хвороста.
- Ну, здравствуй, Кагэро-кун, - медленно выговорил Дзюбэй. - Какую
весть ты принес нам?
- Я выполнил обещание. Вели привести дочь Дзакуро, чтобы все смогли
увидеть: я не причинил ей физического вреда.
Дзюбэй согласно кивнул головой и через несколько минут Камари
вступила в дрожащий круг света.
- Причинил ли тебе этот человек, - Дзюбэй указал на Кагэро, - боль?
Прикасался ли он к тебе хотя бы взглядом в последние день и ночь?
Камари удивленно оглядела обнаженного до пояса Кагэро с грязным
мешком из самой грубой ткани в руке.
- Нет, Дзюбэй-сан, я даже не видела его.
Она снова посмотрел на Кагэро, как, впрочем, и все присутствующие.
Тот улыбнулся и тихо повторил:
- Я выполнил свое обещание, Дзюбэй-сан, придумал достойное наказание
для согрешившей с врагом, не причинив ей ни малейшей физической боли.
И повернулся к Камари.
- Возьми, - он протянул ей мешок. Та взяла обеими руками и так и
замерла. Даже в неверном свете костра было видно, как бледно ее лицо.
- Открой же, - Кагэро кивнул на собранную в пучок горловину мешка.
Камари взялась за мешок одной рукой так, чтобы горловина открылась.
- Не вижу, - сказала она. - В мешке лишь чернота.
- Опусти туда руку и вытащи то, что там лежит.
Камари запустила руку в мешок, но тут ее лицо стало даже не белым,
а голубым. Дзюбэю показалось, что глаза Камари сейчас выкатятся из орбит.
А Кагэро стоял, глядя на нее. Смотрел совершенно спокойно. Без всяких
эмоций. Даже с немного скучающим лицом, будто говорил: "Скорее бы эти
соплежуи закончили и я смог пойти домой".
Когда рука Камари показалась из кулька, Дзюбэй увидел, что между
пальцев торчт что-то черное, явно мокрое, слипшееся. Камари опустила взгляд.
Губы ее раскрылись, но из горла вылетело только сдавленное хрипение. Она
разжала пальцы и мешок вместе с содержимым, глухо стукнув, упал на глиняную
площадку.
Она так и осталась стоять и смотреть прямо перед собой. Дзюбэй
испугался, заозирался по сторонам, но не встретил ни одного взгляда,
направленного на него.
Мешок схватил с земли Кагэро. Сам сунул туда руку и быстро вытащил.
На ладони у него лежал большой темно-красный ком.
- На, держи, шлюха, - он бросил ком Камари и та чисто механически
поймала. - Теперь сердце твоего возлюбленного всегда будет с тобой. А это, -
он снова сунул руку в мешок и снова вытащил, - нет, это я тебе не дам!
Он поднял над головой страшный предмет - то была отрезанная голова
человека. Даже не отрезанная, а отрубленная, причем, не одним ударом, а
несколькими.
- Дакуан! - выдохнул невесть откуда взявшийся Дзакуро.
- Да, Дзакуро-сан, это он, Дакуан. Враг, с которым ваша дочь...
- Не-ет!!! - заорала Камари. Она выронила уродливый иссиня-багровый
ком и схватилась руками за лицо. Вслед за пальцами тянулись красные следы. -
Не-ет!!!
Она захлебнулась криком, повалилась на землю и, кажется, потеряла
сознание. Кагэро безразлично пожал плечами.
- Я выполнил свое обещание, Дзюбэй-сан, - он бросил голову в костер
и пламя, чавкнув, приняло жертву. - Я все сделал, как было обговорено.
И он исчез в темноте.
Когда Дзакуро, дрожа, склонился над дочерью, ее сердце уже перестало
биться. Камари была мертва.
- Умерла... - просто сказал Дзакуро. И страшно-пустыми глазами
посмотрел на Дзюбэя, который увидел в этих глазах то, чего боялся больше
всего.
- Сволочь! Подонок!
Где-то слева блеснула сталь клинка. Дзюбэй закрыл глаза - сжал
веки, как только смог. Но удара все не было. Вместо него - пустые глаза
Дзакуро.
- Не так, - сказал он. - Моя дочь совершила страшное. Дакуан... был
простым человеком, но он был сыном нашего врага, заклятого врага, значит,
он тоже был нашим врагом. Все помнят, как _они_ убивали нас. Ночью. Во
сне. Подло. Но моя дочь умерла еще более страшной смертью. Этого можно
было избежать.
- Это Кагэро... - в отчаянии прохрипел Дзюбэй, но его уже никто
не слышал и не слушал.
- Ты ответишь за смерть Камари, - сказал Дзакуро и в голосе его
не было даже намека на эмоции. - А с Кагэро мы поговорим после.
Дзюбэй быстрым движением выхватил из-под пояса короткий, но очень
острый кинжал.
- Душу... открыть... хочу... - хрипел он - слова застревали в горле
и никак не хотели выходить свободно. Но кинжал выбили у него из рук, а
сами руки связали под согнутыми коленями ремнем. Связали так, что колени
упирались Дзюбэю в лицо, а согнутые ноги были обвязаны такими же ремнями.
- Стойте! - крикнул Дзакуро. - Зачем ждать до утра? Смотрите,
костер горит уже не так сильно. Давайте положим его туда, когда огонь станет
совсем слабым.
- Дзакуро, что ты делаешь! - закричал Дзюбэй, внезапно обретя
голос. - Ты сошел с ума! Ямэро! Дамэ!
- Да, я сошел с ума, - прошептал тот, наклонившись к самому уху
Дзюбэя.
Примерно через полчаса костер перестал ухать и трещать. Пламя
еще лизало черные угольки, но прежней силой оно уже не обладало.
Дзюбэя подняли и осторожно положили прямо в центр кострища. Огонь,
почуяв новую пищу, запрыгал вокруг тела. Дзюбэй стал дергаться, мычать
что-то, но его одежда, видимо, пришлась пламени по вкусу. Да к тому же
кто-то подбросил немного свежего хвороста и пару крупных дровин.
Люди стояли, смотрели, слушали непрекращающиеся крики - более
нечеловеческих криков не слышал, верно, еще никто. А потом, когда Дзюбэй
затих, разошлись по домам. Только Дзакуро остался сидеть над мертвой
дочерью.
* * *
Дзакуро смог уснуть только под утро, но сон продлился всего пару
десятков минут. Потом снова пришли кошмары, а вслед за ними и пробуждение.
Он проснулся в пустом доме. Пустота гуляла теперь по углам,
скрипела в одну ночь обвисшей дверью, щерилась вообще неизвестно когда
разбитыми окнами. Пустота висела в воздухе, дышала над ухом, сопела в
затылок, когда Дзакуро, как ему казалось, поворачивался к ней спиной.
А еще в одном из углов то и дело, всю ночь, появлялась бледная, почти
прозрачная фигура Камари.
Вначале Дзакуро пугался, в первый раз вообще чуть не умер от ужаса,
когда увидел развевающиеся от несуществующего ветра волосы своей мертвой
дочери. А потом страх округлился, затупился и стал только глухо постукивать,
но не резать.
Дом опустел.
И высох родник.
Дзакуро заметил это утром - серым и пустым утром, сквозь которое
ходил лишь такой же серый ветер, дышащий холодом. Ямку занесло пылью и
порванными сухими листьями, воды в ней не было и в помине. Дзакуро разгреб
холодный мокрый еще песок, но нет. Вода ушла безвозвратно. Возможно, родник
просто исчерпался.
Дзакуро сел прямо на землю - скамеечка, на которой обычно сидела
Камари, рассохлась - и положил подбородок на колени. По небу бежали сплошные
волны низких свинцово-серых облаков. Дул прерывистый ветер. А рядом
рушился пустой дом. Дзакуро почувствовал, как пустота вползает в его душу.
И он впустил ее, потому что рассудил так: пустота съест боль, а
уж потом он сможет ее чем-нибудь заполнить. И пустота воспользовалась
шансом. Она съела не только боль, но и все, до чего смогла добраться...
...Дзакуро поднял голову и обнаружил, что больше не наворачиваются
на глаза слезы. Только внутри все еще тяжело и катается в груди какой-то
шар. "Человек рано или поздно устает скорбить", - подумал он.
Но в сторону дома на отшибе все же пошел.
Жена Кагэро хлопотала у крыльца. Заметив Дзакуро, она выпрямилась
и уперлась взглядом в его лицо. Дзакуро стало неловко. "Чего она так
смотрит на меня?" - думал он, переминаясь с ноги на ногу.
- Доброе утро, госпожа, - наконец, выдавил он. Женщина не двинула
ни единым мускулом.
- Доброе утро, госпожа! - повторил Дзакуро громче. В доме послышался
стук. Вышел сам Кагэро. Дзакуро посмотрел на него и обомлел: этот человек,
похоже, прекрасно выспался ночью и только что встал.
- Ацуко, иди в дом, - тихо сказал он и женщина медленно, словно
нехотя, зашла в хибару. И обратился уже к Дзакуро: - Ну?
- Зачем ты это сделал? - брякнул тот первое, что пришло в голову.
- Вы не знали, как наказать ее и я придумал способ, - ответил
Кагэро, пожимая плечами. - Что странного?
- Зверь...
- Плевать. Я просто живу.
- Но как мы могли... Ты ведь не сказал, как именно хочешь... это
сделать!
- Правильно, не сказал. А до чего бы вы сами додумались? Пару
раз ударить палкой, или один - плетью. И что? Через день синяки бы сошли,
а она убежала бы уже на неделю. А потом - навсегда. С врагом!
- Тебе-то он не враг...
- Откуда вы знаете? Почему вы так уверены? А, впрочем, черт с ним,
я не собираюсь просить прощения. Сделал то, что считал нужным.
- Нет, постой.
Кагэро, уже собравшийся уйти обратно в дом, повернулся.
- Наверное, к тебе придет кто-нибудь еще из деревни. Соберется
совет. Будут решать, что с тобой делать...
- Пусть решают.
* * *
Тэссай, занявший место Дзюбэя, смотрел гордо. Будто говорил взглядом:
"Хватит, я наведу порядок!" И люди обращались к нему не иначе, как
Тэссай-доно.
Кагэро стоял так, чтобы все могли видеть его, освещенного пламенем
костра. И уж в его лице и взгляде не было ни гордости, ни вообще чего бы
то ни было. Только однажды по лицу Кагэро пробежала тень недовольства:
когда люди боязливо раздвинулись в стороны.
- По твоей вине оборвались жизни троих. Как ты думаешь, бакаяроо,
твоя жизнь стоит тех трех?
- Прошу прощения, Тэссай... - Кагэро замешкался. - Тэссай-сан, но
по моей вине погибли только двое: враг и согрешившая с врагом. Не вижу
в этом ничего страшного. А Дзюбэя вы сами убили. Правда, я не совсем
понимаю, за что.
- Если бы мы убивали друг друга за каждый имеющий хоть какую-то
важность проступок, то, наверное, в деревне остались бы одни немощные
старики! Кто ты? Пришел неизвестно откуда да еще со своими порядками!
- Не я предложил наказать дочь Дзакуро, - пожал плечами Кагэро.
- Но не так же! А ты подумал, что будет с нами? Ведь в той деревне
тоже не дураки живут. Они ведь догадались, кто убил Дакуана, а если не
догадались еще, то это случится в ближайшее время.
Тэссай потер лоб.
- Дакуан жил один? - неожиданно спросил он. - Ну, говори, один?
- Нет, он жил с матерью.
По кругу прошелся судорожный вдох.
- И... она видела тебя?
- Нет, - покачал головой Кагэро. - Ее я убил первой.
Кто-то из женщин, стоящих за оградой, которой была обнесена площадка,
сдавленно вскрикнул.
- А что? - Кагэро обернулся. - Вы с готовностью расправились с
вашим старейшиной, а меня порицаете?
- Тэмаэ... - прошипели рядом и на спину Кагэро опустилась палка.
Следом вскочили все, кто сидел вокруг костра, и у каждого в руках
оказалась либо палка, либо дубинка. Тэссай что-то невнятно кричал, размахивал
руками, но люди смешались в один сплошной шевелящийся ком.
- Нет! Остановитесь!
Хлипкая ограда рухнула и к костру выбежала молодая женщина со
спутанными волосами и в не очень опрятной одежде.
- Ацуко, - зашептали женщины.
Ацуко бросилась к людям, но ее тут же отшвырнули в сторону. Может
быть, нечаянно, но Ацуко ударили по руке и, видимо, сломали, потому что
она побледнела, застонала и схватилась за плечо.
- Довольно! - заорал Тэссай и глухие удары, перемежаемые всхлипами
и гневными возгласами, прекратились. Мужчины разошлись в стороны. У костра
остался лежать Кагэро. Кажется, у него было сломано почти все, что вообще
можно сломать, только голова чудом уцелела. Правда, нос был перебит и
свернут набок, а в разбитых губах белели костяные обломки.
Ацуко кинулась к мужу, забыв о руке, упала на твердую глину. Мужчины
ошалело смотрели на рыдающую женщину и чуть живого Кагэро. При каждом
вздохе на его губах вздувались красные пузыри, в расплющенной груди что-то
сипело и булькало.
- Надо позвать врача, - сказал кто-то из женщин.
- Какой врач! Не видишь, ему жить осталось минуты две.
- Врача! - заверещала Ацуко. - Позовите! Врача!
- Ну позовите для успокоения, - тихо сказал Тэссай.
Лекарь сначала посмотрел на умирающего Кагэро, а потом обвел
недоуменным взглядом людей. Тэссай пожал плечами и кивнул на рыдающую
Ацуко.
- Давно? - спросил врач, опускаясь на колени рядом с Кагэро.
- Да не очень...
- Странно, что он живой. Глядите, вы же все ему разбили! Что-то
я такого раньше не видел в деревне. А?
Он поднял голову и посмотрел на Тэссая.
- Это такие твои новые порядки?
- Потише, Сидзима-сан, не я велел бить его!
Врач снова посмотрел на Кагэро. Тот все еще дышал.
- Не знаю, - покачал он головой. - Не имею ни малейшего понятия,
как можно вылечить его, но он до сих пор жив! Поразительно! Было бы
кощунством погубить такую жизнь. Не знаю, что получится, но я попробую.
* * *
Месяц Кагэро лежал пластом и неизвестно, как держалась жизнь в
искалеченном теле. "Хочет жить - вот и живет", - отвечал Сидзима на вопросы
Ацуко, которая за этот месяц постарела лет на тридцать, почернела лицом
и Сидзима уже испугался, как бы ему не пришлось возвращать к жизни еще и
ее.
Кое-как сраслись собранные по кусочкам Сидзимой кости. Сраслись
вкривь и вкось. Ацуко со страхом смотрела на врача, а тот лишь разводил
руками: "Хромой и косой будет, и кривобокий, но что я мог сделать? Хорошо,
хоть вообще живой".
Через три недели, когда Кагэро, наконец, пришел в себя, Ацуко упала
в обморок. Сидзима покачал головой и сказал больному:
- Почти все время рядом с тобой сидела. Не спит, не ест...
Кагэро повел глазами, опустил взгляд на свою вдавленную грудь,
неглубоко вздохнул и снова уснул.
И вот, через месяц Кагэро смог двинуть рукой.
- Больно? - спросил Сидзима. Тот лишь сморщился в ответ.
- Ненавижу... - прохрипел и сжал зубы, чтобы не закашляться.
- Ты это брось. Куда тебе. Не знаю, сможешь ли ходить нормально,
а ты уже и вон что надумал... Больно? Тебе надо двигаться. Мало, но надо,
иначе все там срастется и ты вообще разогнуться не сможешь.
Кагэро не слушал. Он лежал, закрыв глаза и погрузившись в собственные
мысли. Сидзима покачал головой по своему обыкновению и вышел из дома.
Еще через две недели Кагэро сел. Подавившись стоном, но сел, и
швы не разошлись, не открылись уродливые раны. Он порывался встать, но
Сидзима не позволил.
- Рано, - сказал он. - Лучше лежи пока и двигай потихоньку руками,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг