на помощь, протянул Станислав-Зеро. - Это похоже на тиранию.
- Это тирания восхождения, - заметило ему отображение. - Давай обсудим
все. Итак, как можно из грота выбраться?
- Да, да!.. Как же выбраться?!
Эти бурные размышления - монолог ли, диалог ли? - продолжались около
часу и ни к каким неожиданным открытиям не привели. Но зато был продуман
(возможность такого подхода к этой области труда сильно удивила
Кобальского) план размышлений и намечен поиск характерных особенностей
грота.
Около часу, смертельно уставший от непрерывной работы мысли, пораженный
всем происходящим, пролежал Станислав-Зеро у подошвы песчаного холма.
Выпил из фляжки остатки воды - всего глотка два. Настроение его все больше
ухудшалось, в состоянии подавленности он больше не мог себя заставить
что-нибудь еще предпринять. Что же делать?!. Еще раз - в двадцатый или
тридцатый! - пристально вглядываясь в монолитные, идеально ровные,
зеркально гладкие стены, обойти по периметру грот?..
И вдруг его осенило: ведь у этого цилиндра есть еще одно стекло, с
другой стороны!
- Балбес! - сказал Зеро, вскочил на ноги и бросился к другому,
трехметровому торцу. Стал перед стеклом.
Через несколько секунд за толщей стекла появилось плоское отражение.
Станислав сделал несколько неопределенных жестов и скоро увидел, что его
отражение все больше и больше отстает от его собственных движений.
- У меня только что, - сказал Станислав-Зеро, - был диалог с
опережающим отражением. Мы продумали план размышлений. И главное, не
следует впадать в панику и считать, что мое положение безнадежно. Уверен,
что этот интеллектуальный усилитель поможет мне...
- Кха! Усилитель!.. - после непонятной заминки выбросив над собой и тут
же в знак глубокого скепсиса и глубокого равнодушия ко всему происходящему
резко опустив полусогнутую руку, громко, сердито вскричало это отображение
Кобальского-Зеро. - Удивительный телескоп!.. Приемопередающее оптическое
устройство!.. Оно поможет тебе. Убедит тебя, что положение твое, конечно
же, не безнадежное, что тебе просто повезло - неслыханно повезло! - когда
ты бухнулся в этот каменный мешок. Ты и околевать тут будешь с улыбкой на
лице, лепеча, что выход из грота есть. Есть, есть!.. Да что толку
болтать-то языком! - отончив губы, с презрением выпалило отображение. -
Вон те трое уже выбрались на барханы. Кое-что усилили! Один несчастный уже
больше тысячи лет тут сохнет, а которые в углу, так их трухе черт знает
сколько тысячелетий. И какой там, к дьяволу, усилитель! Да еще
интеллектуальный!.. Скоро ты будешь лежать рядом с ними. Скоро!.. Все.
Конец! Пойми ты это.
- Подожди, подожди! - с трудом прервал Станислав-Зеро затяжной порыв
грубых нотаций. - Что ты там взялся праздновать труса!
- Что, уже наслушался того бодрячка? Приободрился!
- Да, - твердо сказал Зеро, - я должен выбраться отсюда прежде, чем
потеряю способность здраво рассуждать. Поэтому нам необходимо в ближайшие
часы продумать план...
- "Продумать"!.. Что?! В какой угол лечь, что ли? Ах, тень ты моя
трехмерная, тень горемычная... Как ты еще скудоумна! Знай же: мало что
может быть иллюзорней трехмерного пространства! И нет ничего реальней
плоскости! А еще реальней линия на плоскости! А еще...
- Нет, - спокойно прервал его Зеро, - ты заблуждаешься. Не я твоя тень.
- Да уж не я ли твоя?.. - захохотало отображение.
- Ты мое отстающее отражение.
- Я его отстающее отражение, - с брезгливой жалостью протянуло
отражение. - Глядите-ка, я кость от его кости, да только он опережает
меня! Это и видно. Опередил! В глупости несусветной. Заруби себе на своем
трехмерном носу: из воображаемой замкнутой фигуры выбраться невозможно.
Никогда!
- Почему, плоскун, ты решил, - немного уже раздражаясь, спросил Зеро, -
что грот абсолютно замкнут?
- Да потому хотя бы, - скривило рот отображение, - что ты, как голодная
крыса, давненько носишься по этой чудесной яме - о трех измерениях! - и
все еще не выбрался. И не выберешься. Запомни мои слова! Ладно. Открою
тебе главный секрет... По причине, которая известна только мне одному, я
оказался в роковом затруднении, в совершенно безвыходном положении. Тебе
этого не понять. И вот эта-то моя безысходность для тебя, моей трехмерной
тени, и представляется не чем иным, как замкнутым трехмерным
пространством, а именно в виде этого грота. Но если б ты хоть на миг мог
себе представить, как ясно уразумел я, что мне окончательная крышка, то по
твоей коже поползли бы мурашки.
- Уже ползали, - шмыгая носом, вытирая с лица пот, бодро сказал
Кобальский. - Больше не поползут! Ну и что ж теперь делать? Ничего, да?
Тот, не уловив перемены в тоне собеседника, с прежним самонадеянным
упоением продолжал:
- Сядь, тень, на иллюзорную песчаную кучу. Посиди с достоинством. И все
вспомни. Приведи в порядок свое прошлое. Пора! Ибо ситуация могильная.
- Выход надо искать! - забыв, с кем говорит, вспылил Зеро. - И найти,
раз утверждают, что из любого затруднения человек может найти выход. И
довольно! Я не желаю копаться в твоих примитивных сомнениях. Так я
действительно погибну здесь. Прощай. И навсегда.
- Зачем же так круто?
- Видишь ли, такой субъект мне не по нутру.
- Ну почему?.. - искренне удивилось отображение. - Из-за моей
правдивости, что ли?
- Ты погряз в болоте. О том, как отсюда выбраться, ни единой мысли. У
меня нет времени, болтун. Уж извини, я должен действовать! Но ты же
никогда этого не поймешь!..
Тягостная, нудная беседа длилась еще с полчаса. Зеро никак не мог
отвязаться от прилипчивого плоскуна. Когда же он почувствовал, что
холодный как лед телескоп с еще большей интенсивностью начал излучать
сковывающие волны, он стал пятиться от стекла. Странно плотные, медленно
плывущие волны легко пронизывали тело. При прохождении очередной волны
казалось, что тело на несколько мгновений замораживается, становится
ледяным. Каждая волна где-то за спиной, далеко за пределами грота,
разбивалась и бисерным эхом летела обратно. Еще больше дробясь в теле,
эхо-волна плотной рябью возвращалась в объектив телескопа.
Ощущение было неприятное, и Станислав решительно отошел в сторону. Еще
минуты две вдогонку ему неслись потоки упреков и оскорблений.
Он лег на теплый склон песчаной кучи. Пора было отдохнуть, прийти в
себя от впечатлений, разобраться во всем. Не пролежал и минуты - вскочил,
подошел к окуляру телескопа, потому что без опережающего трудно было
привести мысли в порядок да и чтоб, как съязвил он про себя, "поплакаться
в жилетку" опережающему, сказать, с каким паникером и гробокопателем
только что имел жестокую схватку, и, кажется, выстоял, оставив того в
растерянности и полном одиночестве...
Опережающий Станислава Юлиановича Кобальского-Зеро появился секунд
через двадцать. На этот раз не просто в некоем ярко освещенном,
неопределенном пространстве, а в небольшом светлом зале, перед широким
открытым окном, за которым свисала зеленая ветка, и дул ветер, и был
летний полдень... Зал Кобальскому был странно знаком, так знаком, что
щемило сердце, но он не мог точно вспомнить, где и при каких таких светлых
обстоятельствах давным-давно его видел. Впрочем, в данный момент
особенно-то вспоминать было и некогда.
Да и возможно ли вспомнить состоящие из одного лишь света свидетельства
далекого детства или улыбчатые приметы ранней юности?
Без обиняков опережающий спросил:
- Полагаешь, отстающий остался в полной растерянности?
- Ну, не ручаюсь... - слегка смутившись, признался Зеро. - Зато в
одиночестве. Навсегда.
- Э нет, единородный! - выставив перед собой ладонь, словно бы
преграждая доступ всем сомнительным суждениям Зеро, сказал опережающий. -
Оставлять его нельзя. Ни на час, ни на минуту. Ни на секунду нельзя
забывать о нем.
- Нельзя? - поперхнулся Зеро, - оставлять...
- Понимаешь ли, его не выбросить из головы, не спихнуть, не спровадить,
не забыть! - хоть махни на него рукой, хоть бейся головой об стенку... Но
боюсь, если мы не избавимся от него, мы не останемся в живых.
- Так как же избавиться?!
- Ты должен его победить.
- Я??. Да он сведет меня с ума! Нет, это пытка... Так ты возьми его там
в оборот, опережающий!
- Плоскуна нельзя оставлять наедине с собой. Единородный, здесь, в
телескопе, я не смогу с ним встретиться.
- Никак не можешь?
- Только через тебя.
- Ну, ну... Понимаю. Но я не смогу с ним сладить!.. - Кобальский-Зеро в
изнеможении сел на пол. Опершись на выпрямленные, выставленные назад руки,
тупо глядел в светлый, обширный окуляр, за которым легко, непринужденно
стоял опережающий.
- Когда осилишь его, - твердо сказал опережающий, - я буду полон сил. И
уж тогда мы непременно найдем выход из грота. Главное вот что...
- Ну, ну!.. - часто, глубоко дыша, облизывая пересохшие губы, с
нетерпением потребовал Зеро дальнейших разъяснении.
- Твои разговоры с отстающим отображением не должны быть долгими.
Каждая следующая - все короче. В долгой беседе он тебя может "затянуть".
Понимаешь? Когда начинается озноб, отойди на мгновение и обдумай свои
аргументы. От слишком долгой беседы отстающий растет и крепнет. Разговоры
с ним должны быть короткими и интенсивными. Но без эмоций! Главное для
тебя - доводы разума. Синтез - вот в чем зерно твоей победы.
Немного стесняясь непривычных в его употреблении слов, Зеро сказал:
- Значит, в диалоге с плоскуном надо сводить мысль к пафосу созидания?
Выбраться из грота - цель. Цель требует созидания. Конкретного синтеза.
Все должно быть подчинено цели - ясной, полной задаче. Самому главному,
любой степени трудности. Даже, казалось бы, невозможному. Прежде всего
непоколебимая уверенность, что цель будет достигнута!
- Прекрасно! - сказал опережающий. - Итак, к созидательной преамбуле -
и все больше сокращай разговоры с ним. Чтоб льдина под ним таяла.
- Но, - тяжело вздохнул Зеро, - на таких высотах я с ним не потяну. От
его изобретательных, цветистых выплесков ум за разум заходит.
- Не забывай, единородный, о своем времени, которое в этом гроте летит
слишком быстро. Победи своего отстающего. Важно, чтоб он от тебя отставал
все меньше и меньше.
- Теперь я вспомнил этот зал, - сказал Зеро, - зал, где ты находишься.
Это было очень давно. В то время я впервые был по-настоящему влюблен... В
тот день в этом зале ждал ее... С человеком, который спас ей жизнь...
Сколько бесед провел Кобальский-Зеро с отстающим, он не помнил - может
быть, семь, может, одиннадцать... Плоскун был повержен, как ни
изворачивался, к каким хитроумным уловкам и художественным силлогизмам ни
прибегал. Когда Кобальский с победным видом, с нескрываемой уверенностью в
себе появился перед объективом телескопа в предпоследний раз, отстающий
попросил пощады, умолял оставить его в покое. Через некоторое время,
физически обессиленный, Кобальский подошел к объективу еще раз. Но
отстающий вообще не появился... Довольно долго в глубине телескопа он
видел бессловесную полупрозрачную тень.
Многого ли добился Кобальский, победив отстающего? Казалось бы,
одержана "победа над ветряной мельницей". Но это было не так.
Он приобрел ранее неизвестную ему уверенность в себе и уверенность в
том, что ход из грота должен быть.
С методическим упорством и тщанием ученого, с целостным видением
художника он принялся за работу.
Дециметр за дециметром, сантиметр за сантиметром он исследовал пол - ни
единого штриха. То же самое и там, где была песчаная куча (весь песок уже
был перенесен в другое место). Он стал исследовать стены. И после
изнурительнейших, едва ли не микроскопических осмотров на монолитной
плоскости южной стены обнаружил тончайшую вертикальную линию - разрез. А
через два часа в полутора метрах от первой нашел вторую. Он стал между
линиями и плечом попытался вдавить эту часть стены. Его попытки оставались
тщетными. Мало-помалу он стал понимать и их бессмысленность. Нажимать-то
плечом и руками на стену?!. Отчаяние и убежденность, что это единственно
верное действие - таким оно казалось, может быть, потому, что он не знал,
что еще предпринять, - снова и снова заставляли его возвращаться к той же
попытке... И вот прямоугольная часть стены легко стала углубляться в
монолитное целое! (Как потом оказалось, непрерывное усилие должно длиться
не меньше восьми секунд.) Не помня себя от радости, упираясь в
прямоугольник руками, Зеро медленно входил в углублявшуюся нишу. Он прошел
около трех метров, как вдруг продвижение прямоугольника вглубь
прекратилось. Узник прилагал отчаянные усилия, чтоб сдвинуть его с
места... Он глянул вверх и увидел, что над прямоугольником образуется
проем - прямоугольник медленно опускался. Пол под ногами Зеро быстро пошел
вверх. Станислав хотел было броситься обратно, но вовремя сообразил, что
неизвестность более для него перспективна, чем ставший привычным каменный
мешок. Секунд через пять Зеро увидел, что поднимается на чаше неких весов.
Другая чаша перед ним опускалась. Когда плоскости поравнялись, он перешел
на ту, которая опускалась. Еще несколько секунд, и поднимавшийся за спиной
параллелепипед закрыл собой вход в грот. Остановился и тот, на котором
стоял Зеро. Вправо уходил светлый прямоугольный подземный ход... Надо
сказать, что для того, чтобы проникнуть в грот, где находился телескоп,
необходимо воспользоваться другим принципиально таким же ходом, как и
первый. Они рядом. Но найти второй значительно трудней... Туннель ведет на
юг. В четырехстах метрах от первого, глубоко под барханами, есть другой
грот. Он раз в тридцать больше первого. Пол его расчерчен на двадцать семь
больших цветных квадратов и прямоугольников. На каждом стоит один или
группа предметов. И пока что точно неизвестно, что они собой представляют.
Но, конечно, довольно точно известно, чем является двадцать седьмая
установка, которая стояла на голубом прямоугольнике, где-то там на
окраине, в углу Большого грота. Понятно, речь идет о масс-голографическом
множителе... Кое-что стало известно и о двадцать шестом объекте. Это был
большой подвижный клубок словно бы дождевых капель, висевших над
желто-зеленым квадратом. Этакий подвижный рой объемом примерно в четверть
кубометра...
Кое-какие представления сложились у Кобальского-Зеро и о двадцать пятой
установке. На белом квадрате находится большой, ослепительно белый по
краям, матовый диск с толстым, туманным столбом посредине. Боковые грани
этого неопределенного цвета столба пространно расплывчаты - чем дальше к
краю, тем становятся прозрачнее, светлеют и сходят на нет. Диаметр диска
около тридцати метров. Определить его можно, только глядя извне, со
стороны... Станислав-Зеро, как обычно, соблюдая наивысшую осторожность,
сначала со всех сторон исследовал край диска, раз десять обошел вокруг
него. Абсолютно ничего примечательного. Оставалось взглянуть на туманный
столб поближе, "потрогать руками" - пройти сквозь него и заодно точно
измерить диаметр диска. Зеро закрепил один конец измерительной ленты,
разулся и босиком направился к другому краю. Вскоре тридцатиметровая лента
кончилась. Зеро оглянулся и увидел, что находится довольно далеко от края
диска, а туманный столб оставался на прежнем расстоянии от него. С
нетерпением исследователь побежал к столбу. По сторонам все мало-помалу
отдалялось. Он оглянулся - все далеко, за белым горизонтом... Он быстро
шел к столбу еще часа три, но ни на йоту не приблизился к нему. По мере
продвижения к центру диска воздух становился все разреженней, а столб
темнее. Наконец Зеро остановился, с минуту вглядывался в неопределенную
глубину столба. Взгляд его потерялся и... он испытал сильнейшее чувство -
"ужас бесконечности". И Зеро повернул обратно, поспешил к горизонту
обширного, почти бескрайнего белого поля...
Из Большого грота подземный ход длиною около семи километров ведет к
развалинам малоизвестного мазара Урбекир-Баба. В конце подземного хода
есть водоем. В нем отвратительнейшая, но совсем безвредная вода... А в
развалинах Урбекир-Бабы есть заброшенный колодец с такой же вонючей
водой... Из водоема, который находится в конце семикилометрового
подземного хода, довольно легко можно перенырнуть в колодец. Ну и
обратно...
8
О злоключениях Станислава Юлиановича Кобальского-Зеро Эпсилон
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг