Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
безобидных сумерек.  Но  надо  было,  чтобы враг оказался в  зеркальце в
профиль или наискосок. А если ребром - то злодея не различишь...
   Следует еще сказать, что спасало зеркальце не всякого, а лишь того, у
кого  нет  на  совести каких-нибудь  подлых  дел.  Мелкие  прегрешения -
туда-сюда,  без них не проживешь.  Но если предал кого-то,  забыл друзей
или,  скажем, струсил в решительный момент и потом не искупил этот грех,
никакое зеркало тебя  не  защитит,  пускай  оно  хоть  с  витрину аптеки
добрейшего толстяка дядюшки Шарля де Флакона...
   Волшебную силу зеркальце получало после того,  как  над ним прочитают
секретное заклинание.  И необходимо, чтобы в тот момент в нем отражалась
ваза с синим городом...
    
    
   Вазу -  ту,  что стояла в окне дома на Садовой,  - всe-таки сняли для
фильма. Правда, через стекло, но получилось неплохо. И вовремя сняли! На
следующий день окно оказалось закрыто плотной шторой, и с той поры штору
не убирали.
   А в середине сентября Оля сказала Феде, Борису и Нилке:
   - Мы с  мамой вчера заходили в комиссионный магазин.  Я смотрю:  наша
ваза там на полке. Ох, мальчишки, мне как-то не по себе сделалось...
   Пошли вчетвером в этот магазин.  Стоит ваза. И цена такая, что хоть в
обморок хлопайся! Пятьсот шестьдесят рублей!
   - Может,  и  не  наша?  -  осторожно усомнился Нилка.  В  самом деле,
рисунок  был  незнакомый.  Тоже  написанный  ультрамарином город,  но  с
незнакомыми домами и башнями.  Похожий, но не тот. Но скорее всего, вазу
поставили просто другим боком.  Ясно же,  что  картины были нарисованы с
двух сторон, и сейчас открылась та, которую раньше не видели...
   Посмотреть бы для полной ясности, что с другой стороны. Однако смешно
было  думать,  что  продавщица станет вертеть ради ребят дорогую хрупкую
вещь. А когда Нилка пришел в магазин с отцом, вазы уже не было.
   Грустно всем стало...
   А  в  конце сентября случилось совсем горькое событие:  умерла старая
учительница Анна Ивановна Ухтомцева.  Соседка рассказывала:  "Утром я ей
молоко купила,  принесла, открыла своим ключом дверь, а она лежит, будто
спит. Я и не поняла сперва..."
   На  похороны пришло очень  много народу.  Федя,  Борис,  Нилка и  Оля
принесли тяжелые белые астры.  Гроб стоял на длинном столе, покрытом тем
самым темно-лиловым бархатом.  Анна  Ивановна лежала маленькая,  сухая и
непривычно строгая. Словно была не очень довольна, что столько ее бывших
учеников разом пришли в тесную квартиру, хотя и вели себя тихо.
   В  завещании,  оставленном дочери,  Анна Ивановна просила отпеть ее в
церкви. Спасская церковь еще не работала. Отпевали в церкви на кладбище.
Ребята туда не поехали. Постеснялись, да и места не было в автобусе. Они
пошли к  Оле и  включили проектор.  На  экране Анна Ивановна была живая,
улыбчивая, раскладывала на столе фотографии с выпускными классами... Вот
ведь какая штука кино - нет человека, а он как живой...
   Бабушка  Аннет  навсегда осталась жить  в  Синеграде.  Там  никто  не
умирал, несмотря на злые дела черных "детей Шумса".
    
    
   В школе у Оли долго никто не вспоминал про ее летнее задание. Наконец
Маргарита Васильевна спохватилась:
   - Дорогая моя, а где же обещанный фильм?
   Оля  ответила,  что  пожалуйста,  хоть  завтра  покажет.  Для  начала
пожелали посмотреть фильм  несколько учителей и  завуч Елена Дмитриевна.
Посмотрели. Хвалили. Но...
   - Знаешь,  Олечка,  -  сказала Елена Дмитриевна, - мне кажется, здесь
вовсе ни к чему этот конфликтный эпизод на берегу... Ну, ты понимаешь, о
чем я говорю.  Нет,  не думай, что мы боимся остроты! Но фильм получился
такой славный,  лирический,  а этот кусок... ну, он поперек всего. Лучше
бы тебе убрать его, перед тем как показывать ребятам.
   Оля  хмыкнула.  Потом заявила,  что  решать это одна не  имеет права:
снимала-то целая студия. Надо спросить ребят.
   - А вы не разрешайте! - сказала она мальчишкам.
   Но рассудительный Борис возразил:
   - А  зачем  тебе  этот  мелкий скандал?  В  передаче-то  фильм пойдет
целиком. И тогда уж все его увидят как надо...
    
   Фильм и после фильма...
    
   Передачу "Вот и  лето прошло..." включили в программу только в начале
октября. Когда лето казалось уже давно прошедшей сказкой...
   Смотрели,  конечно,  у  Оли.  Впятером (потому что  и  Степка тут же)
устроились на диване против цветного "Темпа".  За окнами синели сумерки,
свет был выключен,  экран светился предварительной заставкой "Приглашаем
ребят".
   Все уже было известно по съемкам и предварительным просмотрам, но Оля
вдруг призналась шепотом:
   - Ох, мальчишки, я что-то волнуюсь...
   - Фу, - храбро сказал Федя. И тоже ощутил холодок под желудком...
   Впрочем,  сначала передача была не  про  них.  Ведущая -  симпатичная
тетенька,  которую звали  Валентина Гавриловна,  -  сказала,  что  после
каникул прошло уже больше месяца,  память о  лете "отстоялась и отобрала
самое интересное" и  теперь наступило время подвести итоги этой важной и
веселой поры  в  жизни  школьников.  Стали показывать лагерь пионерского
актива.   Две   активистки   хорошо   отрепетированными  словами   стали
рассказывать, как в этом лагере было здорово: "Мы научились внимательнее
приглядываться друг к другу и к себе, лучше разбираться в жизни, сильнее
ценить  дружбу  и  человеческое общение..."  Потом  сбились,  смутились,
посмотрели друг на  друга и  начали говорить уже  нормально,  наперебой.
Вспоминать песни  под  гитару,  ночную грозу,  когда от  молний "аж  все
белое".
   Затем ребята из  этого лагеря -  уже в  студии -  еще вспоминали свои
дела,  пели под ту же гитару,  а мальчишка-поэт (небольшой, вроде Нилки)
прочитал стихи:
    
   Пролетело такое короткое лето,
   Отрубили его как ударом ножа,
   Вспоминаю теперь я вожатую Свету
   И еще - как поймал за палаткой ежа...
    
   Посигналил шофер наш товарищ Васильев,
   И сказала нам Света: "Прощай и прости".
   Увезли всех домой нас почти что насильно.
   А ежа, разумеется, я отпустил...
    
   - Во как надо стихи-то сочинять, - прошептал Федя Степке.
   Степка сказал:
   - Подумаешь. Наша передача все равно будет лучше.
   ...И вот он - их двор, их гараж! Солнечно, листья качаются, соседская
кошка крадется к  воробьям.  Будто в  самом деле вернулся теплый август.
Так все знакомо, и в то же время странно видеть себя среди яркой зелени,
одетыми  по-летнему,  загорелыми,  нестрижеными...  Валентина Гавриловна
села у гаража на чурбак. Глянула с экрана:
   - А  теперь мы,  ребята,  во  дворе  дома  номер двенадцать на  улице
Декабристов.  На первый взгляд самый обычный старый двор,  каких много у
нас  в  Устальске.  Но...  летом здесь происходили удивительные события.
Оказывается,  в  этом  маленьком гараже  работала...  целая  киностудия!
Да-да,  ребячья  киностудия  с  забавным,  но  полным  смысла  названием
"Табурет"...
   И крупно, во весь экран, значок "Studia TABURET".
   - У  табурета -  четыре ноги,  поэтому он  прочно стоит на  земле.  В
студии - тоже четверо. Наверно, поэтому такая прочная, дружная собралась
компания.  Вот они, все здесь. И главная среди них (пусть уж мальчики не
обижаются) Оля  Ковалева...  Оленька,  расскажи нам:  как появилась ваша
студия?
   Оля,  покусывая костяшки и неловко поглядывая в объектив, рассказала,
как досталась ей от дедушки камера.
   - Ну, это ты про технику. А как вы все познакомились?
   Тут наступила очередь Феди. Он засопел и сказал:
   - Началось с того,  что я чуть не переехал ее велосипедом... Но можно
я не буду показывать, как это случилось? Мне хватило одного раза...
   - Мне тоже, - вставила Оля.
   Все посмеялись - и на экране, и на диване.
   - А ты, Нилка? Надеюсь, познакомился с друзьями без приключений?
   Нилка стрельнул с экрана синими глазами и порозовел:
   - С приключением. Это был с'страшный с'случай, мы застряли в лифте...
- Конечно,  он не стал касаться подробностей.  Тем более, что считалось,
будто Оля и Борис их не знают...
   Съемку тоже показали:  как Нилка болтается на веревке перед бархатным
задником.  А  еще  -  как  проявляют  пленку  и  колдуют  над  монтажным
столиком... И наконец:
   - Ну а сейчас,  ребята,  давайте посмотрим, что же у студии "Табурет"
получилось...  Я должна сказать сразу;  не будьте строгими к технической
стороне фильма.  Ведь снимали-то  его  карманной камерой,  на  узенькую,
нецветную и к тому же с просроченным сроком годности пленку. Есть на ней
пятнышки,  царапины,  следы склеек -  то,  что у  профессионалов было бы
названо браком.  Обычно такие пленки студия для показа не  берет,  но на
этот раз мы сделали исключение.  Ведь авторы фильма -  совсем юные,  они
только начинают свой  путь  в  киноискусстве.  И  давайте будем видеть в
фильме не мелкие ошибки и огрехи,  а то хорошее,  что сумели сделать эти
ребята...
   Хлоп!  -  заставка студии.  Такая же, как значок. А потом - запрыгали
вырезанные  из  бумаги  буквы,  сложились  в  название:  "Сказки  нашего
города"...
   На экране возник Нилка.  Сидит за своей "бэкашкой",  жмет на клавиши.
Бегут по  дисплею компьютерные строчки.  Никого не забыли в  титрах:  ни
тех,  кто снимал и снимался,  ни тех,  кто помогал.  И отдельно: "Студия
благодарит за помощь в работе над фильмом Анну Ивановну Ухтомцеву".  Так
и не посмотрела Анна Ивановна это кино...
   И вот - все видят окно. За стеклом - ваза. Стекло слегка бликует, и в
нем отражаются ребята с камерой.  Но это даже хорошо - будто нарочно так
задумано. А потом - крупно картина города на вазе...
   И Нилкин голос:
   - Мы  часто ходили мимо старого дома на  Садовой улице.  Там  в  окне
всегда стояла ваза,  а  на ней нарисован был город.  Мы не знаем,  кто в
этом  доме живет,  и  откуда эта  ваза взялась.  Но  город нам  ужас'сно
нравился.  И  нам  даже  казалось  иногда,  что  он  -  частичка  нашего
Устальска.  Ну,  с'сказка такая придумалась... Потому что в самом деле -
если приглядеться как с'следует -  можно ведь и  на наших улицах увидеть
кусочки чего-то волшебного... С'смотрите сами...
   И пошли кадры под неторопливую мелодию Бетховена...
   Капли падают с  края водосточной трубы в  дождевую лужу,  а  в  ней -
забытый кем-то  самодельный кораблик...  Солнце  выбрасывает лучи  из-за
башенок на  здании аптеки,  и  башенки эти  -  будто замок из  рыцарской
легенды...  Тень узорчатых листьев на кирпичной стене, деревянная резьба
на створках покосившихся ворот...  Кружево оконного наличника -  по нему
бегают воробьи...  Потом -  то место на улице Садовой, где так похоже на
Синеград.  И  еще  несколько таких же  уголков и  переулков...  Радуги в
струях  фонтана,  где  плещется малышня...  Куранты на  городском музее.
Пушка на  музейном крыльце.  Нилка сидит верхом на  этой  древней пушке,
поглядывает сверху на улицу, на берег...
   А вот Нилка в своем дворе,  смотрит, задрав голову, на дом, в котором
живет.
   - Я не люблю эти с'серые громадины,  хотя сам живу в такой. Когда мне
надоедает эта многоэтажная одинаковость... я знаете что делаю? Забираюсь
на подоконник и  оттуда пускаюсь в  полет над н  а  ш и м Городом...  Не
верите?  Смотрите с'сами...  -  Он у себя в комнате распахивает створки,
вскакивает на подоконник (никто, конечно, не видит, что на всякий случай
к щиколотке его привязан прочный капроновый шнур, который держит Борис).
Потом -  Нилкино лицо  во  весь экран,  рывком на  зрителя:  Нилка будто
прыгает в  пустоту.  И  вот  он  уже летит!  Сперва -  среди искрящегося
хоровода звезд. Затем - в светлеющем небе, над снятым с высоты городом.
   Хорошо летит  Нилка!  Ветер  отбрасывает у  него  волосы.  Постепенно
разматывается,  трепещет вдоль ноги  марлевая лента.  И  наконец улетает
совсем.  Треплется рубашка...  Нилка  виден  то  издалека,  то  близко -
летящим как бы на зрителя.  Он смеется и  щурится от встречного воздуха.
Из  бокового кармашка на  шортах  ветер  выхватывает и  уносит  бумажный
клочок...
   Все  четверо помнят,  что  съемку  тогда  пришлось остановить.  Борис
подхватил бумажку:
   - Нил, это что? Это тебе нужно?
   Казалось бы,  не нужно. Израсходованный автобусный билет. Но Нилка на
своей подвеске заболтал ногами, завопил:
   - Ой, не выбрасывай! Это очень с'счастливый!
   И объяснил, когда его опустили:
   - Видите, здесь все сходится. Серия НБ - Нил Березкин. Восемнадцать и
один - это я родился восемнадцатого января. И снова сто восемьдесят один
- в час ночи в восемьдесят первом году.  Видите,  какие одинаковые цифры
слева и справа! Так ведь редко бывает... А если их сложить вместе, будет
двадцать.
   - А что такое "двадцать"? - спросил Федя.
   - Ну... это двадцатое июня. Когда вы меня позвали с'сниматься...
   Все  даже смутились малость.  И  сам Нилка.  Билет вернули на  место,
Нилку  опять  вздернули на  подвеске,  начали  снимать,  как  он  роняет
сандалию.  Уронил он ее очень даже натурально.  И  ловко поймал обратно.
Помахал  рукой  тому,   кто  бросил  с  земли.  А  в  фильм  перед  этим
вмонтировали,  конечно,  Степку:  как  сандалия шлепается рядом с  ним в
траву,  как он хватает ее, смотрит на Нилку, бросает... И почти никто из
зрителей сейчас не знал,  конечно, что через минуту после этого началось
на берегу.
   А пока Нилка летел,  под ним проплывал Город. Крыши, тополя, излучина
Ковжи,  бегущие по  прибрежным улицам  автомобили.  И  лучи  солнца били
сверху сквозь облако.  И голуби кружили у пожарной каланчи, словно чайки
у маяка...
   Плавно,  будто со  специальным кинозамедлением (а  на  самом деле без
него),  Нилка приземлился в  траву на  пустыре у  разваленной халупы.  И
сразу оказался в  своем балахонистом свитере и  широких полусапожках.  С
ведерком и длинной кистью.
   - Знаете,  почему я здесь?  Мы тут встречаемся с художником, которого
зовут Вячеслав Муратов.  В нашем Городе много хороших людей,  и Вячеслав
Анатольевич -  один из  них.  Вообще-то  мы  зовем его просто С'слава...
Однажды он увидел меня после дождя в  такой вот с'спецодежде и  говорит:
"Давай я напишу твой портрет.  "Том С'сойер наших дней". А мне, конечно,
интересно, никогда с меня портретов не писали...
   И  вот Слава за  мольбертом,  работает кистью.  Это еще не  настоящая
картина (ее  Слава пишет до  сих пор),  а  пока набросок,  этюд.  Сделан
крупными быстрыми мазками.  Но  все  равно Нилка очень похож.  Он  стоит
вполоборота,  приподнял кисть, которой только что мазал забор, а веселое
лицо повернул к зрителю.  Будто спрашивает: "Ну, как у меня получается?"
Волосы у него растрепаны пуще обычного,  рукава подвернуты до локтей, на
руках,  на щеке,  на коленках -  пятна краски...  Теперь этот этюд висит
дома у Нилки.  Рядом с копией картины Пикассо "Мальчик с собакой".  Пока
Слава  пишет Нилку,  а  тот  позирует,  Борис и  Федя  стоят неподалеку.
Разглядывают  остатки   надписи   на   кирпичной  стене   -   память   о
фотомастерской.  Нилка наконец смотрит туда же.  И  принимается выводить
кистью на покосившихся досках забора: "Н.Е. Березкинъ"...
   - Знаете,  почему я  это  написал?  Когда-то  здесь стояла мастерская
моего прадедушки.  Он  был знаменитым фотографом.  Когда смотришь на его
снимки,  кажется,  что  опять летишь над  городом,  только уже в  машине
времени, в прошлом...
   Нилка бросает кисть и  взмывает в небо (на самом деле -  обратный ход
пленки;  по правде-то Нилка прыгал с  забора в  траву).  И  вот он снова
летит -  сперва через звезды,  а  потом как  бы  над старыми,  столетней
давности улицами.  И  меняются на экране снимок за снимком...  И вдруг -
молодые лица:  парни и  девчата,  целый класс.  По одежде,  по прическам

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг