- Ну да, конечно. Почему ты пошла не по той дороге?
- Заблудилась.
- В двух часах от Элемира, на выбитом тракте? Ладно. А почему сидела в той
хижине, когда надо было убегать?
- Я же говорила! - я сорвалась на крик. Надоел мне этот допрос.
Развлекается он, что ли?
Вентнор внимательно посмотрел на меня, помолчал, потом буднично сообщил:
- Это я разрезал веревки. Вот этим ножом, - он провел ладонью по поясу, на
котором висел широкий охотничий нож. - С согласия Боско.
У меня язык отнялся. С трудом я смогла выдавить из себя только одно слово:
- За-чем?
- Хотели проверить тебя, - пояснил Вентнор. - Харену мы объяснять ничего
не стали, он не понял бы.
Мне стало обидно. Так обидно, что в горле закипели слезы. Хорошую игру они
со мной сыграли!
- И что, - проговорила я, сдерживая злость, - проверили?
- Лучше некуда, - усмехнулся Вентнор.
Не говоря ни слова, я отвернулась. Мне не хотелось смотреть на него. А он
продолжал как ни в чем не бывало:
- Ты могла бы попытаться убить нас спящих - не сделала этого. Могла пойти
по дороге к Элемиру - свернула на глухую тропинку. А потом мы потеряли
твой след. Харен едва не сошел с ума, да и мы тоже. Откуда мы могли знать.
что ты просидишь день и ночь с больным морной? В общем, ты сделала все
так, как никогда не сделала бы она. И мы решили, что тебе можно верить.
- А то, что я сбежала от наказания, вас не смущает? - бросила я, не
оборачиваясь.
Вентнор рассмеялся громко и откровенно:
- Нет. Если ты чужая, ты не обязана исполнять наши обычаи.
- Спасибо, - только и пробормотала я. И с силой зажмурилась, чтобы слезы
не вырвались наружу.
- Это приключение может нам дорого стоить, - задумчиво заметил Вентнор.
- Хорошо, что напомнил! - вспыхнула я. Даже слезы от злости высохли. Час
от часу не легче! То сообщают, что с тобой играют, как кошка с мышью, то
что твоя смерть не за горами...
- А может быть, и нет, - продолжил он странно тихим голосом. - Я верю в
свое везение. И в Хранительницу Ратанги.
Он сосредоточенно смолк. И так странны были его последние слова, что я не
выдержала:
- Что за Хранительница такая? О чем ты?
Вентнор будто очнулся, недоумевающе взглянул на меня. Потом неохотно
сказал:
- Есть такое поверье, что Ратангу и ее воинов хранит незримая рука. Лечит,
спасает, предупреждает об опасности. Будто видели ее в образе женщины в
черном покрывале. И никто не знает ни ее голоса, ни лица.
- А ты ее видел?
- Видел, - ответил Вентнор. - Когда в разведке был, я говорил, помнишь?
Ушел тогда от засады, но зацепили меня стрелой. Конь меня вынес на поляну,
сполз я с седла и свалился без сил.
Он говорил тихо, задумчиво, чуть напевно, будто сказывал сказку. И я с
трудом узнавала его.
- Очнулся я - плеск воды, ветер, и будто ветка моего лба касается. Легко
так. Открыл глаза - надо мной женщина склонилась. Вся в черном, и лицо
закрыто. Только руки, как птицы, из-под покрывала. И одна рука надо мной.
На запястье тонкий шрам, как браслет. И серебряный обруч на голове.
Что-то говорила она, а что - я не понял. Знаю только, что по имени звала.
Голос низкий, тихий. А потом провела ладонью по моим глазам - и я уснул.
Проснулся - никого. Только ручей шумит, и листья зелеными пятнами в
вышине...
Вентнор смолк, глядел в пустоту просветлевшими глазами. А мне почему-то
стало обидно. Еще обиднее, чем тогда, когда он рассказывал, как они меня
испытывали. И очень хотелось сказать ему что-то злое. Чтобы он очнулся от
этого полусна...
Я не сказала ни слова и не шевельнулась. Вентнор вздрогнул, оглянулся на
меня, недоуменно улыбнулся:
- И отчего я это тебе рассказываю - ума не приложу.
- Морна, - сказала я сквозь зубы.
- Верно, - удивился он, - когда опасность близко, на исповеди тянет. Может
быть, ты заснешь, или тоже хочешь исповедоваться?
- Еще чего!
- Тогда спи.
* * *
На перекрестке Трех Корон стоит врытый в землю широкий резной столб. На
вершине его - три птицы с женскими головами. Они кажутся живыми - так
искусно вырезано каждое перышко, так плавно изгибаются крылья, так горят
их обведенные золотом глаза. Одна из птиц - алая. Она лишь начала
расправлять крылья, лишь приподнялась для полета, лишь немного отрыла
юное, несмелое еще лицо. Вторая птица, синяя, как вечерний туман, как
предгрозовое море, гневно и горько глядит на дорогу. Одно крыло ее падает
безвольно, как перебитое, второе изогнулось, пытаясь оторвать ее от земли.
У третьей птицы белое оперение, по утрам на нем сверкает солнце. Она
распростерла крылья над двумя другими птицами, словно заслоняя их от
неведомой беды. Лицо ее запрокинуто, черты его прекрасны и тревожны;
поверх дороги, поверх лесов, рек и гор смотрит она туда, где за краем неба
таится море. Все три птицы увенчаны золотыми коронами. И три лица их -
юное, гневное, прекрасное - как одно. А за ними дорога к городу.
Город был возведен в незапамятные времена. Никто не знал теперь, какими
были люди, вознесшие к небу его гордые башни. Они давно ушли, оставив след
лишь в легендах, да еще в стенах города, казавшихся нерукотворными. В
ясную, в хмурую ли погоду город был виден издалека. Посреди равнины
высилась гора, трижды опоясанная оборонными валами и стенами. А город был
за стенами, и на самой вершине. Он первым встречал солнце и последним
провожал его, и когда на равнине царила еще тьма, на самой высокой башне
города, звавшейся Надзвездной, горел первый, ослепительно белый луч. А
потом солнце восходило все выше, и слепящий свет его озарял загадочные
письмена на стенах Семи Башен. Говорили, что в письменах этих сокрыта
судьба города, но когда наконец удастся прочитать их - город погибнет.
Люди, жившие в городе, считали себя наследниками его древних зодчих, хотя
и не сохранили почти ничего из их искусства и таинственной силы. Однако
они отличались от других племен - были темноволосы, светлоглазы и высоки,
умелы в ратном труде и искусны в ремеслах. Они хранили свои, отличные от
прочих обычаи, и дети их с самого рождения повторяли слова сказаний,
повествовавших о странном, чуждом и прекрасном племени - Серебряных
Странниках, что некогда возвели город, а потом ушли к морю. И было
предание. что Странники, уходя, оставили хранить город трех чудесных птиц,
и птицы эти парят, незримые, в высоком не бе - алая Сирин, птица юной
радости, серебряная - Алконост - птица мудрости и света, и Гамаюн - синяя
птица гнева и скорби. А когда все три слетятся в город - придет его
величайшая победа и величайшее поражение.
Город звался - РАТАНГА.
Алконост. Встреча.
- За Харена можно больше не тревожиться, - сказала мне Танис. Еще раз
посмотрела на спящего Харена, склонилась над ним - статная, полногрудая,
из-под голубого покрывала выбилась рыжая прядь. - Ожил человек. Нынче же
отправлю его в общий зал. А ты... ступай-ка лучше к Красным Вратам с
подводами, должно быть, опять раненых понавезли. - И, подумав, добавила: -
Незачем тебе ему на глаза показываться.
Она была права, Танис, старшая лекарка Дома Исцеления, строгая мать
озорных мальчишек Рена и Сана, и все же мне стало горько. Неделю я сидела
возле Харена, пока он был в жару, отпаивала, меняла повязки, поднимала
лекарок при малейшей тревоге, а теперь - на глаза не показываться. Но
приказ есть приказ, и я пошла на широкий, заросший травою двор, где у
подвод ожидали молчаливые возчики.
С тех пор, как Вентнор, Боско и Харен, привезя меня в Ратангу, ушли сразу
же отбивать нападение кочевников, я осталась совсем одна . Разведчики,
должно быть, успели что-то наскоро объяснить, потому что меня не запирали
и не судили, но никто также и не интересовался мною. Город был поглощен
боями на внешних валах, городу было не до меня, и я бродила одна, дивясь и
тоскуя, пока не встретила Рена и Сана. Им я рассказала все, и они поверили
сразу. И отвели к своей матери Танис, а уж она согласилась принять меня в
Дом Исцеления сиделкой. И, как нарочно, именно в те дни привезли
тяжелораненого Харена...
Дорога к Красным Вратам шла круто под гору. Подводы гремели и грохотали,
смирные мохноногие лошадки испуганно прядали ушами, взрывая копытами
щебень. По обе стороны Тракта тянулись зеленые, похожие на барашков
ратаны. Их было много повсюду, может быть, в их честь и назвали город?
Этого я еще не успела узнать.
У Красных Врат и впрямь уже было много народу. Раненые лежали в тени под
кустами остожника. Сюда, в Ратангу, привозили только тяжелых, легкораненые
оставались в войске. Я уже третий раз была здесь, и всякий раз меня
поражало будничное, ровное обращение с ранеными - Может быть, уже привыкли
к виду страданий? Ни слез не было. ни причитаний, даже когда находили
родных. "Странный народ," - в который раз подумала я, и тут кто-то тронул
меня за плечо. Обернувшись, я увидела Вентнора и Боско.
- Вот кто нынче лечит, - ухмыльнулся Боско вместо приветствия, - жалко,
что меня не ранили.
- Помолчи, - оборвал его Вентнор. - Мы товарища привезли. Присмотришь за
ним сама, ладно?
- Он просил, конечно, но эта просьба звучала, как приказ. И уж конечно я
не собралась ослушаться.
- Присмотрю, если доверяете. Где ваш товарищ?
- Сейчас принесем. А ты пока перевяжи другого. Болард!
Я вздрогнула. От зарослей к нам быстро шел высокий русоволосый юноша. Его
серые беспокойные глаза остановились на мне.
- Не смотри так, - бросил Боско, - это не она.
Болард укоризненно взглянул на него. На правой щеке у него был странный
шрам - будто три стежка рядом. Он бережно поддерживал левую руку правой.
Вентнор и Боско ушли. Болард смотрел на меня. Почему-то мне стало жарко от
этого взгляда.
- Идем, - велела я, и он послушно пошел следом. И терпеливо ждал, пока я
сдирала старую повязку, обмывала края раны, накладывала травы и заматывала
полотном. А потом тихо сказал:
- Спасибо.
Возчик, сидевший на краю подводы, громко хмыкнул. Глаза Боларда вспыхнули
гневом, и на мгновение из робкого юноши он стал суровым воином. А потом -
сделался прежним.
Подошли Вентнор и Боско, неся на руках неподвижного воина - то ли он спал,
то ли был без сознания. Лицо воина закрывала плотная черная маска.
- Он же задохнется!
- Не смей! - Вентнор перехватил мою руку. - Это обет. Лекарка снимет, если
понадобится.
- И не он, а она, - добавил Боско.
- Что? - я даже не сразу сообразила, о чем речь.
- Это женщина, - устало пояснил Вентнор.
Ошеломленная, я сняла с женщины-воина прорванную на груди куртку. Вентнор
помогал мне. Под курткой, поверх рубашки, блеснуло свежее полотно. Повязка
была наложена умело и тщательно.
- Это я перевязывал, - похвастался Боско, услышав мое одобрение. - Что,
гожусь в лекарки?
- Как я в воины. Вы возвращаетесь назад?
- Не сразу, - сказал Вентнор задумчиво. - Харена бы навестить. Как он там?
- Сегодня перевели в общий зал.
- Тогда мы с тобой.
"Проследим. как ты ее устроишь," - мысленно добавила я за него.
Женщина-воин не выходила у меня з головы. Кто она? Отчего в маске? И какое
отношение имеют к ней эти трое?
Не может быть, чтоб просто товарищи...
Раненых погрузили, и на подводах не осталось места. Мы пошли за подводами,
увязая в щебне. Солнце поднималось все выше, припекало. Тракт становился
все круче. Мне в легком платье было тяжело, а что уж говорить об оружных
воинах! Даже Боско примолк. Или просто обиделся на мои слова? У Вентнора
лицо было искажено усталостью и тревогой. Болард тяжело дышал, придерживая
раненую руку.
Танис встретила нас на пороге Дома Исцеления и сразу начала отдавать
распоряжения лекаркам и сиделкам. Вентнор вполголоса сказал ей что-то, она
взглянула на меня, повела круглым плечом и громко проговорила:
- А мне жалко, что ли? Пускай!
Вентнор подошел ко мне:
- Будешь при ней все время. Танис поможет. И больше никому ни слова, ясно?
Я молча кивнула. Подошедший Боско взглянул на нас и вдруг заметил с легкой
досадой:
- Вот расскажу Харену, кто за ним ухаживал...
- Надоел ты мне! - сказала я с сердцем. Боско непритворно попятился, а
Вентнор сказал без улыбки:
- Наконец-то получил по заслугам.
Женщину-воина положили в том же покое, где прежде лежал Харен. Вентнор,
Боско и Болард постояли возле нее и молча ушли. Ушла и Танис, дав мне
напоследок несколько наставлений, и я осталась одна - с ней.
Она лежала в беспамятстве, но не металась, не билась, как иные. Спокойно
были вытянуты вдоль тела тонкие руки, мерно дышала под повязкой грудь, и
наверно, таким же спокойным было лицо. Так мне хотелось отодвинуть маску
хоть на мизинец, хоть одним глазком заглянуть под нее! Ведь никто же не
увидит, в конце концов. И обычаи этого племени меня не касаются. Я же
чужая. И ведь если она захочет пить, снять маску все равно придется...
Мне очень хотелось увидеть лицо женщины, с которой были связаны эти трое.
Но видно, недаром Вентнор растолковывал мне законы ратангской чести. Пять
раз я протягивала руку, чтобы снять маску, и каждый раз отдергивала, будто
обжегшись. А когда наконец решилась - женщина шевельнулась, и глухой
низковатый повелительный голос произнес из-под маски:
- Кто здесь? Где я?
От волнения у меня перехватило дыхание. С трудом справившись с собой, я
ответила:
- Ты в Ратанге, в Доме Исцеления. А меня приставили ухаживать за тобой.
- Ратанга, - так же повторила она. - Дай руку.
Невозможно было не повиноваться. Тонкие, неожиданно сильные пальцы
сомкнулись на моем запястье.
- Ты что-нибудь хочешь? - робко спросила я. - Пить?
- Да, дай воды. И отвернись.
Зря пропала моя маленькая хитрость. Кажется, с этой женщиной невозможно
лукавить Я невольно робела передней. Покорно подала воду. покорно
отвернулась. Слышала, как она пьет маленькими глотками, тяжело дышит -
видно, не так уж хорошо ей было, как казалось. Потом стукнула оставленная
чашка, и она сказала:
- Повернись. Как тебя зовут, девочка?
- Эгле, - ответила я. - А тебя?
Женщина полулежала, опершись на изголовье. Мне показалось. что она
улыбается под маской - холодно и снисходительно, будто глядит на играющего
ребенка.
- Ты давно в Ратанге? - спокойно спросила она, и я поняла, что ответа мне
не дождаться. Обидно. Лучше всего было бы тоже промолчать, но я все-таки
была сиделкой, а это обязывает к вежливости. И я коротко сказала:
- Две недели.
- Ах, нездешняя, - проговорила она разочарованно. - А кто меня привез
сюда, не знаешь?
- Разведчики из отряда Крылатых.
- Кто? - она приподнялась на локте. Я неохотно перечислила имена.
- Вот как, - проговорила она, вновь откидываясь на подушки. - Тогда
хорошо. Они еще здесь?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг