властителей, повелевавших ею.
Ее научили скрывать все, что нужно, оставаясь на вид открытой и честной,
научили убивать без колебаний, если того потребует дело. Ну а ненависти ее
не надо было учить.
Вся эта наука была вбита в нее жестко и прочно, и она привыкла к
бесконечной игре так, что и в одиночестве не была собой, да и какой она
должна была быть - неведомо.
И когда ее научили всему и испытали во всем - она была послана в Ратангу.
С того дня, как она пришла в Ратангу, ей казалось постоянно, что она
разделена надвое. Одна - веселый, смелый до дерзости и надежный воин, жила
вместе с ратангцами, чаще - сражалась, реже - праздновала; другая -
соглядатай Севера - холодно следила за ней: "Улыбнись ему... так... Помоги
этой старухе поднять ведро... Не очень-то расспрашивай, этот может
заподозрить..." И когда ее тайная деятельность начала приносить плоды, и
удары, один тяжелей другого, обрушились на Ратангу, она гневалась и
скорбела вместе со всеми и одновременно спокойно рассчитывала: "Там меня
могли видеть. пока появляться опасно... Проверить, что сболтнули вчера об
отряде Самнора... Не стоит так ясно намекать о предательстве. но намеки
сосредоточить на одном..." Если и вздрагивало ее сердце от тихой боли, эту
боль тут же сменяло восхищение собственной неуязвимостью и упоение вечной
игрой...
Так осенило Ратангу синее крыло - Гамаюн.
Гамаюн. Казнь.
Дорога, ведущая вверх. Сколько раз поднимались по ней в Небесный ярус люди
- воины, возвращавшиеся с битвы, юноши, идущие на Галерею Зрелости, чтобы
получить напутствие в жизнь, вожди, собирающиеся на совет, скорбные
процессии, несущие убитых вождей, чтобы захоронить их в Надзвездной башне.
Сегодня ничего этого не было. С двух сторон дороги, под зелеными огромными
ратанами стояли люди. Молча смотрели они на дорогу, смотрели спокойно и
жестко. Даже женщины, даже дети.
По дороге, по самой ее середине, шла женщина в платье сиделки. Утренний
ветер трепал ее взлохмаченные волосы. Руки, освобожденные от пут, были
опущены вдоль тела. Она шла, ступая босыми ногами по щебню, иногда
спотыкаясь. глаза ее были устремлены вперед, пустое. будто окаменевшее
лицо подставлено мягкому свету восходящего солнца. Молчание провожало ее.
Она поднималась все выше, и все выше, ослепляя ее, вставало солнце из-за
Надзвездной башни. Она будто не видела людей, но шла одна - под охраной их
молчаливой ненависти. Она не слышала ничего, кроме шороха щебня под ногами
и чужого дыхания.
Лучше бы они проклинали тебя, Алин. Лучше бы они издевались, кричали,
осыпали камнями и насмешками - о, тогда бы ты знала, что ответить! Все,
что угодно - лишь бы не это молчание. Или ты не боишься его? Что ж ты не
решаешься тогда поднять голову и взглянуть в их глаза? Глаза людей,
которых ты предавала, и которые этого тебе никогда не простят.
Дорога кончилась у площади Совета. Площадь окружали кольцом глухие, без
окон, башни Святынь. На башнях реяли стяги. Утреннее солнце высвечивало на
избитых временем стенах неведомые картины и знаки - наследие племени,
возведшего некогда Ратангу.
На площади, под стенами, полукругом стояли вожди. Ждали ее. Толпа,
двигавшаяся вместе с ней, двумя живыми реками втекла на площадь и
замкнулась вторым полукругом за ее спиной. Она стояла одна посреди
площади, залитой солнцем - лицом к вождям. Надзвездная башня возносилась
над ее головой. Откуда-то подошли и молча стали сзади два стражника. И
тогда в тишине прогремел, отбиваясь эхом от камня, голос вождя - Стража
Справедливости:
- Алин из Ратанги, лишенная имени и родины, готова ли ты говорить с
Советом вождей?
Она облизнула пересохшие губы, проглотила слюну и сказала:
- Готова.
- Ты была рождена в Ратанге и вернулась сюда с Севера три года назад. Ты
сказала, что хочешь жить и сражаться вместе с нами. Искренним ли было твое
желание?
Она глубоко вздохнула:
- И да, и нет. Я хотела вернуться в Ратангу, и я вернулась, чтобы служить
Северу.
Она почувствовала, как толпа сзади шевельнулась, и неясный гул прошел по
ней.
- Ты выросла на Севере, значит, ты ему предана?
- Нет. Просто мне обещали хорошо заплатить.
Кто-то крикнул:
- Мы тебе заплатим!
- Молчать! - велел Страж. - Пусть все молчат, пока я не дозволю. Помните
закон!
Алин чуть усмехнулась. Ей даже стало легче от такого взрыва злобы. И тут
она увидела Странницу.
Та была в своем черном одеянье, лицо, как всегда, скрыто маской. Она
стояла одна, шагах в пятнадцати от вождей, под стеной Третьей башни, и
ветер развевал ее одежды. Алин с трудом оторвала от нее взгляд. А Страж
тем временем продолжал:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг