надписью: "Вход 5 коп." Наверное, этот кусок прикрывал какую-нибудь дыру.
Старик всегда курил и ни с кем не разговаривал, даже не делал попытки к
этому. Вся тропинка возле того места, где он сидел, была усыпана окурками,
и каблуки гуляющих вдавливали их в землю.
Привычка гулять по Лагерному саду прочно овладела мной. И день уже
казался мне чем-то неполным, потерянным зря, если я не бродил по краю
обрыва или в глубине сада.
Девушку в серой юбке и белой кофточке с короткими рукавами я видел
здесь часто. Обычно она приходила сюда с гурьбой мальчишек и девчонок. Они
бежали от конечной остановки по аллее к обрыву и стояли там минут десять,
о чем-то споря вначале, потом умолкая. Постепенно группа рассыпалась,
редела. Одни шли к выходу из сада, другие просто разбредались кто куда.
Девушка оставалась одна. Она стояла так близко к обрыву, что я боялся, как
бы резкий порыв ветра не сбросил ее вниз.
Мне было двадцать лет, и я знал, что она не исчезнет навсегда. Я бы
нашел ее, все равно нашел.
Я не подходил к ней, не решаясь спугнуть ее мысли, ее настроение. Она
стояла неподвижно, а ветер развевал ее волосы. Потом она вдруг
оборачивалась, смотрела в мою сторону. Это длилось всего одно мгновение. И
убегала. Убегала по единственной аллее к автобусной остановке.
А я оставался в Лагерном саду и бродил один, и думал, что подойду к ней
завтра. Но наступало завтра, а все не подходил.
- Дай закурить, - сказал как-то старик, когда я шел мимо домика.
Я протянул ему пачку сигарет. Он взял одну, подумал и взял еще одну.
И я закурил вместе с ним, облокотившись на заборчик из жердей. Мы оба
молчали. Я - потому что не знал, что сказать, Он, наверное, по привычке.
Сигарета моя догорела до фильтра, я бросил ее в обрыв и уже совсем было
собрался уходить, как вдруг неловко повернулся и зацепил плечом кусок
фанеры с надписью: "Вход 5 коп". Лист оторвался и упал. Я смутился,
схватил лист, хотел прикрепить его к стене. Старик осторожно, но
настойчиво потянул его у меня из рук. Я отдал. Старик взял кусок кирпича,
валявшегося рядом, и прибил фанеру на прежнее место. Никакой дыры этот
лист не закрывал.
- Для чего он здесь? - спросил я.
- Плати пять копеек и заходи, - буркнул старик.
Так это была афиша! Старик, видно, давно потерял надежду, что в его
избушку кто-нибудь зайдет. И в рекламе он явно смыслил мало. Я пошарил в
кармане, но пяти копеек не нашел.
- Ну, давай еще сигарету, - сказал старик, - да и заходи, если хочешь.
Я дал ему сигарету и спросил:
- А что там?
- Что хочешь, то и есть, - снова буркнул он, сел на завалинку и
затянулся сигаретой. На меня он перестал обращать внимание.
Я перепрыгнул через изгородь, подошел к покосившейся двери, с трудом
открыл ее, спустился по деревянным ступеням вниз. Дверь захлопнулась, но
неплотно. Внутри избушки стоял полумрак. Свет проникал только через два
маленьких окна да щель в дверном проеме. Посреди избушки стояла печь, в
углу - нары, покрытые старой изорванной шкурой, возле дверей - грубо
сколоченный стол и бочка с водой. Ничего особенного и таинственного. Я
обошел печку. За ней оказалась еще одна дверь... "Наверное, что-то там", -
подумал я и толкнул ее. Но и там ничего. Я вышел наружу. Все было так же,
как и минуту назад. Только на солнце набежала откуда-то появившаяся тучка,
да старик курил уже не сигарету, а папиросу.
- В чем заключается аттракцион? - спросил я.
Но он уже, наверное, забыл про меня, потому что долго не отвечал,
что-то соображая. Наконец, видимо, вспомнил и посмотрел на меня чуть
насмешливо.
Или это мне показалось?
- Иди, иди, - сказал он мне. - Возвращайся только поскорее.
На обрыве снова стояла та девушка. И тут что-то неудержимо повлекло
меня к ней. А она вдруг нетерпеливо обернулась и махнула мне рукой.
Остолбенеть можно было от счастья! Значит и она обратила на меня внимание!
Я подошел. На ней было совсем другое платье, чем обычно.
- Помоги Ольге выбраться, - попросила она и показала вниз. По обрыву
карабкалась вверх девочка лет семи. Я осторожно, чтобы не поднимать пыли,
спустился к ней. Девочка подала мне руку, и мы благополучно выбрались
наверх.
- Я бы и сама смогла, - сказала девочка.
- Конечно. Ты вон какая ловкая!
А девушка сказала:
- Стало прохладнее. Пора домой.
И они пошли.
"Сестры, что ли?" - подумал я.
- А ты не пойдешь? - вдруг обернулась девушка.
- Я?
- Не задерживайся долго, - попросила она.
Я было двинулся за ними, но меня окликнули. Старик что-то кричал и
махал мне рукой.
- Сейчас! - крикнул я им вслед и подбежал к старику. - Ну? Что
случилось?
- Заходи, а то мне надо еще воды натаскать, - сказал он и подтолкнул
меня к двери.
Я снова вошел в избушку. Как и несколько минут назад, обошел вокруг
печки, остановился возле двери, которая была чуть приоткрыта. Из нее
пробивался косой солнечный луч. Машинально оттолкнул дверь и оказался на
том же самом месте, откуда вошел. Мне и в голову не пришло обратить на это
внимание, потому что я сразу же бросился смотреть, куда ушли эти сестры.
Но их уже не было. И такая досада вдруг взяла меня!
- И зачем только вы меня позвали?! - набросился я на старика.
- Красивая девушка, - вместо ответа сказал он.
- Еще какая красивая!
- Любишь ее. - Он не спрашивал, а словно утверждал.
- Люблю.
- Ну и люби. Только помни: пока любишь ее, она будет молодой. Такой,
как сегодня.
Я и без него знал, что она всегда будет молодой. Какой же ей еще быть?
- Дай-ка закурить, - снова попросил он.
Я выдал ему сигарету и спросил:
- Так что же все-таки за аттракцион в этой избушке? И зачем две двери?
- Дверь здесь одна, парень, - ответил он. - Одна дверь. Куда вошел,
оттуда и вышел.
А, действительно, дверь-то была одна. Только сейчас это до меня дошло.
А внутри домика я шел по прямой, лишь огибал печь. Вот тебе на! Что же это
было? Вывернутое пространство? Здесь? Но для чего? Я так и спросил:
- Для чего это?
- А чтобы посмотреть, что там будет.
- Так ведь это одно и то же место. Что же здесь смотреть?
- Место-то одно, да время разное.
- При чем тут время?
- А при том... Кому ты помогал на обрыв влезть?
- Девчушке одной. Олей зовут.
- Вот то-то и оно, что Олей... Дочь это твоя была. А девушка - твоя
жена.
- Ну вот еще, - смутился я.
Он вдруг замолчал, закашлялся. А я вспомнил, что когда вышел из этой
двери, то на небе была тучка, хотя и сейчас, и до этого на небе ни
облачка! Да и одежда на ней, на этой девушке, была другая. И позвала она
меня так, словно не сомневалась, что я пойду.
- Можно еще раз?
- Отчего же. Хоть сколько. Пять копеек только плати. А лучше дай
сигарету. Только подумай, стоит ли?
- А что так?
- Да так... Заходили тут всякие...
- А вы-то сами заходите?
- Захожу, да только все в одну дверь. Выйдешь в другую, а вернешься ли?
Да и на что оно мне?
"Конечно, - подумал я. - Он настолько стар, что может и не вернуться".
Но я не боялся этого. Будет ли только она здесь в это время?
- Если захочешь, конечно, будет, - сказал старик.
И я рискнул. Я отдал ему всю пачку сигарет и шагнул в дверь.
А когда вышел, то почувствовал, что за спиной ничего нет. Домика нет!
Только асфальтированные дорожки, да белоснежные корпуса зданий над
обрывом.
Я оглядел себя. Все на мне было другое. Да и сам я, кажется, стал чуть
ниже ростом и шире в плечах. И в сердце вдруг что-то кольнуло, словно
какая-то болезнь послала предупреждение.
А на обрыве стоит она. Она и еще одна девушка. Они очень похожи друг на
друга, только вторая повыше ростом. И обе машут мне руками.
- Ну что ты все ходишь туда? - говорит _она_. - Ведь уже сколько лет
прошло, как эту избушку снесли! А ты все ходишь.
Они очень похожи друг на друга. У обеих чуть вздернутые носы, восточный
разрез глаз и черные волосы. И лет им, казалось, поровну. Их так и
называют: сестры. Я сейчас это вдруг припомнил. Я все-таки что-то помню,
но очень мало. В один миг пронеслись эти двадцать лет. В один миг...
- Что с тобой, папка? - спрашивает меня дочь.
- Так, Оля. Грустно. Время бежит... Только вошел в одну дверь и вышел,
а прошло почти двадцать лет...
- Брось, папка. Ты еще совсем молодой.
- Правда, ты совсем не изменился, - говорит _она_. - Какой был, такой и
остался. Секрет молодости, наверное, знаешь?
Я смотрю на нее. Нет! Это она совсем не изменилась. Ей так и осталось
восемнадцать. Прав оказался старик. Она всегда будет молодой.
А я? Что я помню из этих двадцати лет, промелькнувших в одно мгновение?
Что я знаю о _ней_? Только то, что люблю ее. Двадцать лет! Ведь я даже не
знаю, какие ей нравятся цветы, запахи, книги. Я почти ничего о ней не
знаю. Кроме одного: я люблю ее.
Они берут меня под руки, и мы идем по чистеньким асфальтированным
дорожкам Лагерного сада, мимо киосков и каруселей, мимо аттракционов и
клумб. Лагерный сад уже не тот. Только молодые парочки все так же ходят в
обнимку и целуются, полагая, что их никто не видит. Или им просто ни до
кого нет дела?
И мне вдруг так захотелось очутиться в том, старом, Лагерном саду, в
котором я увидел ее первый раз...
Но домика старика уже нет. И даже на мгновение я не могу вернуться в
прошлое.
- Знаете, что? - говорю я жене и дочери. - Расскажите-ка мне, как мы
жили эти двадцать лет... Я что-то... Все тот день у меня перед глазами...
А в Лагерном саду, как и раньше, как и всегда, тихо-тихо. Это,
наверное, ветер с реки относит звуки в город.
8. АВГУСТ
Темнеет. Пора идти. Такая у меня работа.
Я стою на балконе. Прислушиваюсь. Всматриваюсь в просветы между
шестнадцатиэтажными домами и девятиэтажными. Где-то там только что село
солнце. Но закат мне не виден. А над головой начинают зажигаться звезды.
На агитплощадке сейчас будут показывать кинокомедию. Старушки с малыми
детьми уже заняли скамейки. А позади и с боков толпа молодых людей, парней
и девушек. Еще несколько минут, и звук из стоваттного динамика начнет
отражаться от домов и гулять в небольшом замкнутом пространстве,
многократно отражаясь, накладываясь друг на друга, превращаясь для жильцов
бетонных коробок в какофонию. А зрители периодически дружно и громко будут
взрываться хохотом. А потом еще долго будут расходиться, теряя друг друга
в толпе и громкими голосами отыскивая знакомых. Что ж... По плану на
агитплощадке раз в неделю должны показывать кинокомедию. И даже проливной
дождь не устраняет это мероприятие, а лишь переносит его на следующий
день.
Слева между домами чернота. Это ползет туча. Гроза предсказана. Ну что
ж, посмотрим. Я никогда ничего не решаю заранее. Все должно получиться
само собой, естественно, ненавязчиво, свободно. Такая уж у меня работа.
Жена провожает меня. Она привыкла. Хотя сначала никак не могла понять,
за что мне платят сто двадцать рублей плюс пятнадцать процентов - северная
надбавка к зарплате. Женя вздыхает. Она не любит мою работу. Ты очень
быстро стареешь на ней, говорит она. Возможно. Но дело в том, что работа
мне нравится.
Старший сын в отъезде, дочь на какой-то вечеринке, младший, наверное,
затесался в первые ряды любителей кинокомедий. И вот ведь что странно.
Почти в каждой квартире включен телевизор, каждый вечер, каждый день. А
им, людям, нужно еще кино на агитплощадке. Впрочем, вполне возможно, что
они хотят побыть на людях, почувствовать свою приобщенность к
человечеству.
- Ну, я пошел, - говорю я.
- Счастливо, - отвечает жена. - Опять сегодня промокнешь?
- Не знаю. Но это не страшно, если и промокну.
Я выхожу. Мне нельзя торопиться. Мне нужно вжиться, войти в роль,
окунуться в воспоминания. И в то же время остаться здесь, в этом теплом
вечере. А какой сегодня, действительно, теплый вечер! Что за вечер! Как
тогда... Последняя теплая, тихая, насыщенная запахами и таинственностью
неделя. Днем еще долго будет тепло. А вот ночью - уже нет, до следующего
лета. Работать в такой вечер, в такую ночь легко. Все получается само
собой. Не то, что в холод и слякоть. А вот зимой снова легче.
Я иду по бульвару Кирова. С двух сторон тополя, старые-старые, им уже
по семьдесят лет. Скамейки. Люди сидят на скамейках. Разговаривают,
смеются. Очень много людей. Но это не те, что будут бродить ночью. Вернее,
большинство из них вскоре разойдется по домам и общежитиям. Ну, да ведь
каждый волен...
А вот идет навстречу мой сослуживец. Идет медленно, опираясь на
тросточку. Он уже не может быстро ходить. Он стар. Шляпа-канотье на нем.
Белоснежная манишка и манжеты. Начищенные до блеска желтые штиблеты с чуть
загнутыми вверх носками. Костюм немыслимого покроя. В плечах широк, в
талии узок. Брюки мешком от самого ремня. Кто-то даже показывает на него
пальцем, правда, за спиной, и смеется. Наверняка прохожие думают, что он
из цирка. А он просто вышел на работу. Он уже пятнадцать лет как на
пенсии, а вот ведь все равно работает. Мы раскланиваемся молча, он - с
достоинством, я - с глубоким к нему уважением. И хочется, мне давно
хочется посмотреть на его работу. Там еще, наверное, есть рысаки, красные
рубахи с кушаками, сапоги в гармошку, картузы. И совсем другой город. Там,
где мы с ним только что раскланялись, стоят редкие домишки с садами из
черемухи и рябины. Лай собак. Лавочки у ворот. Тихий шорох, шепот. Чья-то
пьяная песня. И тишина. Все равно там такая тишина! Небо чистое, звездное,
от горизонта до горизонта. Пройтись бы по этим улочкам, этой городской
окраине, посидеть бы под черемухой, сорвать гроздь еще не дозрелых ягод,
ощутить во рту их вяжущий вкус. Он это может. Да вот только, к сожалению,
мы всегда работаем в одну смену. К тому же, мне нужно идти дальше.
Я иду и чувствую, как незаметно перескочил в далекое прошлое. Не свое,
а чье-то. Но откуда легче возвращаться. Поэтому, наверное, все наши
сотрудники любят его, этого старика, и стараются в начале смены хоть
издали махнуть ему рукой или раскланяться, как только что я.
Бульвар мало изменился. Разве что вместо песка стал асфальт, да
бетонные бордюры, установленные таким странным образом, что в дождь или
после дождя лужам некуда стекать, а людям негде пройти. Аллея Славы в
конце бульвара, с портретами лучших людей района. Дальше квартал вниз, под
горку. Угол общежития. Здесь... Но это чуть позже, на обратном пути.
А туча уже закрыла полнеба. Но такое однажды было. Я очень хорошо
помню. Все посматривали на нее настороженно. Ну, пусть не сегодня! Пусть
через неделю! Зачем же сегодня? И туча вняла мольбам. Уползла за горизонт,
все же успев насытить воздух влагой. Звезды засверкали как хрустальные. Но
прохладнее не стало. Все так же тепло, прозрачно, тихо. И ветерок,
слабенький, чуть-чуть, как напоминание о неразошедшемся дожде.
Пусть и сегодня уползет туча. Как тогда... Пусть все будет, как тогда.
Редкие машины, так что можно идти по проезжей части. Асфальт, кончающийся
здесь, на этом перекрестке. Там дальше, вверх по проспекту Тимирязева,
вдоль главного корпуса политехнического - булыжная мостовая. Ах, как
приятно было ходить по ней. Отчетливый и таинственный стук, чуть
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг