12
Псы Гекаты (седьмой год после Воцарения)
С недавних пор за Некитаевым по пятам следовала радуга, оставляя на
земле семипалые следы, заметные сверху птицам. Она и теперь стояла над
Алупкой, ровнехонько над остробашенным Воронцовским дворцом, где на
сегодня государь назначил заседание Имперского Совета. Давно уже без
отдыха и перемирий белый свет терзала Великая война - эту канитель
следовало кончать. Сверхоружие, которым державы пугали друг друга в мирные
времена, было использовано в первые же недели вселенской битвы, однако
оно, произведя нещадные разрушения и отравив землю с водами, вопреки
ожиданиям оказалось на удивление малоэффективным. Судьба победы, как и во
все времена, по-прежнему решалась на поле боя солдатами и их генералами;
ничто не изменилось, полки воевали по старинке - штыками, порохом и
заклятиями,- так воевали, что за семь лет устали не только люди и страны,
но даже времена года и сама земля, все чаще впадавшая в дрожь, словно
савраска, которая гонит со шкуры надоедливых мух.
Члены Совета сидели за овальным столом и приглушенно говорили о
пустяках - вести деловые речи в отсутствие императора, главного радетеля о
государственном благе, они почитали неприличным.
- Представьте,- вещал Барбович братьям Шереметевым,- наша гуманная
комендатура в Мюнхене издала для граждан инструкцию, где дает такой совет:
когда вас насилуют или убивают в темном подъезде, звать на помощь следует
криком "пожар!", потому что, если обыватель услышит "караул!
убивают!", он сдрейфит и нос из-за двери не высунет, услышав же "пожар!
пожар!", он непременно объявится, а тут как раз убивают...
Дубовая резная дверь вела во внутренние покои дворца; по обе стороны от
нее затянутые в фисташковые мундиры Воинов Блеска застыли два гвардейца с
красивыми, мужественными лицами, в половине случаев присущими не столько
людям добропорядочным, сколько беспутным бестиям и головорезам.
Государь заставлял себя ждать.
Никто не знал, что задерживает его - распорядок жизни императора
являлся предметом государственной тайны. Ходили слухи, будто он держит в
любовницах собственную сестру, мужа которой, своего ближайшего
сподручника, казнил в первый день Великой войны по нелепому обвинению в
лжесвидетельстве, повлекшем за собой человеческие жертвы,- говорили, что
именно в ее спальне он принимает все свои исторические решения. Говорили
также, что он, подобно великому Александру, устраивает грандиозные оргии с
толпами распутниц и приставленными к ним евнухами, которые сами привыкли
испытывать женскую долю. Но скорее всего это были пустые домыслы стоиков,
полагающих, что всякий баловень судьбы непременно лишается своих природных
достоинств, ибо удача и слава дурно влияют даже на лучшего из людей, чьи
непоколебимые добродетели ни у кого не вызывают сомнений.
Помимо слухов о досуге, ходили толки и о необыкновенных личных
свойствах императора. Рассказывали, будто он мог не спать по семнадцать
суток, а когда засыпал, то сон его был краток и так крепок, что на нем
можно было молотком колоть орехи,- но даже при таком крепком сне он не
терял бдительности и продолжал отдавать приказы о штурмах и казнях, не
открывая глаз, ибо видел сквозь веки, как рысь видит сквозь стену.
Говорили, будто в груди Ивана пылает необычайный жар, так что
счастливцы, удостоившиеся его приветливых объятий, ощущают нестерпимое
жжение и впоследствии находят на своем теле ожоги. И уж совсем небылицы
плели про его слюну - словно бы она имеет свойство делать соленое сладким,
а сладкое острым, так что в кофе он кладет соль, а пельмени, вместо уксуса
и перца, приправляет шоколадной крошкой и сиропом. Что делать, никакие
плоды просвещения не в силах отбить у людей вкус к диковинному - жажда
необычайного, ожидание чуда есть непременное правило жизненной игры,
соблюдение которого в свой черед тоже есть непременное правило игры.
Наконец дубовая дверь распахнулась и два гвардейца одновременно - целое
представление - отсалютовали государю. Император поднятием руки
поприветствовал собравшихся; члены Совета отдали ему молчаливый поклон.
Иван был в полевой гвардейской форме, как всегда моложавый и
подтянутый, только сейчас вокруг его глаз лежали густые тени. Неизменно
сопровождавший государя адъютант, мундир которого не по уставу был
облеплен пухом (страсть Прохора к голубям поощрялась императором), застыл
позади его кресла. Пора было начинать.
Совет вел министр войны, мастер подсуконных тактик и бумажных баталий,
знавший свою силу и слабость, а потому относившийся вполне лояльно к
боевым генералам, воюющим не чернилами, но кровью, что, в свою очередь,
позволяло и генералам относиться к министру снисходительно. Разумеется, он
не стал начинать с дурных вестей. Первым делом министр войны поздравил
собравшихся с чудесной гибелью сводной британо-итальянской эскадры, в
одночасье нашедшей свой конец в Баб-эль-Мандебском проливе.
Члены Совета, изъявляя патриотические чувства, встретили уже знакомое
известие одобрительным гулом. Нестор, племянник государя, вот уж год как
им усыновленный (синклит без воодушевления расценил это как назначение в
преемники), восстал из-за стола и преданно исторгнул из отсыревшего горла
троекратное "ура". Не поднимая век, император кивнул.
Министр войны дал слово братьям Шереметевым. Зная их особинку -
способность к блестящей работе только в паре,- для них пришлось в свое
время поделить штатную должность главы имперской разведки, каждому при
этом, помимо целого оклада, вручив всю полноту прав и все бремя
ответственности, после чего ведомство, оставаясь при одном лице, сделалось
двуглавым. На заседаниях Совета они даже говорили хором, будто были двумя
звуковыми колонками одной стереосистемы. Братья Шереметевы поведали о ходе
операции "Термит", каверзный план которой, замысленный некогда
сподручником государя Петром Легкоступовым, в режиме наистрожайшей
секретности неумолимо воплощался в жизнь. Дело в том, что еще восемь лет
назад покойный ныне Легкоступов обнаружил в Историческом архиве Сената
среди бумаг Якова Брюса записки некоего Отто Пайкеля, уроженца Лифляндии,
алхимика и саксонского генерала, участвовавшего в Северной войне на
стороне Августа. В 1705 году Пайкель попал в плен и как шведский
подданный, изменивший королю, был вывезен в Стокгольм, судим и приговорен
к смертной казни. Находясь в тюрьме, он предложил риксроду в обмен на свою
свободу открыть тайну изготовления золота. В присутствии членов риксрода
он осуществил трансмутацию свинца - металл, извлеченный из тигля Отто
Пайкеля, на Стокгольмском монетном дворе был признан золотом, в связи с
чем Карлу ХII была послана срочная депеша.
Однако шведский монарх, весьма щепетильный в вопросах чести, погнушался
предложенной сделкой и повелел казнить изменника. Как записи Отто Пайкеля
попали к Брюсу, осталось невыясненным. Впрочем, за время Северной войны
русские войска побывали и в Лифляндии, и в Литве, и в Польше и даже
высаживались на Аландские острова. Два года назад к тайнописи Пайкеля
наконец-то был подобран последний ключ, и в секретной лаборатории
Министерства финансов проведены первые успешные опыты трансмутации
металлов. С тех пор в третьих странах алхимическое золото регулярно
менялось на доллары, которые, в свою очередь, шли на приобретение в
Североамериканских Штатах через подставных лиц земель, уцелевших после
ракетных ударов предприятий, информационных агентств, газет и телеканалов,
что, помимо прочего, в качестве побочного эффекта неизбежно влекло за
собой увеличение пущенной в оборот денежной массы и пагубное расстройство
американских финансов. В результате исподволь начатой через контролируемые
СМИ антивоенной пропаганды, а также непрестанного раздражения болевых
точек - расовых, территориальных и межнациональных - положение дел
заокеанского неприятеля угрожающе пошатнулось. В чадной атмосфере
внутренней сумятицы и хаоса, на фоне разгула уголовщины, пацифистских
выступлений, сепаратистских выпадов Техаса и Новой Мексики, этнических
дрязг, инфляции и регулярных срывов оборонных заказов по случаю внезапных
перепрофилирований и конверсий заводов эффективно действовали секты
хлыстов, духоборов, скопцов и молокан, окончательно сбивая набекрень мозги
и без того ошалевших американцев. На повестке дня стояли две задачи -
вооружение цветных и формирование корпуса инструкторов из афророссиян.
Союзный Китай на этом этапе обещал действенную поддержку со стороны пятой
колонны в чайна-таунах. Кроме того, подключенное к операции "Термит"
Охтинское могущество весь кремний в Силиконовой долине обратило в
углеродную пыль с периодом обратного сгущения полторы тысячи лет. Все шло
к тому, что в ближайшее время империи больше не придется рассматривать
Североамериканские Штаты в качестве серьезного противника.
Членов Совета хор братьев Шереметевых изрядно воодушевил. Впрочем, на
этом список удачных свершений заканчивался - далее следовали
разочарования. В изложении министра войны скорбный перечень собранных
вместе несчастий выглядел так. Ситуация в Египте была безысходной. Чуть
лучше, но в перспективе столь же безнадежно дела обстояли на Ближнем
Востоке, в Персии и Систане. Помимо этого, провалилась высадка десанта в
Калабрии, где две сербские бригады Воинов Ярости с огромными потерями
несколько дней удерживали плацдарм недалеко от Кротоне, однако после
предательства "Коза ностры", которая, взяв алхимическое золото, вероломно
нарушила обещание о содействии, они были вынуждены вновь погрузиться на
корабли и с потерей двух третей личного состава несолоно хлебавши отбыть в
Далмацию. Штутгарт второй месяц переходил из рук в руки - то его брали
кубанцы, то вновь отбивали низкорослые нибелунги, а что касается решающего
штурма взятого в блокаду Гамбурга, то к настоящему времени следовало
признать, что наступление имперских войск напрочь провалилось. И это
невзирая на то, что после оккупации Норвегии, Швеции и Дании империя
приобрела безраздельное господство над Балтикой.
Впору было задуматься о потере на театре войны глобальной
стратегической инициативы, которую противник вот-вот готов был
перехватить, а кое-где, как, скажем, в Египте, уже взял в обе руки. Однако
и это было не все.
- Есть еще три дела, внушающие нам серьезные опасения,- взял слово
Педро из Таваско, исполнявший в Имперском Совете должность
государственного прозорливца.- На Саратов обрушились полчища летучих
мышей, пьющих кровь у младенцев, в Екатеринодаре и на Полтавщине
поднявшиеся хлеба желтеют и сохнут на корню, а сестра милосердия в Триесте
родила рогатое дитя. Надеюсь, господа, вы и сами способны постичь угрозу,
таящуюся за этими скверными знамениями.
- Что известно о будущем? - спросил генерал Егунов-Дубровский -
австрийский наместник и покоритель Ломбардии, чье лицо, казалось, подобно
фамилии было поделено пополам, так как всегда выражало сразу два
противоположных чувства, что выдавало увлечение генерала некогда
популярной практикой поиска умеренности путем познания излишеств.
- Наше управление привлекло лучших спецов по прозрению грядущего. В
иные времена мы могли бы прочесть любые знаки с обратной стороны и увидеть
завтрашний день столь же ясно, как видим вчерашний. Но сейчас идет седьмой
год войны и седьмой год Воцарения, а вся мудрость видящих, как известно,
бессильна перед простыми числами. Мы были вынуждены прибегнуть к менее
надежным способам: ауспиции, гиероскопии и скапулимантии. Однако
предсказания темны и разноречивы - благоразумнее считать будущее вовсе не
известным.
И без этого никудышного прогноза всем было ясно, что наступают
сомнительные времена, но речь Педро из Таваско усугубила скорбь. Слово
взял Егунов-Дубровский:
- Наша власть над вещами так велика, что кажется, будто не только
история, но и сама природа покорна нашей воле. Однако не стоит обольщаться
на сей счет. Люди издавна стремились управлять материей и повелевать
судьбой, нередко они добивались на этом поприще необычайного.
Зачастую природа выглядела полностью покорной человеку, но всякий раз
покорность эта оказывалась обманчивой. Еще совсем недавно люди в надежде
обрести мистическую силу осмеливались расписываться собственной кровью, не
имея ни малейшего понятия о том, какую власть над собой дают обладателю
сариольских заклятий. А теперь общеизвестно, что даже труп можно поднять
из могилы и привести к некогда начертанным живой человеческой кровью
письменам. Призываю вас, господа, быть мудрыми и не питать иллюзий
относительно собственного могущества - возможно, власть наша столь же
химерична и, словно часовая мина, таит опасность в самой себе, как и
нелепая практика давать расписки кровью. Ни для кого не секрет, сколь
велика сила растущего хлеба, она признается одной из главнейших в мире, а
теперь хлеб в Екатеринодаре сохнет на корню, и мы не в состоянии помешать
этому. Нетопыри, сосущие младенцев, весьма напоминают казнь египетскую, а
что означает рождение рогатого дитяти именно сейчас, когда знаки будущего
закрыты для нас, жутко даже представить. Против нас действуют грозные
силы, и, пока не поздно, мне думается, следует признать неудачу
африканской кампании. - Покоритель Лобмардии оглядел присутствующих и
решился усугубить дерзость: - А вместе с ней и неудачу нашего южного
похода. Мы еще успеем увести войска из Египта в Аксум, где можно будет
переформировать и пополнить части, а в Персии и Систане отступить на север
и укрыться за горными перевалами.
Конечно, тем самым мы значительно ухудшим положение нашего корпуса в
Иордании и наверняка потеряем Суэц, но в сложившейся ситуации ничего не
остается как идти на жертвы. Лучше отдать палец, чем потерять руку.
Хотя, безусловно, потеря пальца тоже болезненна. Будем мудры и
осторожны, господа, возможно, не только судьба армий - судьба нового мира
зависит от наших решений.
Генерал Егунов-Дубровский определенно пребывал нынче в состоянии
умеренности. Но фельдмаршал Барбович, бравший Вену и Мюнхен и безусловно
обладавший тремя необходимыми для полководца качествами - правый его глаз
видел вдаль, левый вширь, а язык знал слова, способные вогнать в краску
даже гвардейцев,- был с ним не согласен:
- Нас только что призвали к мудрости и осторожности, явно забыв о том,
что это две разные добродетели и они далеко не всегда совпадают.
Разумеется, мудро будет высморкаться, если напал сопливчик. И само
собой делать это следует осторожно, чтобы невзначай не высморкать мозги.
Но обрекать на гибель солдат, овеявших себя славой и готовых сражаться за
своего императора до последнего издыхания,- где здесь таится мудрость и не
сродни ли это выпущенным через ноздрю мозгам? Не спорю, удача как будто
готова изменить нам, однако не стоит упускать из виду, что знамения не
только угрожают, но также указывают путь к исправлению дел.
Нам всего и нужно, что пых перевести. В конце концов победы и поражения
изначально куются в сердцах людей, а сознание собственного бессилия
относится, слава Богу, к тому сорту слабостей, которые мы в состоянии
превозмочь. Нам следует сохранять силу духа в любых обстоятельствах, и в
любых обстоятельствах нам следует действовать как победителям и считать
себя таковыми, насколько бы невероятно это ни казалось. Только при таких
условиях судьба будет и впредь покорна нам, как отведавшая вожжей девка.
Над столом вспорхнул легкий ропот - подобное витийство уместно было бы
перед стоящими во фрунт полками, но здесь, на заседании Имперского Совета,
следовало выносить взвешенные решения, а не упражняться в элоквенции.
Однако Барбович, ничуть не смутившись, продолжил:
- Позорно проигрывает битву тот, кто бросает оружие на поле боя. Но
наше оружие - в наших руках. Больше того, мы его еще даже не обнажили. С
какой стати мы зрим в землю, топчем край могилы и скорбим о своей доле?
Надеюсь, не я один в сем достойном собрании наслышан о Псах Гекаты. Не
пришло ли наконец то неотвратное время, когда следовало бы употребить их в
дело? Пусть государственный канцлер просветит нас в этом таинственном
предмете.
Вертикальные морщины на лбу Бадняка пришли в движение. Он посмотрел на
членов Совета, бесстрашных полководцев и виртуозов скрытой войны, как
сытый кот на воробьиную стайку.
- Василеостровское могущество обладает силой, чтобы открыть хрустальные
врата.
- А закрыть? - снисходительно поинтересовался Егунов-Дубровский.
- И закрыть. Я смогу отворить их ровно на семь секунд.
- И Псы Гекаты войдут к нам? - спросил Барбович.
- Да, они войдут.
- Еще как войдут,- подтвердил Педро из Таваско и уточнил, имитируя
простоту солдатской речи: - Как шило в жопу.
- Но Псы Гекаты - существа не нашего мира,- хором сказали братья
Шереметевы,- как воспримут они непривычный для них гнет времени и
пространства?
- Нам не все известно о природе Псов Гекаты.- Казалось, Бадняк с трудом
подыскивает слова, которые бы наилучшим образом отражали истину - закон
под страхом смерти запрещал на заседаниях Имперского Совета говорить
ложь.- Но то, что нам известно, заставляет предположить в них необычайную,
неистовую злобу. Я могу обратить их ярость против наших врагов.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг