американской ракете среди звезд, в вечном Космосе!.. Она невесома, значит,
двигатели ракеты даже не почувствовали ее веса или он был
предусмотрительно компенсирован Антонио Скиапорелли...
Пилот Том Годвин спал. Действие снотворного еще не кончилось.
Очевидно, он принял его позже. Он лежал огромный в кажущемся еще более
огромным кресле. Перед ним жили, двигались стрелки приборов, зажигались и
гасли лампочки, отражающие работу автоматов.
Но Эллен не обратила на них внимания. Она была заворожена окном
впереди. В нем было видно страшное спрутообразное яркое солнце, рядом с
которым на неправдоподобно черной саже неба пристально горели немигающие
звезды.
А справа была Луна... Она закрывала пол-окна, похожая на огромную
учебную карту, объемную, с резкими тенями, заметными больше, чем
неровности планеты.
Эллен улыбнулась Луне. Это была <ее Луна>... Потом попыталась понять,
что она в ста тысячах километров от Земли. Осознать это все равно было
невозможно, и она, как в ознобе, передернула плечами.
Том Годвин шевельнулся. Эллен спряталась за его спиной, ожидая, когда
он проснется.
И он проснулся... Что-то встревожило его. Он стал говорить с
Землей... о топливе. Наконец, он увидел Эллен... Может быть, испугался, но
скорее был раздосадован... Надо сказать, он не очень считался с тем, как
должен говорить джентльмен. Может быть, ему не хватало воспитания. Во
всяком случае она старалась установить с ним хорошие отношения и
призналась ему, кто она и как попала на космический корабль.
Эллен сидела на краю пульта и покачивала ногой. Скафандр, пожалуй,
был даже элегантен. По крайней мере, она выглядела в нем эффектно, откинув
шлем за спину...
- Слушайте, мэм, - сказал Том Годвин, вынимая из какого-то прибора
перфорированную карточку. - Понимаете ли вы, что ваш Малютка Билл вместе с
миссис Хент не позаботились о том, чтобы вес ракеты не превышал
расчетного? Понимаете ли вы теперь, что ваши сто фунтов здесь лишние? -
Том Годвин посмотрел Эллен прямо в лицо и невольно подумал, что на Земле
она показалась бы ему интересной. Он спохватился и внушительно добавил: -
При взлете автоматы делали свое дело, набирали нужную скорость и
перерасходовали на ваш лишний вес топливо, и теперь...
- Что теперь? - спокойно поинтересовалась Эллен, с любопытством
разглядывая обстановку кабины.
Том Годвин взглянул на перфорированную карточку.
- Вы можете находиться на борту еще 27 минут.
- Поезд подходит к станции? - чуть насмешливо спросила Эллен, отлично
понимая, что выйти в Космосе негде.
- Нет. В математическое уравнение приходят ваши сто лишних фунтов, и
оно становится неумолимым уравнением...
- Можно закурить сигарету? - спросила Эллен, тревожно вглядываясь в
суровое лицо астронавта.
- На горение табака тратится кислород. А он рассчитан на одного...
человекообразного... - с нарочитой жестокостью произнес пилот.
- Годвин! С вами женщина!
- Черт возьми! В этом вся и беда! - в отчаянии стукнул кулаком по
пульту пилот. - Закон Космоса не делает разницы между женщинами и
мужчинами.
- А вы? - вызывающе бросила Эллен.
- Я не закон, мэм. Я только служака. Вот радиограмма, ответ на мой
рапорт о вашем появлении. - И он устало прочитал: - <Выполняйте
инструкцию>.
Эллен улыбнулась:
- Вы мне нравитесь, пилот! - прежним бодрым голосом воскликнула она.
- Я напишу о вас великолепную статью. - Она взглянула в окно на косматое
солнце, на выщербленный лунный диск и осторожно покосилась на мрачного
пилота. Потом пожала плечами. Какая-то чепуха! Как можно во все это
поверить, слишком нелепо и... страшно...
- Слушайте, мэм, - злясь на себя, сказал Годвин. - Вы, конечно,
умеете носить платья и строить глазки... Они у вас что надо, - он
отвернулся. - Но сильны ли вы в математике? Закон Космоса - математический
закон.
- Объясните, - невинно попросила Эллен.
Тогда он начал говорить терпеливо, как школьнице:
- Топлива, как подсчитала вычислительная машина, не хватит, чтобы
посадить на Луну двух человек. Врученная мне инструкция гласит, что
всякий, незаконно оказавшийся на борту космического корабля, подлежит
немедленному уничтожению... в данном случае, через двадцать семь... нет,
уже через двадцать три минуты...
- Вы шутите, Годвин, - едва сдерживая себя, воскликнула начинающая
все понимать Эллен.
- Я хотел бы проснуться, мэм, - упавшим голосом ответил Годвин.
Он с болью смотрел на молодую женщину. Он видел ужас на ее лице.
Раздражение против нее сразу исчезло. Что чувствует сейчас она,
бедняжка?.. Что привело ее сюда? Легкомыслие, авантюризм или отвага? Что
она рассчитывала найти? Шум всемирной славы на Земле и таинственный мир
покоя в Космосе? Эх, девчонка! Здесь нет покоя! В Космосе движется все:
ничтожная молекула газового облака и планетная система звезды, одинокий
метеорит или медленно вращающийся, но летящий с колоссальной скоростью
звездный остров галактики. Здесь нет покоя, как нет пощады или жалости!
Законы Космоса так же просты и ясны, как притяжение, и так же неумолимы.
Энергия, скорость, вес... Лишний вес может находиться на борту еще
двадцать одну минуту. Инструкция ясна, как алгебраическая формула.
Все это сбивчиво, стараясь теперь щадить Эллен, объяснял ей Том
Годвин, космический пилот.
Он встал с кресла, усадил в него Эллен, сам взволнованно ходил по
тесной кабине. Его магнитные подошвы пощелкивали.
Эллен смотрела перед собой расширенными, невидящими глазами.
Что это? Бред?
С неправдоподобной отчетливостью встала перед ней прочитанная
когда-то новелла. Маленькая девушка в туфельках, отделанных бисером,
выслушивает космического пилота, к которому незаконно пробралась на
ракету, он объясняет ей неумолимое уравнение... Да, да! Так и называлась
новелла - <Неумолимое уравнение>. Эллен с отвращением читала ее, ей
казалось, что автор садистически играет на нервах читателя, что он
придумал ситуацию не для того, чтобы показать героизм, а чтобы напугать
неизбежностью, насладиться психологией убийства... пусть и вынужденного,
но убийства!
И вдруг она почувствовала озноб. Она вспомнила имя новеллиста. Том
Годвин! Когда-то ей казалось, что новеллист Том Годвин клевещет на
американцев... Теперь американец Том Годвин, не писатель, но космический
пилот, должен был сыграть в жизни роль, уготованную ему в рассказе его
однофамильцем. Значит, тот знал психологию людей, рисовал жизнь во всем ее
безобразии. В рассказе пилот взялся за красный рычаг, позволив перед тем
девушке поговорить с братом по радио, написать письмо родителям... потом
она превратилась в кусочек льда...
Эллен оперлась локтями о пульт, положила на сцепленные пальцы
подбородок, невидящим взором смотрела перед собой.
- Теперь я поняла, что такое неумолимое уравнение. Спасибо, Годвин, -
чужим, каким-то пустым голосом произнесла она...
Да, внутри у нее была пустота, пришедшая взамен мгновенному ужасу,
который обжег ее холодом. Теперь осталась только пустота.
- Слушайте, Эллен. Это чертовски глупо, - сказал Годвин, в
растерянности останавливаясь у кресла.
- Глупо, Том. Очень глупо, - послушно согласилась она.
Они впервые назвали друг друга по имени. Это произошло само собой,
непроизвольно и просто.
- И вы так спокойны? - спросил Годвин.
- Нет, Годвин. Нет, Том... Я не спокойна, - не меняя голоса, но
доверительно сказала Эллен.
- Вы настоящая девушка! - воскликнул Годвин и отвернулся к окну.
- Сколько осталось минут? - донесся до него усталый голос Эллен.
- Тринадцать, - сказал он, боясь обернуться.
- Она сдержит свое слово, - в раздумье говорила Эллен. - Мое имя
будет набрано только крупным шрифтом. Газеты выйдут тройным тиражом...
- Все Хенты подлецы! - в бешенстве крикнул Годвин.
- Моя фотография будет в траурной рамке... Мне бы хотелось, чтобы
люди плакали, читая обо мне. Слушайте, Годвин... А вы никогда не читали
новеллу <Неумолимое уравнение>?
Том Годвин вздрогнул и покраснел. Когда-то прочитанный рассказ вдруг
ожил для него. Он посмотрел на себя, на обреченную Эллен как бы со
стороны. Ему припомнилось, что, закрыв книжку, он обозвал космонавта из
рассказа палачом.
Годвин искоса посмотрел на Эллен.
- Знаете, что мне хочется, Годвин? - обернулась к нему Эллен, смотря
непривычно расширенными глазами. - Поцелуйте меня...
Годвин опешил.
- Вы с ума сошли! - воскликнул он, пятясь, и после паузы добавил: - У
меня в Детройте невеста...
Эллен сказала с горечью:
- Годвин! Для меня вы - весь мир, который я покидаю. Все, что я знала
и любила, все, чего не знала и ждала...
Годвин почувствовал в этих словах столько искренности, отчаяния и в
то же время силы, что мог только промычать.
- Да, мэм, но...
- Я такая некрасивая? - отчужденно спросила Эллен и поправила волосы.
Она подумала, что ее надо считать здесь уже не женщиной, а только
<грузом>...
- Что вы, Эль! - только и нашелся сказать Годвин.
- Том! - почти плача, воскликнула Эллен, притянула к себе голову
Годвина и прижалась к его губам в долгом поцелуе.
Он тоже целовал ее, растерянно, с ужасом думая о значении этого
поцелуя.
Потом она откинулась на спинку кресла и сказала с горькой иронией:
- А я всегда говорила, прощаясь: <может быть, увидимся...>
Г л а в а в о с ь м а я
ИСКАТЕЛЬ
- Ну, как? Упадет на Луну? - глухо спросил командир <Искателя>.
- Проверяю ответ, - отозвался Аникин.
Громов подошел к окну. Магнитные подошвы ботинок, прилипая к полу,
позволяли ходить по кабине и при невесомости.
В окне виднелось красноватое, как на закате, солнце. Если бы не
огненная корона на черном небе, оно было бы совсем земным. Громов нажал
кнопку. Пленка светофильтра сбежала с окна. Ворвались ослепительные лучи
космического светила, не живительно ласковые, смягченные атмосферой, как
на Земле, а яростно резкие, жесткие, жестокие...
Аникин, не поворачивая к командиру лица, чтобы не смотреть на солнце
и не встречаться с Громовым глазами, сказал:
- Никуда и никогда не упадет. Станет вечным спутником Луны. Орбита -
вытянутый эллипс. Пройдет над лунными горами и уйдет далеко к Солнцу...
Из репродуктора послышался голос академика Беляева, начальника штаба
перелета:
- <Искатель>! <Искатель>! Я - Земля!
Громов сел к пульту и пододвинул почти вплотную к себе микрофон:
- Я - Громов. Слушаю, Василий Афанасьевич.
- Определили орбиту?
- Станет спутником Луны. Кто этот несчастный?
- На борту <Колумба> оказалась журналистка Эллен Кенни.
- Эллен Кенни! Она же была у нас!..
- Американский пилот Том Годвин получил приказ выполнить инструкцию и
уничтожить незаконного пассажира.
Громов перевел взгляд на экран. Скафандр по-прежнему был опрокинут
ногами вверх и медленно поворачивался. Раскинутые руки уходили за край
экрана, но колпак шлема был отчетливо виден в его нижней части.
- Если бы он уничтожил ее, он не надел бы на нее шлема, - сказал
Громов. - Что это? Жестокая пытка временем или надежда на нашу помощь?
- Оказать помощь можете, если вам позволят резервы топлива. Решение
за вами, Петр Сергеевич, - закончил академик.
- Ваня! - позвал Громов, выключив связь.
- Есть дать ведомость резервов, - угадал приказание Аникин.
Громов встал к окну, уперся руками в его раму. Перед ним были острые
гребни кольцевых гор, черные резкие тени, извилистые трещины, дикий
контрастный ландшафт. Желанная планета...
Аникин пододвинул Громову конторскую книгу.
- Задавай программу электронно-вычислительной машине, выбросить все,
что возможно, - скомандовал Громов. - На борту нас будет трое...
Сравнительно недалеко от <Искателя> шел второй такой же корабль
<Искатель-II>. Вместо кабины звездолетчиков на нем помещалась танкетка
Евгения Громова.
А в Москве в лаборатории Космического института внутри макета летящей
в Космосе танкетки сидел Евгений Громов. В окнах-телеэкранах он видел небо
мрака с мертвыми огнями звезд и ослепительным спрутом Солнца,
надвигающуюся Луну цирков и теней. Со штабом перелета он поддерживал связь
через обычный телефон, перенесенный из лаборатории. Раздался звонок, и
Евгений снял трубку:
- Слушаю, Василий Афанасьевич. Не может быть! Это невероятно!
Позвольте, я оставлю управлять ракетой Наташу, сам забегу к вам... хорошо.
Остаюсь... Будет исполнено.
Евгений открыл дверцу макета танкетки. Часть черного, усеянного
немигающими звездами неба и край Луны с острыми зубцами гор отошли вместе
с дверцей.
- Наташа! - громко крикнул Евгений! - Ты слышишь, что творится?..
- Я здесь, Женя. - Наташа выбежала из соседней комнаты. Порывистая,
она остановилась перед дверцей, тяжело дыша.
- Нам приказано изменить место посадки... - сказал Евгений. - Сесть
рядом с <Колумбом>, где бы тот ни опустился. Что там стряслось?
- С <Колумбом> потеряна связь. В Космосе женщина... - выпалила
Наташа.
- Какая женщина? Что за чепуха!
- Тебя не отрывали, Женя, пока ты вел ракету... Тому Годвину
приказали выбросить женщину, журналистку Эллен Кенни.
- Как же она там оказалась? Погибнуть так нелепо!
- Из-за нее еще могут погибнуть Петр и Ваня Аникин, - с тоской
сказала Наташа. - Они пойдут на пересечение с ее орбитой.
- Ах, вот как! Так мне спуститься около ракеты Годвина! Ну, хорошо
же. У меня будет с ним мужской разговор!
- Женя, будь осторожен. Танкетка может очень понадобиться. Для
Петра... - тихо добавила Наташа.
Евгений захлопнул дверцу макета.
Громов выжидательно повернулся к Аникину. Рубленые черты его лица
стали еще резче.
- Математика - точная наука, - смущенно сказал Аникин и протянул
командиру перфорированную карточку. - Если пойдем догонять - резерва
топлива не хватит. На Землю всем троим не вернуться...
Громов поморщился:
- Читаешь, как смертный приговор.
- Так это и есть приговор. Ей или всем нам.
Лицо Громова окаменело.
- Высший суд математики... А есть еще Совесть и Долг. Меняем курс.
Приготовиться!
- Петр Сергеевич! - Аникин вскочил. Магнитные подошвы удержали его. -
Не могу я... Инструкция... Земля!..
- Прекрати, - отрезал Громов. - Если человек за бортом, - капитан не
запрашивает порт.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг