Рейну необходимы были доказательства для тебя, с этой целью он, очевидно, и
проник в дом Томашевского. Что там произошло, не знаю. Не думаю, что его
убил Павел. Да и разобрался я во всем тогда не сразу. Они бесследно исчезли
оба - и одновременно. Уже потом, через свои контакты в полиции, я выяснил,
что труп принадлежал не Томашевскому. Скорее всего, здесь замешаны мутанты,
также охотившиеся за Павлом и его архивом...
Скотт говорил монотонно, смотрел уже устало, однако с легкой усмешкой
на устах.
- Тем неизвестным в доме Томашевского был я. Мое честолюбие, этот
вечно пожирающий меня монстр, наконец мог утолить свой голод. Я был уверен,
что Павел, будь он даже жив, в чем, кстати, я сильно сомневался, в дом
никогда не вернется. Я слишком хорошо его знал... Не мог я отказаться от
такого шанса. Я думал, что мир будет у моих ног... Простак Павел оказался
куда хитрее, чем я полагал. Кейс никак нельзя было вскрыть иначе, как набрав
правильный шифр, в противном случае сработало бы взрывное устройство, так
мне объяснил один знаток этого дела... Но в тот момент, когда кейс оказался
в моих руках, я еще ничего не знал. Мне хотелось петь, плясать, вопить во
все горло от счастья. Наверное поэтому я был так неосторожен: проглядел тебя
и едва не расстался с жизнью, когда в лесу Сен-Жермен меня обстреляли в упор
из встречного "мерседеса". Я уже бросился из машины и вдруг услышал голос
Элизабет, оглянулся - она, на заднем сиденье... В ту ночь Элизабет ночевала
у меня. Ты хотел откровенного разговора? - пожалуйста. Элизабет часто
ночевала у меня и в ту ночь тоже. Я любил ее. А разве ты любил? Что-то не
помню. Кем она тебе была? Всего лишь красавица-жена, ублажавшая твое
самолюбие, а затем сумасшедшая, психически больная, которой ты не дал бы
ничего, кроме жалости. Я любил ее, и Элизабет любила меня. И наша любовь
длилась не год, а пять лет, пока болезнь не поборола ее окончательно. Элиз
умерла только в прошлом месяце... А Элен - наша дочь...
Что ты еще хочешь услышать? Ах да, где черновики... Архив... Он в
надежном месте, очень надежном. Трижды у меня переворачивали всю квартиру и
в клинике, в моем кабинете, и уже здесь, мне угрожали по телефону. Я все
время чувствовал их дыхание, совсем близко. Но скоро от меня отстали; ни у
кого не было твердой уверенности, что кейс у меня, тем более, что почти год
до случившегося я не поддерживал с Томашевским никаких отношений. Итак,
шифр...
- "Анна и Вильям", - сказал кто-то, но то был я.
- "Анна и Вильям"... Бог мой - должен был догадаться... Поверишь ли,
никакой радости... Но почему? Я ждал этого дня тридцать лет... Но, может
быть, слишком долго... Мне пора...
Он давно пережил все это и теперь, вынужденный по чужой прихоти
копаться в своей памяти, словно со старого заброшенного чердака вытащил
ненужный хлам, бросил мне под ноги и сказал: "Это твое". Жестко? Но даже,
когда он говорил о любви, его голос ни на секунду не дрогнул... Не ожил...
Нет, не жестко.
Скотт поднялся, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.
- Я хочу видеть ту пленку, роды Элизабет..., - наверное, сфинкс не
говорил с таким каменным лицом...
- Будь по-твоему, если только она действительно в кейсе, как,
вероятно, полагал Рейн. Жду тебя около девяти вечера, здесь же.
Я выехал на своей машине за ворота, проехал метров сто, свернул в лес и
заглушил мотор.
О чем я думал? Что терзало душу? - Я не в силах вспомнить, но было до
сумасшествия грустно. Горько. Так горько...
Меня отвлек телефон. Говорил Карл.
- Морис, немедленно приезжай в Ретуни. Пат исчезла...
28.
Полиция была повсюду. Внизу, у центрального входа, отбиваясь от
нескольких досаждавших им журналистов и немногих штурмующих клинику
родственников больных; в полном боевом снаряжении, с автоматами, в
бронежилетах, в фойе - слоняясь без дела; на лестницах - подозрительно
присматриваясь ко всем, кто проходит мимо; на этаже, где находилась палата
Патриции; у ординаторской на посту; и прохаживаясь по коридору из конца в
конец. Едва ли я бы пробился сам через все эти заслоны, но мне помог все тот
же молоденький офицер полиции, с которым я встречался здесь же, две недели
назад.
Пока мы шли с ним наверх, он коротко сообщил мне, по какой причине в
больницу вторгся чуть ли не батальон полиции:
- Здесь устроили настоящую бойню...
Старший офицер, к которому он подвел меня, невысокий плотный блондин с
широким лицом, мясистым носом, но с крохотными бесцветными глазками, еще не
старый, но, вероятно, уже подумывающий о пенсии, разговаривал с двумя
господами в штатском, чья весьма респектабельная внешность явно указывала на
их принадлежность к "власть имущим". Оба они были примерно одного возраста
- лет шестидесяти - и крупного телосложения, но если один производил
впечатление атлета на пенсии, то другой скорее напоминал пивную бочку, оба
носили очки, и оба, наверное, тратили не более трех-четырех движений, чтобы
расчесать и аккуратно уложить в пробор свои реденькие и едва прикрывавшие
лысины волосы. Вели они себя по-разному: "атлет на пенсии" был сдержан,
сосредоточен, и если говорил, то словно любуясь собой; "пивная бочка" -
наоборот, был слишком экспансивен:
- ...и вы считаете, этого достаточно? - услышал я сильный итальянский
акцент.
- Однако мы делаем все возможное, - довольно сухо отвечал ему старший
офицер.
- Значит, сделайте невозможное!
- Поймите, комиссар, фитиль уже горит, и остается только надеяться,
что вы потушите его раньше, чем все мы взлетим на воздух, - сказал "атлет
на пенсии".
- Прошу прощения, мсье, - осторожно подал голос мой сопровождающий.
- Мсье комиссар, это г-н де Санс, отец Патриции де Санс.
Все трое, прервав беседу, впились в меня взглядом... Право, мне стало
не по себе.
- Господа, прошу вас... Что происходит? - взволнованно спросил я.
- Да, разумеется, - кивнул мне комиссар, снова обернулся к господам в
штатском и сказал тоном человека, которому постоянно мешают, - Вы
позволите, мсье?
- Комиссар, к полуночи жду от вас доклада. Не разочаровывайте меня.
Кориме, - сказала все с тем же итальянским акцентом "пивная бочка", -
Желаю удачи!
Кориме пригласил меня в ординаторскую, выгнал оттуда врачей, и,
усевшись на стол, предложил мне стул напротив.
- Мсье де Санс, вы, наверное, слышали - времени у меня нет. Но дело
не в том, что с меня снимут голову, если я не найду, пусть даже под землей,
сообщников вашей дочери, а в том, что взрыв, говоря языком моего начальства,
может произойти. Я хочу сказать, что последствия медлительности в данный
момент непредсказуемы. Поэтому перейдем непосредственно к делу. Больше года
мы шли по следу террористической организации "Адам и Ева". На ее счету
десятки, если не сотни человеческих жизней, и мне наплевать, что это жизни
так называемых мутантов - перед Богом и законом все равны. Несколько дней
назад нам стало известно о намечаемой этой организацией широкомасштабной
акции террора. И, несмотря на то, что у нас не было прямых улик против вашей
дочери, мы взяли ее под стражу, под личную мою ответственность. По нашим
сведениям, именно она стоит во главе "Адама и Евы".
- Но, мне кажется, вы не о чем не можете говорить с уверенностью, -
подметил я.
- Тут уж ничего не поделаешь - это так. Наши осведомители ни разу не
представили нам документальных подтверждений, выступить же в роли свидетелей
по делу никто не рискует. Однако, смею вас уверить: то, что касается
Патриции, - правда, и у меня нет в том сомнений. Скажу вам и о другом.
Патриции де Санс была необходима охрана. Некоторые из ее друзей, также
находившиеся под присмотром, исчезли, и есть все основания думать, что они
убиты. Мы полагаем, что они стали жертвами террористической организации уже
иного толка - "Наследники". Мсье де Санс, я говорю с вами так откровенно не
только из-за полного отсутствия времени, я знаю вашу историю и понимаю, что
многого знать о своей дочери вы не могли, и, надеюсь, не успели сделаться ее
сообщником. Так или иначе, однако мы не предполагали, что события будут
развиваться столь стремительно... И трагично...
- Сегодня, около 8 часов, - сказал Кориме, а я сразу попытался
вспомнить, где же я находился в этом время... Ну конечно же, стоял в шкафу в
квартире Томашевского - ...точнее в 8.15, в клинику ворвались вооруженные
автоматами люди, шестеро в одежде ку-клукс-клана, и принялись методично
расстреливать всех мутантов, которые попадались им на глаза. Затем они
добрались до этого этажа, прошлись по всем палатам, и здесь никого, кроме
мутантов, не тронули... В перестрелке с полицейскими один из нападавших был
убит, затем они ушли по пожарной лестнице, прихватив и вашу дочь.
- Но что, если ее похитили, - высказал я, как мне казалось, это
отнюдь не лишенное смысла предположение.
- Я еще не все сказал... Это побоище длилось минуты четыре, и все-таки
мы едва не прищемили им хвост, - они даже не успели забрать тело своего
товарища. Отстреливаясь, они бросили его у лестницы, уже во дворе. Скрылись
они на мотоциклах. Так вот, этот убитый нам известен как член "Адама и Евы".
Комиссар замолчал. Он оглянулся на стол, на котором сидел, нашел
взглядом оставленную кем-то банку пива, взял ее, встряхнул и, обнаружив, что
она пуста лишь наполовину, без лишних церемоний и без малейшей доли
брезгливости опрокинул в себя все ее содержимое, а после, так и держа ее в
руке, продолжил:
- Я могу не говорить вам о смерти двух полицейских, они исполняли свой
долг, но кроме них погибли еще двадцать четыре человека: четверо детей,
двенадцать женщин и восемь мужчин, это не только больные, это врачи,
медсестры, просто посетители. Но, если мы не найдем убийц, кто знает, не
случится ли что-нибудь страшнее... И не все ли равно, кто устроит
светопреставление? "Адам и Ева", обезумевшая от вида крови, или тысячи
мутантов, обуреваемые жаждой мести, а уж "Наследники" не преминут
воспользоваться создавшейся ситуацией, подольют масла в огонь... Времени у
нас ровно столько, сколько, быть может, понадобится какому-нибудь
пронырливому журналисту, чтобы пронюхать подробности трагедии.
- Что вы от меня хотите? - по-настоящему подавленный свалившейся на
меня ответственностью, спросил я.
- Где нам искать Патрицию де Санс? - произнес Кориме, на мгновение
голос его изменился, в нем слышалась мольба.
- Я этого не знаю, - ...не смог я сказать о замке, не смог.
- Жаль... - помолчав с минуту, процедил сквозь зубы комиссар и
добавил, - если это так на самом деле, то жаль... Если не хотите этого
сказать, то значит вы ничего не поняли и весь наш разговор впустую, и тогда
обидно вдвойне, за вас и за весь род человеческий.
Комиссар встал со стола, подошел к двери, - я следом за ним, - он
распахнул ее передо мною и сказал подчеркнуто вежливо и сухо.
- Мсье де Санс, надеюсь, излишне говорить вам о конфиденциальности
нашей беседы. Прощайте! И если наши пути разойдутся, буду только рад.
Я вышел, а комиссар Кориме, захлопнув за мной дверь, остался в
кабинете. Я все еще находился под прессом услышанного, и вдруг голос Карла:
- Здравствуйте, Морис, вам обо всем известно?
- Да, - выдавил из себя я, и, взглянув на Карла, увидел, что на грудь
его наложена повязка.
- Куда тебя?
- Ничего серьезного...
Карл, раненный в грудь двумя пулями, тем не менее держался так, словно
получил две царапины. Он как-то виновато стал объяснять мне, что был ранен
одной из первых автоматных очередей и потому с самого начала изменить уже
что-либо не мог.
- Перестань оправдываться, Крал, твоей вины в том нет, ты ведь не
должен был охранять ее от друзей, - сказал я.
- Но я видел, в последний момент видел, как ее силой вытащили из
палаты, не думаю, что Пат хотела идти с ними, - с сомнением в голосе
возразил он.
- Карл, отправляйся вниз, найдешь мою машину, подожди в ней, а я хочу
еще кое-что для себя выяснить...
Я искал молоденького лейтенанта, да, да, - все того же, и, когда
нашел, попросил его показать мне убитого террориста.
- Я знаю в лицо некоторых друзей дочери, - пояснил я ему свою
просьбу.
- Мне придется доложить комиссару, - отвечал мне лейтенант; скоро он
пришел и принес разрешение:
- Пойдемте.
А через пятнадцать минут я уже садился за руль. Карл с заднего сидения,
внимательно изучив мое лицо, заметил:
- Морис, вы выглядите так, словно увидели призрак.
- Призрак?! Вот уж верно, - пробормотал я, работая как автомат. Вывел
машину на автостраду, набрав скорость, перестроился в крайний левый ряд, и
уже тогда сказал, то ли Карлу, то ли разговаривая с самим собой:
- Только что я видел едва остывшее тело человека, труп которого я
осматривал еще две недели назад...
Да, вы не ошиблись... Убитым террористом был Анри Росток...
29.
Я отвез Карла домой. Филидора на месте не оказалось, я напрасно прождал
его, наверное, с час, а после отправился в Сен-Клу. Почему не в замок? -
возможно, спросите вы, но мог ли я быть уверен, что за мной не следит
полиция, это во-первых, и во-вторых - я не поехал по той простой причине,
что не надеялся найти там Патрицию.
Уже около родных стен, в машине замурлыкал телефон.
- Морис, я был у Куена, - услышал я в трубке голос Рейна.
- Какого черта! - меня почти взбесил его поступок, - в этом не было
необходимости! Мы же договорились, Рейн!
- Я подумал, что будет лучше, если... К тому же Куен дал слово, его
интересует только архив Томашевского, даже если Скотт причастен к убийству
моего отца, он обещал ни во что не вмешиваться и ничего не сообщать
полиции...
- И ты полагаешь, Скотт отдаст архив?!
- Морис, здесь со мной рядом Андрэ Пани, это человек Куена, он хочет с
тобой поговорить.
- Месье де Санс, - произнес в трубку сильный мужской голос, - если
вы и в самом деле радеете за друга, тогда о чем мы спорим. Этот архив. Вы
знаете его цену и знаете, чем это может обернуться для господина Скотта...
Вы должны помочь и нам, и ему.
"Увы, он прав", - подумал я.
- Хорошо, я еду, где вы?
- В ста метрах от его виллы.
Андрэ Пани был циклопом. Над переносицей в основании высокого лба под
косматой зависшей козырьком бровью, почему-то рыжей, в отличие от его
попорченных сединами волос, как смоль, черных и с таким же матовым блеском,
под бровью, взлетевшей высокой дугой, одиноко пронзительно смотрел его
единственный черный глаз. Однако в выражении его прямоугольного и плоского
лица с широким вдавленным в череп носом, не было звериной тупости известного
мифологического героя, поверите ли - оно казалось даже добрым и только
морщины делали его таким. Голова могла бы представляться большой, но при его
данных в два с лишним метра роста и почти столько же в плечах - отнюдь нет,
под ослепительно белой сорочкой с короткими рукавами без труда угадывался
могучий торс. Что за силища! - невольно вызывал он всем своим видом вздох
восхищения. Одно слово - циклоп.
Был с нами и некто Гоне, тоже в штатском, но невысокий, коренастый, лет
пятидесяти от роду и СВОЙ...
У ворот виллы мы задержались ненадолго. Нас встретили двое охранников,
одного из них звали Филип Конс, другого - Клод...
- Полиция! Отдел по борьбе с наркотиками, - предъявил Гоне ордер на
обыск.
Я понял, что это лишь прикрытие.
- Нам нужен доктор Скотт, он дома? - говорил Гоне.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг