Несмотря на трагичность обстоятельств, Никита привычно усмехнулся:
- Не беда! Повторим подвиг того, чье имя взято из чужой для этой
планеты книги.
Оруженосец Санчо Пансий понял, что должен подготовить патрона к бою.
Правда, он получил и дополнительные инструкции.
Утром через Сонму переправлялась блестящая толпа любопытствующих
придворных. Король, сославшись на головную боль, от развлечения отказался,
но королева приказала приготовить себе носилки, которые мастерили всю ночь.
Солнце порой выглядывало из-за туч, отражаясь в многочисленных лужах,
по которым шлепали ботфорты рыцарей, переносивших на сухое место визжавших
дам.
Теперь все зависело от погоды. Лилия вспоминала свою встречу с О
Кихотием в рыбацкой хижине и была уверена, что он пошел на этот
беспримерный бой неспроста.
Ветер по-прежнему дул порывами, расправляясь с искусными прическами
дам. Лилия же была защищена пологом носилок и тяжестью короны, которую не
снимала.
Крылья одинокой работающей мельницы продолжали вращаться.
Никита сидел на своем коне с копьем наперевес, ожидая чего-то. Он дал
Сандрию задание пробраться внутрь мельницы к зубчаткам, чтобы в решительную
минуту заклинить их, остановив крылья мельницы, когда патрон подскачет и
вонзит копье в крыло.
От наконечника Лореллеи на копье пришлось из благоразумия отказаться,
чтобы не вызвать протест герцога и обвинений в колдовстве.
Один на один против машущего крыльями деревянного великана вышел
маленький, по сравнению с ним, всадник с легким копьем.
Толпа вельмож на соседнем холме ахнула, увидев, что всадник направил
своего коня вскачь.
Нашлись охотники заключать пари - сто против одного. Разве можно
поверить в чудо?
Долговязый серебряный рыцарь разгонял под горку коня.
"Великан" с машущими руками грозно надвигался, хотя, по расчетам
Никиты, ветер затихал и, возможно, план остановки крыльев ветряка удастся.
Ведь на земле есть версии, по которым Жанна д'Арк была спасена! Так пусть
же и здесь она, в лице Надежанны, будет спасена крылом, недаром Надя на
Земле носила имя Крыловой.
Россинант мчался к холму, где его ждал "противник".
Герцог безудержно хохотал, крича, что ставит на бродягу "один против
двухсот". Льстецы торопливо заключали с ним это безнадежное для себя пари.
Россинант со всего маху уперся передними копытами во влажную землю
так, что брызги фонтаном поднялись перед ним.
Крыло преградило ему путь. И рыцарь вонзил свое копье в эту преграду.
Одновременно внутри мельницы что-то захрустело. Очевидно, Сандрий вставил в
зубчатки палку.
Никита собрал все силы, чтобы не выпустить копье из рук, силясь своим
весом остановить вращение крыла.
Но оно, несмотря ни на что, продолжало подниматься. Никита
почувствовал, что его тянет из седла. Тогда он собрался с силами и так сжал
натренированными ногами ребра коня, что тот заржал от боли.
Толпа любопытных снова ахнула. У всех на глазах деревянный великан
своей "могучей рукой" поднимал в воздух рыцаря вместе с лошадью. Проклятый
ветер был изменчив и дунул с удвоенной силой. Конь сначала встал на дыбы,
потом почувствовал, что земля уходит из-под копыт, конвульсивно рванулся,
упал на все четыре ноги и опрометью поскакал прочь. А всадник остался
висеть в воздухе, упрямо не выпуская копье из рук. Предательское крыло
поднимало его выше и выше. Пришлось Никите прыгать с огромной высоты.
Восторженный вой толпы опередил движение герцога, махнувшего шарфом в
знак присуждения победы "великану".
Копье О Кихотия, вонзенное в лопасть ветряка, продолжало вращаться
вместе с крылом.
Прихрамывая, под общий смех и улюлюканье вельмож, направился Никита к
холму, где его ждал довольный герцог, получая золотые от придворных,
заключавших с ним обреченное пари.
- Что ж, рыцарь? - обратился он к О Кихотию. - Не было еще ни у одного
палача в мире столь отважного помощника! - И он издевательски улыбнулся.
- Я выполнил наш уговор, ваше всесилие, - хрипло отозвался О Кихотий,
- выполню и вторую его часть.
Герцог не мог унять хохота. Никогда он так не смеялся, редко так
торжествовал.
Королева Лилия заткнула себе уши и велела унести ее в носилках. Она
негодовала. Этот странный рыцарь в рыбацкой хижине выглядел совсем другим.
Она восхитилась его планом и даже жалела, что не он был королем, возведшим
ее на престол. Какой он король, просто шут при герцогском дворе! И она
отвернулась.
Носилки мерно качались. Дюжие носильщики разбрызгивали сапогами лужи.
Поздней ночью, во тьме, рискнул Санчо Пансий покинуть мельницу. Уходя,
он оглянулся и в мелькнувшем на миг лунном свете увидел замершую лопасть
ветряка с застрявшим в нем копьем.
Все-таки деревянный великан был смертельно ранен храбрым патроном,
ранен и замер к концу дня. Потешный турнир кончился...
Увы, но на судьбе божественной Надежанны поражение "великана", видимо,
уже сказалось, и маленький оруженосец, поскольку никого не было поблизости,
навзрыд заплакал.
ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ
Познай самого себя.
По Сократу.
Религиозная война, а главное, успехи в ней лютеров, вовлечение в нее
соседних стран, превращение Мартия Лютого в некий символ протеста против
извечной, ныне называемой скалийской добриянской церкви стали не на шутку
беспокоить И Скалия.
Уже привыкший ко всеобщему трепетному повиновению, он постепенно стал
забывать, что добивается с этой помощью, как он замышлял, самых высоких
целей Добра.
И вот при всей его, И Скалия, признанной высшей святости и власти
какой-то беглый монах дерзнул бросить ему в лицо на диспуте в соборе в виде
обвинения его же собственные, пусть сейчас и отступившие на второй план,
идеи, которые так хорошо воплотились во Вселенском монастыре с
"архипелагом" монашеских лагерей, где все одинаково равны, трудолюбивы и
послушны. Послушны прежде всего ему, И Скалию, которого пока зовут
наместником всевышнего на Землии, но кого признают, если понадобится, и
самим всевышним, восседающим в Святикане.
Но этот Мартий Лютый был недосягаем для всемогущей, казалось бы, руки
И Скалия.
В одолевших И Скалия кошмарах Мартий Лютый грозил ему таким страшным
возмездием, о котором и сам папий знал лишь понаслышке от ездивших на
Восток миссионеров, с ужасом расписывающих лютую казнь, когда живого
человека протыкают острым колом, а затем поднимают в воздух, беспомощно
болтающего руками и ногами.
И Скалий не хотел умирать, он хотел, как подобало его всевластию,
считать себя бессмертным.
Мартий Лютый превратился в наваждение, и Великопастырь всех времен и
народов со страхом ложился в свою роскошную кровать под святиканским
балдахином. Было от чего сойти с ума! Просыпаясь в бессильной ярости, он
обрушивал ее на приближенных, пугая их придирками и подозрениями. Наконец
ему пришло в уже затуманенную страхом и злобой голову, что у каждого из них
можно взять в когти СС увещевания кого-нибудь из близких и держать как
заложников, чтобы никто не рискнул выказать симпатий к крамольному Мартию
Лютому.
И покорные папийцы св. Двора тряслись от одной мысли, что схваченные
их сестры, якобы ведьмы, или братья, будто бы колдуны, увещеваются.
Испуганные прелаты из кожи лезли, стараясь показать свою ycepдную
беспринципность.
Не миновал такой заботы Великопастыря о преданности ему и Кашоний,
которому расправой с Надежанной надлежало доказать, как он служит
папийскому престолу.
А Наместник всевышнего на Землии все более и более зверел.
Узнав от гонца о приговоре Деве-воительнице, он не проявил к ней
никакого участия, подумав лишь о прилежании Кашония. Но слугам увещевания
приказал зорко следить за подозреваемыми родственниками папийца.
Часть третья
ЧУЖОЙ МИР
...Убеждение может быть достаточно сильным, чтобы заставить людей
отстаивать его даже ценой жизни.
М. Монтень.
Глава первая
СВЯТАЯ ВЕДЬМА
Падающая звезда никого не удивит, взлетающая - вызовет восторг и
поклонение.
Теофрит.
Нарядная, украшенная коврами и дорогой мебелью спальня примыкала к
круглому залу королевской башни замка точно так же, как и голая каменная
спальня обреченных королей в соседней тюремной башне, где томилась
Надежанна. Только роскошные балдахины над королевским ложем и там и тут
были совершенно одинаковыми.
Король Кардий VII, в золоченом камзоле, в ботфортах с торчащими вверх
шпорами лежал поперек постели, лицом вниз, заткнув уши, а над ним стояла
недавно повенчанная с ним супруга и убеждала:
- О мой возлюбленный король! Как можете вы предаваться унынию, когда
начинаете свое царствование с освобождения страны от иноземцев-захватчиков?
Притом так по-добриянски победив завоевателей, не пролив крови своих
подданных, более того: найдя дружбу у былых противников. Слава будет
сопутствовать вам.
Король резко повернулся и сел, смотря на королеву взглядом загнанного
зверя.
- О чьей славе может идти речь, моя дорогая? О славе той, которую
отправят сейчас на костер? Не вы ли удерживали меня от обращения к
Великопастырю всех времен и народов папию И Скалию, чтобы он, признав
заслуги ее, даровал ей помилование?
- Полно, возлюбленный мой король! - возразила королева Лилия. - О
каком помиловании может идти речь, если ваш маршал Надежанна стояла в строю
рядом с вероотступником Мартием Лютым, отлученным И Скалием, Наместником
всевышнего на Землии, от церкви святой твердой, как скала, веры? Великий
папий никогда бы не простил такой вольности даже френдляндскому королю.
Кардий VII вскочил и, заламывая руки, забегал по узкой спальне.
- Все вы, все вы против меня! - почти истерически воскликнул он. - Как
ни просите, как ни требуйте, но я не пойду смотреть на казнь!
Королева презрительно усмехнулась.
А разъяренный король подошел к ней лицом к лицу и прошипел:
- Вы не понимаете, что будущие враги мои, а они найдутся, не простят
мне, что я коронован сожженной на костре ведьмой!
- Если у папия есть костер - у короля есть эшафот, - невозмутимо
ответила королева. - Положитесь на меня.
Герцог Ноэльский с франтовато подстриженной бородкой и лихо
закрученными усами, в парадной одежде, украшенной золотой цепью,
сосредоточенно глядел в узкое окно на соборную площадь, где за ночь
построили помост для особо важных особ, взирающих на казнь.
Почему-то это напомнило герцогу эшафот, где на его родине слишком
часто оказывались вчера еще могущественные люди. И он поморщился.
Лицо его прояснилось, на нем даже возникли признаки довольства, когда
на площади появилась долговязая фигура в серебряных латах. С помощью своего
низкорослого помощника рыцарь тащил тяжелый, гладко обструганный столб,
который станет последним земным прибежищем "колдуньи".
Вокруг деревянной площадки, предназначенной для ног осужденной, важно
расхаживал тучный низколобый здоровяк, до глаз заросший непроглядной
бородой. Богато одетый, он тем не менее держал в руках палку с кистью,
которую опускал в ведро с дегтем, очерчивая вокруг площадки, куда сложат
подвозимые дрова и хворост, контуры будущего костра. Он распугивал своими
движениями стайки воробьев, слетающихся на свежий конский навоз.
Герцог презрительно улыбнулся, смотря на палача, который вскоре скроет
свое щегольское одеяние под красным балахоном, а заросшее лицо под такого
же цвета капюшоном с прорезями для глаз, представ перед осужденной Гарантом
Полного Успокоения, как напыщенно именовались в СС увещевания люди его
позорной, но внушавшей всем страх профессии.
Краем глаза герцог заметил наблюдающую за ним украдкой королеву. Он
тотчас отошел от окна и рассыпался в любезностях перед женой "царственного
брата", своей названой "сестрой".
- Вы правы, несомненно правы, герцог, - читая его мысли между ничего
не значащих слов, сказала королева. - Он жалок, этот длинный бродяга в
латах. Право, отчего бы вам не взять его к себе ко двору в качестве шута?
- Шута? - изумился герцог.
- Ну конечно! Он так смешон. Будет вызывать вас на поединки!
Полюбуйтесь сами.
Герцог, мельком взглянув в окно, учтиво улыбнулся.
Как бы ему самому не выглядеть шутом перед этой опасной интриганкой,
подумал он и произнес:
- Ваш острый ум, ваше всевластие, убеждает меня в нашем несомненном
родстве.
- Еще бы! - усмехнулась королева Лилия, недавняя девица де Триель. - У
короля слабые нервы, я предвижу, что мне не раз придется заменять его, как
сегодня, хотя это будет для меня так же тяжело, как и для вас: ведь она
наша близкая родственница.
- Святая скалийская церковь учит смирению и стойкости, - благоговейно
склонившись, проговорил герцог и добавил вполголоса: - Конечно, жаль,
прискорбно жаль, что наш брат коронован колдуньей.
С удовлетворением заметил герцог, как сверкнули глаза королевы Лилии.
"Ничего! Пусть помнит о своей роли и скромном происхождении", -
подумал он. Она же, прищурясь, вспомнила о своем обещании королю.
Придворные дамы и вельможи издали наблюдали за несомненно важной
беседой двух представителей дружественных теперь корон.
В зал своей мягкой крадущейся походкой вошел папиец св. Двора Кашоний,
алую мантию которого оттеняла сегодня широкая черная лента - знак
предстоящего события.
- А вот и вы, ваша святость. Надеюсь, ваше доброе сердце не терзается
вынесенным колдунье приговором? - развязно встретил его герцог.
- Я могу терзаться, ваше всесилие, лишь завистью к той, которая,
пройдя через очистительный огонь, раньше многих других познает дали
небесного блаженства.
- Верьте, ваша святость, блаженство достижимо куда более простым
способом, - лукаво заметила королева.
Смущенный папиец св. Двора опустил глаза, молитвенно сложив руки.
Он и возглавил процессию важных особ, идущих к помосту, возведенному в
достаточном отдалении от очерченного палачом круга, чтобы не ощущать жара
костра.
За папийцем в его мрачно величественном одеянии следовали герцог и
королева, которой тот галантно предложил руку. Королева успела накинуть на
себя черную мантилью, выражая этим скорбь о своей и герцога осужденной
"сестре" Надежанне.
Конечно, подлинная сестра герцога Эльзия выйти из замка не решилась,
объятая ужасом от всего здесь происходящего.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг