чтобы штурман и рулевой точно держали заданный курс, имея на это особо
веские причины. Аня не знала о них, у нее были свои важные причины.
- Ну что, тростиночка? О чем поведать хочешь? Или я не догадался?
- Папка, милый, ты всегда все знаешь, но боюсь, что сейчас
ошибаешься.
- Или не хотела поговорить?
- Нет, здесь ты прав. Но вот о чем, не догадаешься!
- Будто не знаю. Насмотрелся за время пути на одну парочку.
- Ах нет, папка! Совсем не то!
- Иль не об Андрюшке Корневе речь пойдет?
- О нем. Ты опять прав.
- Я же говорил.
И Аня стала вполголоса рассказывать о том, как Андрюша раскрыл ей
в Беринговом проливе, когда они проходили мимо Америки, свой
сокровенный замысел, которым пока не делился ни с кем, кроме Ани. И
вот теперь, сам не решаясь поговорить с Иваном Семеновичем, просил Аню
открыть отцу их тайну.
Иван Семенович, выслушав дочь, присвистнул.
- Вот удружили! - пробасил он. - Нашли консультанта. С
американцами дружить захотели. А ты хоть знаешь, какова она,
современная Америка? Обо всем вы слышали, читали, а не понимали!
Думаете, "бенди-бренди, джинсы-джимсы"? Нет!
- В Америке не была. А ты бывал, их встречал. Ты все знаешь,
потому мы с Андрюшей решили все тебе рассказать.
- Тогда мне придется повторить вам, как оно есть на самом деле.
Вот мы по Средиземному морю плывем, и я "в оба" за курсом слежу.
Почему, думаешь?
- Ну, из-за тех, кто на корабле.
- А еще больше из-за американцев! Мало того, что они ядерные
вооружения наращивают и любые переговоры об их сокращении срывали -
лишь бы в Европу свои ракеты с ядерными боеголовками сунуть. Их
монополии страсть как любят свой нос совать в чужие страны. Всех себе
подчиненными, купленными или припугнутыми считают. Так даже древние
римляне, захватив весь прилегающий к этому Средиземному морю мир, не
решались делать. А эти современные, просвещенные, "свободолюбивые",
всей своей ягуарной тяжестью на островок в ближнем их море, как на
маленькую зверюшку в сельве навалились и растерзали. Да еще и
облизываются, уверяют, что "целый народ освободили". А по правде, так
за колючую проволоку концлагеря, в который остров превратили, согнали.
Да чего там! Будто газет не читала, радио молчало?
- При чем же здесь курс корабля?
- Вот и приходится, дочка, ухо востро держать. Эти нахальные янки
тут поблизости "мир насаждают".
- Да разве миротворческие цели у них могут быть?
- Все знают: Израйль под их крылышком на Ливан напал, чужую
страну захватил, всех неугодных - за колючую проволоку в концлагеря.
По нацистскому рецепту, по какому немало людей при Гитлере погибли. А
теперь в такие же концлагеря для арабов. И только за то, что они
арабы! Американцы переговоры там затеяли и сами в них как посредники
участвовали, а в лагерях для беженцев из Палестины - резня, тысячи
убитых женщин, стариков, детей.
- Так ведь не американцы же!
- Как же! Они даже возмущались, слезы лили, а сами потихоньку
Израйль по головке гладили. А потом...
- Что потом?
- Еще полтора года назад во главе с американцами высадились в
Ливане натовские миротворческие силы.
- Чтобы не было междоусобной войны.
- И началась там другая "миротворческая", "в одни ворота".
- Почему "в одни ворота"? Что за футбольный язык?
- Да потому, что в эти минуты, когда мы мимо плывем под советским
флагом, корабли шестого американского флота подошли к ливанской
столице и расстреливают ее из артиллерийских орудий. Вот тебе и
миротворцы!
- Какой ужас! По радио слушаешь, не чувствуешь, что это рядом!
- Кстати, о футбольном языке. Адмирал с линкора "Нью Джерси"
хвастал, что один снаряд, выпущенный с его корабля, оставит воронку
размером с футбольное поле. Видишь, какие "миротворческие футболисты"!
Но беда в том, что кратеры с футбольное поле образуются не на
спортивных площадках, а в густо населенных жилых кварталах города и
прилегающих к нему деревнях. И мирные жители превращаются в угольки. И
некоторое время даже светятся в темноте. Вот какие "пальмовые
веточки"!
- Но как это возможно? Как на это весь мир смотрит?
- Невозможно, но происходит, потому что твои янки во всем мире
считают себя и полицейскими и хозяевами.
- Почему мои! - возмутилась Аня. - Никакие не мои! Я просто не
понимаю.
- А они понимают, что им стрелять безответно по городу сподручно
с кораблей. Свой "военный бизнес" предпочитают делать с комфортом. А
дома у себя войны сто лет не нюхали, только богатели от нее твои
американцы.
- Капиталисты и рабочие - не одно и то же. Зачем ты так?
- Хочу пронять тебя, а ты своего Андрюху проймешь. Так почему я
так строго за курсом слежу? Да потому, что эти "джинсы-джимсы", чтобы
им, их "кровавому миротворчеству", никто не помешал, объявили зону
вокруг своего флота особой и всякий появившийся в ней корабль или
самолет - вражеским.
- Как так вражеским? Войны нет и формальных врагов у Америки быть
не может!
- Не может. Верно! Сенат американский войны не объявлял. Но
"миротворческими делами" с уничтожением во имя их мирных жителей
заниматься не возбраняется, как видим. Для этого твоим американцам
санкции сената не требуется. Зачем война, если воевать можно и без ее
объявления? Напал во имя непрошеной "свободы" на чужой народ. Напал
"во имя мира" на чужую землю. Впрочем, не "нападать с помощью оружия",
а, по терминологии того адмирала, "играть в футбол в одни ворота".
Безнаказанно притом и без свидетелей в виде нежелательных кораблей или
самолетов в зоне. Вот и я не имею права командой рисковать, под их
миротворческий прицел попасть. Приходится за курсом следить, чтобы в
"преступную мирную зону" ненароком не попасть.
- Это ужасно, что ты рассказал. А я знала, как "не знала"!
- А ты говоришь: американцы!
- Не все же такие!
- Не все, но дающие приказ и делающие бизнес на войне - таковы!
Им кровь с рук не отмывать. Она где-то там на суше проливается. Даже в
бинокль не видно. У них дело техническое, подал снаряд в казенную
часть, нажал спуск, от грохота ухмыльнулся, и опять заряжай. В день по
полтысячи выпускают. Производительность труда, как у Форда! Да ты
прислушайся. До нас грохот канонады докатывается.
- Я думала, где-то там гроза.
- Не гроза, а угроза, и не тайная, а явная. Так что пусть лучше
ваша "американская тайна", которую твой Андрюха выдумал, тайной
останется.
На капитанский мостик по крутому трапу взлетел взволнованный
радист в распахнутом кителе, Анин знакомый, молодой паренек,
рыжеватый, кудрявый, радиолюбительством увлекался:
- Иван Семенович, товарищ капитан! Торговый теплоход
торпедирован. Недавно в Гданьске в судоверфях на воду спущен. Шел из
Триполи и из "проклятой зоны" выйти не успел.
Иван Семенович преобразился, выпрямился, усы дыбом:
- Координаты?
- В ста милях отсюда. На юго-юго-восток.
- Курс зюйд-ост-ост! - крикнул капитан вахтенному в рулевой
рубке.
Аня широко открытыми глазами смотрела на отца.
- Разложить на палубе советский флаг, чтобы с воздуха видно было!
- громовым голосом командовал он. - Полундра!
"Дежнев" застал "Фредерика Шопена" еще на поверхности. Вернее,
только его высоко поднятую корму со свежевыкрашенным на верфи рулем и
поблескивающим на солнце, словно отполированным винтом. Очевидно, в
трюме скопился воздух и не давал кораблю затонуть окончательно.
- Эй, на юте, на баке! Готовить шлюпки! - гремел бас капитана. -
Геть с мостика, - последнее относилось к дочери.
Аня ни жива ни мертва скатилась по трапу на палубу. Там она,
притаившись за переборкой, наблюдала, как матросы снимают с шлюпок
брезенты, бросают на скамейки пробковые пояса и спасательные круги.
Андрей старательно греб в паре со своим корабельным другом Васей.
Аня смотрела им вслед. Ее в шлюпку не взяли, как она ни просилась.
Для того чтобы рассмотреть торчащую из воды корму, Андрею
приходилось оборачиваться через плечо; Аню же он видел все время. Она
перегнулась через реллинги и всматривалась в море.
Волны были округлыми и казались небольшими. Однако черные точки -
головы людей, держащихся на воде - заметно поднимались и опускались.
Шлюпки тоже то взлетали, становясь силуэтами на эмали неба, то
проваливались, полуприкрытые валом.
Советские моряки на передних шлюпках подбирали из воды людей.
Шлюпка Андрея шла одной из последних. Но даже с нее различить Аню
было нельзя: "Дежнев" развернулся. Зато на торчавшей из воды корме
тонущего судна Андрей увидел одинокую фигуру. "Неужели капитан с
погибшего корабля?"
- Люди под правым бортом! - крикнул рулевой.
Андрей - он сидел на левом борту - вытянул шею.
- Сушить весла! - послышалась команда.
Андрей видел, как с поднятого Васиного весла капает вода. А за
этим веслом, то поднимаясь, то опускаясь, по пояс высовывались из воды
два человека. Они все время были на одном расстоянии один от другого,
будто сидели на разных концах бревна.
С шлюпки бросили пробковые пояса.
Андрей совсем близко от себя увидел слипшиеся волосы и ястребиный
профиль человека, поднявшего из воды руку.
- Зачем пробками швыряешься? - с сильным кавказским акцентом
крикнул пловец. - Веревку бросай! Давай скорей веревку!
Вася встал и бросил линь. Человек поймал его на лету и опустился
в воду по плечи. Около него тотчас всплыла длинная труба, на которой
он, очевидно, сидел верхом. На противоположном ее конце все еще
держался другой человек. Ему бросил линь Андрей.
Через минуту обоих спасенных втащили в шлюпку.
- Трубу жалко бросать! - говорил, поблескивая антрацитовыми
глазами, кавказец. - Замечательная труба оказалась, хорошо плавает,
герметическая... Прямо не труба, а символ взаимовыгоды: обоим
оказалась полезной - и советскому человеку и американцу. Пожалуйста,
знакомься. Мистер Герберт Кандербль. Мы с ним в воде познакомились.
Это инженер. Застрял в Триполи перед самым американским
вмешательством. Решил выбраться на торговом пароходе... А я - Сурен
Авакян. Тоже инженер, только советский... Хочешь мой мокрый
заграничный паспорт? Эх, какую хорошую электростанцию бомбы
погубили!.. Ай-яй-яй!.. Как в Ираке!..
Американец спокойно стоял в шлюпке, скрестив руки на груди.
Андрею бросилась в глаза развитая челюсть его неестественно длинного
лица.
- Ссеньк-ю! - кивнул он Андрею.
Андрей понял, что американец благодарит его. Но мистер Кандербль
не ограничился благодарностью: он снял с пальца перстень с крупным
бриллиантом и протянул его советскому матросу. Андрей растерянно
замотал головой. Американец быстро и неразборчиво заговорил.
- Слушай, это совсем не простое кольцо, - переводил Авакян. -
Понимаешь, искусственный алмаз. Говорит, сам сделал.
И все же Андрей не решился взять. Он почему-то вспомнил
потопленный американцами корабль. А этот, высокий, с крупной челюстью,
чувствовал себя здесь как на прогулке, хлопал матросов по спинам и все
время говорил:
- О'кэй!
Из воды вытащили двух перепуганных до бесчувствия женщин.
- Братишки! Опять заходит, гад! Гляньте! - крикнул Вася.
Американец оглянулся, но не туда, куда указывал матрос, а на него
самого. Такой уж был дивный голос у Васи. А если бы американец слышал,
как Вася поет! Какой баритон!..
Над водой, совсем низко, летел невесть откуда взявшийся самолет с
треугольными, примыкающими к корпусу крыльями, тяжеловатый с виду,
но... Он стрелял из пулеметов по шлюпкам.
Андрей с Васей переглянулись, не веря глазам.
Авакян крикнул:
- Ложись! - и потащил книзу американца. - Ваши объявили, что все
мы в этой зоне считаемся врагами! Ва!
Рухнул с неба обвал. Грохочущие звуки падали на хрупкую шлюпку,
как раздробленные утесы...
Вскоре рев реактивных двигателей смолк вдали.
Матросы и пассажиры шлюпки поднимали головы, провожая взглядом
удаляющийся самолет. Не сделает ли он еще заход?
Не поднялись только Вася с Андреем. Оба лежали окровавленные,
привалившись к разным бортам.
- Ай-яй-яй!.. Какое дело! - сокрушенно щелкал языком Авакян.
Американец достал из кармана промокший, но безукоризненно чистый
платок, решив, видимо, сделать Андрею перевязку.
- Мертвый ведь, - сказал один из матросов.
До американца дошел не столько смысл, сколько тон сказанного. Он
резко повернулся и покачал головой. Тут его взгляд остановился на
одном из спасенных, которого, очевидно, имел в виду матрос. Человек
лежал лицом книзу. Его черные жесткие волосы слиплись от крови.
Американец повернулся к Андрею.
Шлюпка подходила к "Дежневу". Сверху спустили не веревочный
штормтрап, а парадный - лестницу со ступеньками и перилами, - чтобы
удобнее было поднять раненых.
Кандербль сам взял на руки советского матроса, на окровавленный
мизинец которого он все-таки надел свой перстень с искусственным
алмазом. Авакян старался помочь ему нести Андрея, но только мешал.
Испуганная, бледная Аня тщетно вглядывалась в лица моряков,
пытаясь отыскать Андрея. И вдруг она увидела его, окровавленного, на
руках у незнакомого человека с нерусским длинным лицом. Глаза ее
наполнились слезами. Она пошла впереди Кандербля, указывая дорогу в
лазарет...
Южное ленивое море катило округлые валы - отзвук не утихшего
где-то шторма.
Воздух в трюме торпедированного корабля, видимо, нашел выход, и
подсохшая корма его теперь быстро погружалась. Скоро она скрылась под
водой.
Через все море к солнцу пролегла золотисто-чешуйчатая дорожка.
Глава вторая
ПОСЛЕДНЯЯ ИСКРА
Андрея и Васю, состояние которых казалось безнадежным, поместили
в отдельную каюту - корабельный "изолятор".
Две узкие койки, тяжелая металлическая дверь, чуть наклоненная
стенка с круглым иллюминатором, запах моря, свежей масляной краски и
лекарств... И рядом - тихая, скорбная Аня, добровольная сиделка.
Андрей первое время все беспокоился о Васе, слыша, как хрипело и
клокотало у него в простреленном горле. Повернуться, посмотреть на
друга Андрей не мог - перебит был позвоночник...
Андрей все понимал. Он знал, что Вася умирает. Все знал и о
себе... Это у монголов была такая жестокая казнь: человеку
переламывали хребет и бросали его. Он долго и мучительно умирал. К
нему могли прийти друзья и родные. Они лишь рыдали над ним, но не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг