видно, что не нынешние, а из прошлых лет. Но уже не из таких далеких...
- А вот еще с'снимок. Но это, конечно, уже не прадедушкин. Таких
фотографий много-много хранится у старой учительницы Анны Ивановны
Ухтомцевой. Она полвека учила ребят в школах нашего города...
Анна Ивановна (живая, улыбчивая!) раскладывает на столе фотоснимки.
Крупно видны ее чуть дрожащие сухие руки с прожилками...
- Теперь Анна Ивановна живет с'совсем одна в маленькой квартире на
двенадцатом этаже, в доме номер три на улице Блюхера. Квартира с'сорок
восемь... Если бывшие ученики навестят ее, она будет очень рада...
Поздно уже навещать. Об этом ведущая скажет в конце передачи...
- Вернемся на минутку в прошлый Устальск, ладно?.. Вот это церковь
Всемилостивейшего Спаса. Такой она была в те годы. Потом долго был в ней
то склад, то завод, с'сломали колокольню... Но теперь восстановили...
Колокольня стоит над тополями. По лестнице поднимается человек со
светлым крестом на спине. На площадке у маковки его ждет другой (это
были Слава и Дымитрий)... И вот уже крест стоит в высоте, горит на нем
солнечный зайчик. Люди спустились. Опрокидывается, бесшумно рушится вниз
лестница... И вот двор. Несут куда-то доски, разгружают с машины
кирпичи. Слава и отец Евгений (оба в клетчатых рубахах и брезентовых
штанах) таскают носилки с цементом...
- В наше время люди думают по-разному. Кто-то верит в Бога, а кто-то
нет. Но если строят церковь, то, по-моему, все делаются добрее. Потому
что... ну, вот посмотрите, какая внутри церкви открылась картина...
И во весь экран - роспись. А потом - крупно, по отдельности - лица
всех, кто на картине... (Оля поставила тут пьесу Вивальди - ласковую,
теплую такую старинную мелодию.)
- Взгляните с'сами, сколько здесь доброты! Просто так и хочется
оказаться вместе с этими ребятами... Вот если бы все взрослые всегда так
с'смотрели на детей... - И опять во весь экран - лицо Учителя...
А затем - наплыв темноты, жесткий аккорд и горький вскрик Нилки:
- Но так - с'совсем не всегда! Бывает и по-другому! Вот как бывает в
нашем городе Устальске!.. - И понеслись, замелькали те, десятки раз
виденные и все равно бьющие по нервам кадры: группа на берегу... Гневная
Ия Григорьевна... Удар, снова удар. И опять, крупно - раз, два!
Блестящие брызги летят из глаз тонкошеего Южакова...
- И пос'смотрите еще раз! Видите: в углу кадра милиционер! Подходит,
глядит...
В слегка размытую, но хорошо различимую фигуру старшего лейтенанта
Щагова уперлась черная стрелка (пришлось повозиться с этой
комбинированной съемкой).
- Думаете, он вмешался? Заступился?.. То есть да, он вмешался: напал
на того, кто снимал этот с'случай... Ну еще бы! Ведь та, кто била, -
c'cyпpyгa милицейского начальника!.. И пожалуйста, не с'смейте вырезать
эти кадры!..
...А потом пошла беззаботная "Ламбада". И то, что снято на улице
Репина. Толпа, шашлычники, торговцы, нищий (торопливые прохожие
переступают через его деревяшку). Резвятся среди материнских юбок
цыганята. Разевают в призывном крике рот продавцы лотерейных билетов...
- Город живет, будто ничего не с'случилось. И здесь уже нет никакого
места для с'сказки... И мы не хотим, чтобы наше кино кончалось вот так.
Лучше с'снова...
И опять возникает роспись на церковной стене. Потом плавно
надвигается. Мальчишка, похожий на Нилку, смотрит со стены, с экрана...
А вот - сам Нилка. На поляне у забора. Ставит ведерко, кладет в траву
кисть. Наклоняется, срывает пушистый одуванчик. Смотрит сквозь него на
солнце... Бьют сквозь гущу семян-парашютиков лучи.
Одуванчик превращается в компьютерный рисунок - на дисплее "бэкашки".
Нилка жмет клавишу. Одуванчик пропадает, вместо него рисуется бегучими
линиями контур сказочного городка. Над ним появляется белый рогатый
месяц. И, слизывая середину рисунка, бежит по экрану надпись: "Конец"...
Это было еще не все.
Уже в сентябре, когда записали почти всю передачу, позвонила режиссер
Лина Георгиевна. Сказала, что хорошо бы снять в студии беседу после
фильма. Потому что "приходится учитывать кое-какие обстоятельства".
Когда они явились на студию, там, кроме ведущей Валентины Гавриловны,
встретила ребят полная тетя с добродушным лицом и погонами майора
милиции.
- Брать будут? - без улыбки спросил Борис.
Взрослые охотно посмеялись. Валентина Гавриловна объяснила, что
работники правоохранительных органов, которые работают с детьми, тоже
хотят высказать свое мнение. Они ведь имеют право, верно? Сейчас
гласность и свобода мнений.
Сели на полукруглый диван, у низких столиков. Включились очень яркие,
греющие лицо софиты...
- Ну что ж, ребята, - сказала тетя-майорша, которую звали Полина
Михайловна. - Я с интересом и даже с удовольствием посмотрела ваш фильм.
Честное слово... - Она излучала этакий домашний уют, несмотря на погоны.
Наверно, так и полагается работникам детских комнат. - Вы славно
поработали. Местами даже талантливо... Но вот что хочу заметить. Талант
- это ведь сложный инструмент. Им, как скальпелем хирурга, надо
действовать очень умело и точно. Иначе можно вместо излечения принести
вред...
- Короче говоря, - не выдержал Федя, - зачем мы зацепили в фильме
милицию! Да?
Полина Михайловна грустно кивнула:
- Вот-вот! Этого я и боялась... Ожесточения! Вашей непримиримости к
тем, кто за вас отвечает, и кто вас охраняет. К педагогам и работникам
милиции... Неужели вы думаете, что они - ваши враги?
- Разве кто-то говорит про всех педагогов и про всю милицию? -
сказала негромко Оля. И подняла к губам костяшки...
- Вы, наверное, этого не хотели. Но ведь кино - могучее средство
обобщения. И когда зрители посмотрят...
Борис глянул из-под ресниц:
- Разве зрители такие глупые? Разберутся, кто есть кто...
- Важно, чтобы вы разобрались! Чтобы в таком вот возрасте не
ожесточили души ненавистью ко всем взрослым. О вас, ребята, моя
тревога...
- Да? - опять не сдержался Федя. В нем начинала гореть та жгучая,
"летняя" обида. - А мне кажется, о другом. Тревога-то... Чтобы у
старшего лейтенанта Щагова и у Ии Григорьевны не было неприятностей.
- Вот! - с торжествующей укоризной произнесла Полина Михайловна. -
Вот-вот! Значит, я права. Вы думаете об отмщении. Только о нем!.. Да не
волнуйтесь, взрослые разберутся в этом случае и примут все необходимые
меры!
- До сих пор разбираются, - вздохнул Борис. - А Ия Григорьевна
гоголем по школе ходит. Отец говорил...
- А что же вы хотели? Чтобы ее в тюрьму? А вы думаете, тот мальчик...
с кем она поспорила... он ни в чем не виноват?
- А если виноват - с'сразу по щекам! Да? - вскинулся Нилка.
- А если кто недоволен - тут милиционер наготове, - вставил Федя. И
Полина Михайловна опять печально покивала:
- Да, трудно с вами... Ну, посудите, ребятки. Из-за одного случая (в
котором вы сами тоже не совсем правы) можно ли делать широкие выводы?..
В наше время, когда милиция напрягает все силы с растущей преступностью,
вы наносите ей удар со спины... Это же предательство!
- Вы с'слова выбирайте все-таки, - негромко, но отчетливо произнес
Нилка.
Лицо доброй Полины Михайловны пошло пятнами (заметно на цветном
экране). Но она сдержалась. Негоже педагогу в майорских погонах
оскорбляться выпадами неразумного мальчишки.
- Я выбираю слова. Может быть, горькие, но справедливые... Вы должны
понимать, что без милиции наша жизнь была бы просто невозможна. В конце
концов, никто не отменял слова великого поэта, ставшие народной
поговоркой: "Моя милиция меня бережет..."
- А что за этими словами дальше, никто не вспоминает, - задумчиво
сказала Оля.
Все вопросительно глянули на нее.
Она объяснила:
- Эту поэму Маяковского "Хорошо!" мама наизусть читала, когда в школе
училась. Выступала на сцене. И потом мне рассказывала, когда я
подросла... Там ведь как: "Моя милиция меня бережет". А затем: "Жезлом
правит, чтоб вправо шел. Пойду направо. Оч-чень хорошо..." Современные
стихи, верно? Сейчас опять стараются, чтобы все шли направо. Дружными
шеренгами...
"Ай да Ольга!" - подумал Федя.
Борис ее тут же поддержал:
- А кто хочет налево - тому по шее... Жезлом.
- Или по почкам, - ощутив щекотание в горле, вспомнил Федя. - Без
свидетелей. И чтобы следов не было...
- Ну как тебе не стыдно! - ахнула Полина Михайловна.
- Мне стыдно? Я, что ли, бил?
Полина Михайловна мягко наклонилась к Феде:
- Мне говорили, что ты верующий мальчик и не скрываешь это...
- А почему я должен скрывать?
- Не должен... Но где же твое милосердие?
- А я милосерден... к тем, кто заслуживает.
- А как ты определяешь: заслуживает или нет? Ведь в Евангелии
сказано: "Не судите, да не судимы будете..."
- А зачем тогда с'суды? - спросил Нилка. - И милиция?
- Мы вообще говорим о разном, - опять спокойно вмешался Борис. - Вы
почему-то о милиции в целом. А мы о таких, как этот старший лейтенант...
- А знаешь ли ты... знаете ли вы... - в голосе Полины Михайловны
зазвенела слезинка, - что этот старший лейтенант... что он сейчас лежит
в больнице? Он был недавно ранен, когда задерживал вооруженного
преступника!
Помолчали немного, потом Борис негромко спросил:
- Ну и что?
- Как - ну и что? Неужели непонятно, какой он замечательный, храбрый
человек! Его представят к награде!
Федя, подбирая слова, сказал:
- Ну... наверно, он в самом деле храбрый. Трусу в милиции как
работать?.. А тот преступник, он тоже, видимо, храбрый, иначе в схватку
не полез бы. Значит, и его, что ли, замечательным считать?.. Храбрость -
она сама по себе что? Она же... ну, нейтральное качество...
- Надо еще, чтобы с'справедливость!
- Ты хочешь сказать, что он вступил в схватку с преступником
несправедливо?
- Да не об этом он хочет сказать, - поморщился Борис. - Вы же
понимаете... А с преступником, видать, не так страшно воевать... как с
женой начальника спорить...
Полина Михайловна уже без надежды обвела юных спорщиков полным упрека
взором:
- Значит, как же?.. Вам, выходит, этого раненого человека
совсем-совсем не жаль?
"Жаль?" - спросил себя Федя. Надо было что-то сказать.
Но сказала Оля:
- Ну почему же? Конечно жаль. Ему же больно... А вам того, второго,
не жаль?
- Преступника?!
- Да нет же! - опять очень звонко взвинтился Нилка. - Того мальчика,
которого били!.. Показать еще раз?!
- Нет, зачем же! - всполошилась Полина Михайловна.
Однако режиссер на пульте (вот молодец!) снова пустил эти кадры.
Опять полетели из глаз Южакова капли-искорки.
...Валентина Гавриловна сказала, что беседа получилась интересной,
хотя ее участники не во всем согласились друг с другом. Ну, это вполне
естественно, когда обсуждаются такие непростые вопросы. Возможно, и
телезрители захотят высказать свои мнения. Пусть они пишут по адресу:
Устальск, телестудия, редакция передач для детей и юношества...
На следующий день в школе Федю хлопали по плечу:
- Ну, дядя Федор, запузырили вы передачу! Прямо как "Пятое колесо" из
Питера...
- Проблематика!
- Только зря ты так сопел и морщился...
- Попробуй не морщиться, когда тебе в рожу десять тысяч ватт... -
огрызнулся Федя. Не станешь ведь объяснять, что от обиды порой
перехватывало голос и намокали ресницы.
Гуга снисходительно посоветовал:
- Ходи теперь с оглядкой. Не дай Бог, если в автобусе без билета
окажешься или не там улицу перейдешь. Менты - они злопамятные. И за свою
корпорацию - горой...
А потом дело приняло совсем неожиданный оборот. На беду восьмого "А",
немецкий в этом году преподавал у них не Артур Яковлевич, а Венера
Платоновна. Артур - тот хоть и придирчивый, насмешливый, но в общем-то
справедливый и без дамских эмоций. А Венера - та вся на нервах. Как
заведется - уже себя не помнит. А потом: "Вон из класса!" За что и
носила прозвище Фрау фон Из-кляссэ.
И вот заметила Фрау, что Федя шепчется с соседом Димкой Данченко (как
раз передачу обсуждали).
- Кроев, встань! О чем я сейчас говорила? Отвечай!
Федя, слава Богу, слышал, о чем она говорила. Ответил без ошибки. Но
это лишь раздосадовало Венеру Платоновну.
- Небось новый сценарий соседу рассказывал! Как над вами, над
бедненькими, учителя издеваются! Чтобы опять снять кино... на ворованной
пленке!
- Че-го? - ошарашено спросил Федя. - На какой... ворованной? Вы с ума
сошли?
- Ах, я с ума сошла? Хам... А почему Дмитрий Анатольевич говорил в
учительской: "Уж не на той ли пленке они снимали, что Кроев у меня летом
стащил?"
- Как вы смеете... - беспомощно сказал Федя.
- Вон из класса!
Федя грохнул дверью и, пылая негодованием, кинулся искать физика. У
того, к счастью, не было урока, он сидел в учительской. Дрожа от
яростной обиды, Федя выговорил:
- Дмитрий Анатольевич, мне надо с вами... выяснить... Можно в
коридоре?
Они вышли. Физик - добродушный, улыбчивый. Этакий свой
парень-педагог, который всегда понимает мальчишек.
- Что стряслось у тебя, дружище?
- Вы говорили учителям, что я украл у вас кинопленку?
- Ты что, юноша? С антресолей упал?
- Фрау... Венера Платоновна объявила сейчас: Дмитрий Анатольевич
сказал, что Кроев летом стащил у него пленку! На которой фильм...
- А-а... - Физик ухмыльнулся. На миг его глаза неловко скользнули в
сторону. - Это утром, когда наша педагогическая общественность базарила
про передачу. Я сказал не "стащил", а "утащил". В смысле "унес". Что-то
такое ведь было, да?
- Вы же сами мне отдали, списанную!
- Ну, отдал так отдал. По правде говоря, я не помню, такая круговерть
в те дни была... Ты чего распереживался-то? У меня же никаких претензий
к тебе...
- У вас-то претензий нет! А Венера...
Физик нагнулся, сказал вполголоса:
- Ну, дура же она. Это сугубо между нами...
- Вот вы так и скажите тогда! В учительской!
- Ты обалдел?
- Да не про то, что она... это... А что я пленку не брал! И чтобы все
знали! А то "стащил" или "утащил"...
Дмитрий Анатольевич сузил глаза:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг