Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
любая мысль, выраженная одной фразой, уже является ложной, потому что истина
не  существует  в  дистиллированном виде. Она разнолика и неуловима (конечно
же, этот мой афоризм об афоризме тоже лжив).
     Тогда  я  все-таки убедил его. Сделать это было не так трудно. Я хорошо
изучил  его  характер  еще  до  его  смерти.  А  то внешнее, что зависело от
фенотипа, легко снялось, как одежда. Труднее было научить его переходу через
межклеточную  мембрану.  У  него  не  выходило, он нервничал, недвусмысленно
называл меня шарлатаном, но потом мы нашли подступ к границе, и стало легче.
Ему  помогла  неутраченная  связь  с прошлым, часто это действует лучше, чем
психическое сверхнапряжение. Немудрено, что сначала мы попали не в ту дверь,
к  счастью,  там  никого  не  было. Потом мы нашли нужную дверь. Конечно, их
встреча была не для слабонервных, но они оба с честью выдержали...

     Он  именно  появился,  а не пришел. Она даже не заметила, как он лег на
свое любимое место у кровати.
     - Ага, - сказала Жанна, - явился, гуляка. Есть хочешь?
     Пес положил тяжелую морду на вытянутые лапы и прикрыл глаза.
     Она  впервые  проводила ночь в этом доме, и, как всегда, на новом месте
не  спалось.  Тогда  она  села в кресло с ногами, закуталась пледом и зажгла
свечу. Было тихо, Джеральд вздрагивал на своей подстилке, сны гнались за ним
по  пятам. Обостренное зрение улавливало в тенях неясные колеблющиеся формы,
отсветы  от застекленных портретов скользили по стенам. Слух отсеивал ночные
шорохи,  а воображение приписывало им тайный смысл. Мысли свободно скользили
от одного предмета к другому, и если бы в городе жили петухи, то давно бы им
пришла пора возвестить о предощущаемом рассвете.
     Она  задремала. Сон сливался с явью, и Жанна так и не поняла, то ли она
проснулась,  то  ли,  напротив,  соскользнула  в  сон,  еще более глубокий и
путаный.
     Она  увидела  человека,  повернувшегося к ней спиной и что-то ищущего в
ящике  письменного  стола.  Человек  передвигался бесшумно, было похоже, что
здесь ему все знакомо и он забежал на минуту, не боясь спящей собаки и чужой
девушки.  Жанна  натянула плед до подбородка и молча наблюдала за ним. Свеча
догорала.  Казалось  странным,  что  Джеральд,  чуткий  и  недоверчивый пес,
спокойно  лежит у кровати, мерно и глубоко дыша во сне. Осторожно высвободив
ногу,  Жанна  дотянулась  до  теплого  бока  и  шевельнула  собаку.  Она  не
просыпалась,  тогда Жанна толкнула сильнее, и в это время человек повернулся
к ней лицом.
     Так  они  и  смотрели  друг  на  друга.  Жанна,  замершая  в  кресле, с
обнаженной  ногой,  протянутой  к  собаке,  и  человек, тот самый, чье тело,
напитанное  холодной  водой,  было  похоронено на городском кладбище в конце
лета.
     Она  сразу  узнала  его.  Щеточка старомодных усов, высокий лоб, теплый
взгляд  светлых  глаз.  Он  стоял,  замерев,  словно  его  застали  на месте
преступления, в неудобной позе - согнув спину и повернув голову.
     -  Вам  неудобно  стоять,  -  сказала  Жанна.  Голос  подрагивал  и был
хрипловат со сна.
     -  Ничего,  - ответил он, помедлив. Выпрямился, спрятал в карман листок
бумаги  и  молча  сел  на  стул. - Не бойтесь, - сказал он, помедлив. - Я не
причиню вам зла.
     -   Я  не  боюсь.  Почему  вас  прячут  от  всех?  Разве  вы  совершили
преступление?
     -  Да. Я утонул. Закон природы нельзя нарушать. Это и есть преступление
-  быть  живым  и  мертвым одновременно. А вы та самая девушка, которую я не
смог спасти?
     -  Мы  немного  знакомы.  Я  была  вашей  студенткой, просто вы меня не
замечали.
     - Возможно, - сказал он. - У меня слабая зрительная память. Особенно на
девушек. Это не обижает вас?
     -  Нет.  Я  рада,  что  вы  живы.  Я хожу к вам на могилу. Вам нравится
памятник?
     - Не знаю, - улыбнулся он. - Не видел.
     - Я помешала вам?
     - Нет. Я не хотел пугать вас. Мертвецов боятся больше, чем живых.
     -  Боятся  неизвестного,  а  я  вас  знаю.  Вы  такой, каким я вас себе
представляла. И право же, я очень рада, что вы живой, - повторила она.
     - Вы ошибаетесь. Я действительно утонул.
     - Вы двойник того погибшего?.. Брат-близнец?
     - Я и есть тот самый. Утопленник.
     - А кто же там похоронен?
     -  Прошу  вас,  не  задавайте  вопросов.  Я отвечу только то, что можно
ответить. Я похоронен там. Но я не пришелец с того света, не призрак. Просто
здесь меня не существует. Даже для вас. Запомните это. Для всех я умер.
     - И для вашего отца?
     -  Для него я живой и... мертвый в то же время. Он слишком любит меня и
готов поверить всему, даже самому невероятному.
     -  Я  тоже  вас люблю. И тоже верю. Мне неважно, почему вы живой и куда
уходите. Главное, что вы не умерли... навсегда.
     -  Тише,  говорите,  пожалуйста,  тише. Вы разбудите отца. Он не должен
знать о нашей встрече. Обо мне знают только собака и он.
     - И я. Знаю давно. Я чувствовала это. Вы должны уйти?
     - Да, я должен уйти. Не говорите никому. Отец боится, что вы расскажете
обо мне.
     - И что же будет, если об этом узнают?
     -  Нельзя делать то, чего делать нельзя, - усмехнулся он. - Я ухожу, но
приду к вам потом. Вы не против?
     - Вы разбудите его граммофоном.
     -  Я  научился  обходиться  без  него...  У  вас аналитический ум. И вы
бесстрашная девушка. Я думал, что вы упадете в обморок.
     - Не обольщайтесь. Я упаду. Потом. Сейчас просто некогда.
     -  Желаю  удачи,  -  сказал  он, - ждите меня завтра. Привет Джеральду.
Пусть он не притворяется спящим.
     - Он тоже любит вас. До завтра.
     - Ложитесь в постель. Она ваша.
     - Хорошо. Я попробую заснуть.
     Дверь  бесшумно закрылась за ним. Шагов она не слышала. Задула ненужную
свечу и забралась под одеяло.
     - Тебе же сказали - не притворяйся спящим, - сказала она. - Все равно у
тебя уши шевелятся.
     -  Может,  по-вашему,  мне  их  нужно  отрезать?  - произнес пес из-под
кровати.
     - Ну вот, - вздохнула Жанна. - Старики пророчествуют, мертвецы оживают,
собаки разговаривают. Что еще?
     - А еще Вселенная делится как инфузория, - подумав, сказал пес.
     - Как туфелька? - спросила Жанна.
     - В том числе.
     - Все ясно. Спокойной ночи.
     - Какая уж ночь, - проворчал пес. - Утро на дворе...

     Стучал   в   дверь,   обитую   мягким   дерматином,  неустанно  звонил,
прислушиваясь,  как  гулким  эхом множится стук по лестничным площадкам, как
истерично  звенит  звонок  по ту сторону двери. И терпеливо ждал, хотя ждать
давно не имело смысла.
     Горечь,  скопившаяся  в  душе, начинала подступать к горлу. Некуда было
выплеснуть  ее  и некому облегчить непрерывное страдание. Хамзин не выдержал
нарастающего  одиночества в доме, населенном опостылевшими родными, ставшими
чужими, и близкими, давно ушедшими на расстояние крика.
     И  он  пришел  к  Полякову.  Тот не дежурил сегодня, но должен выйти на
работу утром, вот Хамзин и решил, что этим вечером его можно застать дома, и
поэтому не хотел верить в тщету своих надежд.
     Бешеное  терпение его было награждено металлическим скрежетом задвижки.
Дверь  распахнулась,  и  Хамзин поспешно перешагнул порог, словно боясь, что
его  не  впустят.  Поляков  не  удивился  позднему гостю, молча отстранился,
уступая дорогу, и так же молча закрыл дверь.
     Вскипающие  слова  теснилась  в  гортани,  мешая  друг  другу.  Хамзину
хотелось  плакать,  и говорить, и кричать истошно. Он не стал раздеваться, а
прямо  в  полушубке  прошел  в  комнату  и,  не глядя, опустился с размаху в
кресло. Старое дерево жалобно скрипнуло под его монументальным телом.
     -  Мишка,  -  выдохнул  он,  - дай выпить. Поляков повозился у буфета и
протянул стакан. Хамзин нежно погладил граненое стекло.
     - Мишка, помоги. Конец мне.
     - Можете пожить у меня. Это вас спасет?
     - Нет, - вздохнул Хамзин. - Куда я от них денусь? В Антарктиде найдут.
     - Тогда разводитесь. Еще не поздно.
     - Да что ты! Живьем съедят, а не выпустят.
     - Послушайте, Иван Николаевич, а может, вы сами виноваты в своих бедах?
     -  Конечно,  -  охотно  согласился  Хамзин.  - И чего, дурень, женился?
Завидую  я  тебе, Мишка, ни жены, ни тещи, ни детей. Сам себе царь. Налей-ка
еще.
     Он  выпил  второй  стакан и по обыкновению своему стал рассказывать то,
что  уже давно было известно. Слова легко и плавно перетекали одно в другое.
Хамзин  выпускал  их на волю, и от этого становилось прозрачнее и светлее на
душе.  Он  говорил  о  своей  неудавшейся  судьбе,  о непоправимости ошибок,
совершенных  в  юности,  о  горечи  и  обреченности  надвигающейся старости.
Поляков слушал его, не перебивая, и постепенно в Хамзине крепла надежда, что
он нужен кому-то, что его горечи и печали близки и понятны другому человеку,
а  значит,  жизнь  еще  не  проиграна  и стоит того, чтобы за нее держаться.
Желательно - покрепче.
     Оживая, он поднялся и походил по комнате, разглядывая мебель.
     -  И  не  скучно  одному?  Небось  привечаешь кого-нибудь? Знаю я тебя,
хитрый ты, Мишка, себе на уме. Девчонку прячешь, ага?
     Он решительно распахнул дверь в другую комнату.
     - Куда ты ее дел? А здесь-то рухляди! И охота тебе барахло беречь?
     - Вам стало легче? - спросил Поляков вместо ответа. - Вот и хорошо.
     -  Винцо  у  тебя,  Мишка,  классное.  Сразу  полегчало.  Сыпани-ка еще
стакашку. Да ладно, не суетись, я сам.
     Хамзин  прошел  к  буфету  и  взял  в руки бутылку. Повертел, удивленно
вскинул брови.
     -  Откуда такое? Сколько лет пью портвейн, а ни разу не видел, чтобы он
через "а" писался. Почему "партвейн"?
     - Не знаю. Опечатка, наверное.
     -  Ничего  себе опечаточка, хоть в музей ставь... И вкус странный... На
кого  работаешь,  Мишка?  -  спросил  он заговорщическим шепотом. - Возьми в
долю, - и довольно расхохотался.
     -   На  науку  работаю,  -  улыбнулся  Поляков.  -  Научных  работников
обогреваю.
     -  Ох  и  врешь  ты,  Мишка,  ох и заливаешь! И где это ты целыми днями
пропадаешь? Как ни придешь, а тебя дома нет.
     - Следите за мной?
     - А что! И слежу. Я тебя люблю, вот и хочу знать, кто ты такой.
     Поляков  начал  нервничать,  хмурясь  и  топорща  светлые усы, но вслух
раздражения  не  выказывал,  терпеливо  ожидая,  когда инженер оставит его в
покое.
     А  Хамзин  почувствовал  себя  уверенным и непогрешимым. Ни дома, ни на
работе  он  не мог позволить себе такой свободы. Дома была жена, пресекающая
любые   попытки  самоутверждения,  и  теща,  разящая  наповал  презрительной
репликой.  А  Поляков,  как  всегда,  не  отвечал  на грубость грубостью, не
вступал  в  словесные  перепалки  и неизменно называл его на "вы", что очень
льстило   Хамзину,   привыкшему   слышать   панибратское  "Ванька"  даже  от
подчиненных. Вино ударило в голову, было легко и свободно. Хотелось петь или
хотя бы смеяться. Он удобно развалился в кресле-качалке, покачивался, болтал
ногами, и та самая радость, что сродни детскому крику "ага, вот ты где!", не
покидала его.
     -  Вертишь хвостом! - грозил он пальцем. - Хитрющий же ты! Раз в неделю
уголек  покидаешь и свободен. И живешь как король, и никому не подчиняешься.
Сам себе хозяин.
     - Я вам подчиняюсь, - сказал Поляков.
     -  Не юли! - захохотал Хамзин. - Ты мне на работе подчиняешься. А здесь
кому? А ну-ка, давай отвечай!
     - Никому... Хотите еще вина?
     - Па-а-ртвейна? - спросил Хамзин. - А воточка у тебя есть?
     - Есть. Только немного.
     - А ну-ка покажи, - потребовал Хамзин.
     Поляков раскрыл дверцу буфета и вынул початую бутылку. Хамзин взял ее в
руки,  повертел так и этак, похмыкал, понюхал и недоверчиво сделал маленький
глоток.
     -  Ну,  даешь!  -  сказал  он,  вытирая  рот  рукавом.  - Ну Мишка, ну,
фокусник!  И  где ты такие диковины берешь? Ведь черным по белому написано -
вотка. Это на каком языке?
     -  На  русском,  -  сказал Поляков. - Только принцип орфографии другой.
Называется  фонетический.  Произношение  не меняется, а для обучения удобно.
Это экспериментальная орфография.
     -  Опять  ты  выкручиваешься! - закричал Хамзин. - Эксперименты в умных
журналах печатают, а не на водочных этикетках! Дуришь меня, как мальчика! Не
позволю!
     - П-а-а-зволите, - жестко сказал Поляков. - Куда вы денетесь? И не пора
ли домой?
     - Ты как со мной разговариваешь? - возмутился Хамзин. - Щенок.
     -  Не кричите на меня. Надоело. Завтра на работе будете кричать. Там вы
начальник, а здесь - гость. Не забывайтесь
     - Это уж мне решать, - гневно возразил инженер и допил бутылку. - Домой
не поеду. Буду ночевать у тебя. Стели-ка постель.
     -  Хорошо,  -  сказал  Поляков  и  ушел  в другую комнату. Настроение у
Хамзина  опять  испортилось.  Детская  радость,  наполнявшая его только что,
быстро выветрилась и остались пьяное раздражение и сонливость.
     - Я постелил вам, - сказал Поляков. - Ложитесь и спите. Утром разбужу.
     Хамзину  стало  тоскливо  и душно. С ним не считались его не жалели, он
всех  раздражал, и даже кочегар Поляков повысил голос и распоряжался им, как
хотел.
     -  Не  пойду,  -  упрямо  произнес он. - Буду спать здесь Сидя. Мне так
нравится. Ты меня не уважаешь.
     - Не уважаю, - подтвердил Поляков.
     - А почему? - вскинулся Хамзин.
     -  А не за что. Вы не умеете уважать других, почему же я должен уважать
вас? Хочется спать - спите здесь. Я пошел. Спокойной ночи.
     -  Куда?! - закричал Хамзин. Он испугался, что сейчас останется один, и
горечь,  с  новой силой разливаясь в теле, подступит к горлу. Чужая квартира
была слишком чужой без хозяина.
     - В другую комнату, - усмехнулся Поляков. - Спать.
     -  Ты меня покидаешь, - обреченно сказал Хамзин. - И ты меня покидаешь.
Бросаешь на произвол. Как и все.
     Ему  хотелось  плакать,  и  он  заплакал,  по своему обыкновению уронив
тяжелую голову в крупные ладони.
     Поляков постоял молча и закрыл за собой дверь.
     - Не смей закрывать двери, - сказал Хамзин сквозь слезы. - Мне страшно.
     Дверь  открылась, но никто не вышел. Было слышно, как Поляков ходит там
в  темноте,  потом  заскрипели  пружины,  и  пришла  тишина.  Если бы в этой
квартире  была  топка,  то  Хамзин  непременно  бы  пошел  к ней и попытался
кинуться  в  ее  огнедышащее  жерло,  чтобы  испепелить  опостылевшее тело и
превратить   в   невесомый   дым  боль  одиночества.  Но  топки  не  было, а
втискиваться  в  духовку газовой плиты казалось глупым, поэтому Хамзин встал
и,  покачиваясь,  пошел  к окну. Надо было сделать хоть что-то, разрядиться,
выплеснуться.  Окно  выходило  в  черный  двор,  только  узкий  квадрат неба
высвечивался редкими звездами, и Хамзин легко представил себе, как он падает
с  высоты,  медленно  переворачиваясь  в  холодном  воздухе,  пока последняя
секунда  полета не соединит его с землей. Стало противно и жутко. Тогда он с
размаху  ударил  кулаком  о стену, чтобы ощутить физическую боль и вытравить
душевную.  Фотография,  висевшая рядом, соскочила с гвоздика и упала на пол.
Боль была тупая и слабая. Он снова занес кулак и снова ударил о дубовый угол
буфета. Появилась кровь, немного отрезвившая его.
     - Мишка! - заревел он. - Где ты?
     - Я здесь, - услышал он незнакомый странный голос за спиной.
     Он  обернулся  и  увидел  большеголовую  собаку палевой масти. Короткий
хвост, искривленные сильные ноги, умный взгляд карих глаз.
     - Ну, что ты расшумелся, Ваня? - спокойно спросила собака.
     - Во напился?! - изумился Хамзин.
     - Я?! - возмутился пес. - И в рот этой пакости не беру...

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг