РАНА ПЕДАНТА
Те, у которых мы учимся, правильно
называются нашими учителями, но не
всякий, кто учит нас, заслуживает это
имя.
Г ё т е
Аббат Гранже, заведующий коллежем де Бове при университете в Париже,
мог быть образцом человека железной воли в слабом теле. Всю свою жизнь он
боролся с собой, усердием и воздержанием приобретая те качества, которые
стремился передать ученикам, будучи к ним так же требователен, как и к
себе.
Худой, с провалившимися щеками и желтым цветом горбоносого
аскетического лица, с тонкими губами и горящими глазами фанатика, всегда
прямо держащий облаченный в сутану стан, аббат Гранже ястребиным взором
следил за образцовым порядком в доверенном ему коллеже, где основой учения
ввел зубрежки, перемежающиеся с молитвами и неизбежными наказаниями за
малейшие нарушения монастырского устава.
Аббат Гранже считался признанным ученым, уважаемым как среди
богословов, так и светских людей. Покровительство его высокопреосвящества
господина кардинала Ришелье создало его коллежу де Бове солидную
репутацию, и знатные люди наперебой стремились устроить именно в это
заведение своих отпрысков, которым сразу же приходилось забыть
мальчишеские повадки, баловство и прочие шалости, зная отныне только
молитвы и учение. Наказания здесь были просты и строги - карцер и порка.
Надо заметить, что к порке аббат Гранже прибегал лишь в
исключительных случаях, не потому, что считал такой способ воспитания
несоответственным богобоязненному духу заведения, а из-за своей слабости,
терзающей его, как незаживающая рана, ибо он не выносил любых страданий, а
при виде крови даже лишался чувств, что считал для себя позорным и
недостойным пастыря, долженствующего воспитать образованных дворян,
исполненных как религиозного рвения, так и учености и благородства.
Скрывать эту свою рану и оставаться строгим было аббату нелегко.
Аббат Гранже продолжал отечески следить за своими воспитанниками даже
после окончания ими коллежа, попадали ли они в университет, посвящали ли
себя духовной карьере или военной славе. С ними он держался так же
приветливо и строго при встречах, как если бы они по-прежнему подчинялись
уставу коллежа.
Ученики коллежа, однако, пользовались и некоторыми привилегиями,
необходимыми, по мнению аббата Гранже, для усвоения норм дворянского
поведения в жизни, а потому они могли общаться со студентами университета
и с избранными из них даже посещать Латинский квартал для ознакомления с
нравами парижской молодежи и в особенности с законами дворянской чести.
Желающие же могли еще и брать книги из университетской библиотеки.
Если первые поблажки привлекали немало учеников, то библиотека
представляла для них значительно меньший интерес, поскольку излишнее
прилежание и любовь к знаниям в коллеже отнюдь не были распространены.
Учителя, да и сам аббат Гранже пристально следили за тем, с кем общаются и
что читают воспитанники, помимо обязательных текстов, какие надлежало
зазубривать, произнося их в случае надобности слово в слово.
Цитаты аббат Гранже считал основой образованности, но, конечно,
цитаты из книг, одобренных им самим, отцами церкви или папой римским.
Савиньон Сирано де Бержерак, отличаясь феноменальными способностями,
за годы, проведенные в коллеже де Бове, сумел овладеть не только латынью,
но и греческим языком, свободно читая античных авторов.
И он был в числе немногих, кто получал книги древних философов в
библиотеке университета, чтобы изучать их, вместо изнурительных
молитвенных бдений, которыми многие его сотоварищи старались снискать к
себе благосклонность учителей и самого аббата Гранже.
В час, когда большинство учеников находилось на одном из таких
бдений, аббат Гранже лично обходил коридоры и дортуары коллежа, чтобы
убедиться, кто из учеников не проявляет долженствующего религиозного
рвения.
И в своей пастырской заботе он, слабый на ноги, с трудом все же
забирался на чердак, где среди старой, покрытой пылью школьной рухляди,
поломанных столов, кроватей и стульев обнаружил молодого Сирано.
Юноша так углубился у слухового окна в чтение старинного фолианта,
что не заметил, как из-за полуразрушенного шкафа карающей тенью появился
аббат Гранже.
Некоторое время слышался лишь шелест перелистываемых страниц. Наконец
аббат Гранже, которому из-за слабеющего зрения трудно было рассмотреть,
что за книгу с таким увлечением читает его ученик, нарушил тишину:
- Что постигает в таком неподобающем месте воспитанник коллежа де
Бове, когда другие возносят в храме молитвы господу богу?
Савиньон вздрогнул, обернулся и увидел высокую фигуру в сутане, узнав
самого аббата, Сушеного Педанта, как с его острого языка называли того
ученики в коллеже.
Савиньон почтительно вскочил и с готовностью ответил:
- Изучаю философию древних, отец мой.
- Каково имя автора этой книги?
- Демокрит, ваше преподобие, - отвечал Сирано, отнюдь не поникнув
головой, а словно бы вскинув свой тяжелый нос.
- Демокрит? Разве кто-либо из воспитателей коллежа принуждал свою
паству к подобному чтению?
- Нет, ваше преподобие. Я заинтересовался этим философом сам.
Надо сказать, что при всей учености аббата Гранже он Демокрита не
читал, ибо заведомо знал, что взгляды этого грека из Абдеры не совпадали с
жившим после него Аристотелем, учение которого для католической церкви
использовалось схоластами как каноническое. Аббат Гранже спросил елейным
голосом:
- Что же усвоил ты, сын мой, из этого лжеучения язычника?
- Аристотель тоже был язычником, отец мой, но учение его
благословляют отцы нашей святой церкви.
- Так почему же ты, сын мой, читаешь не Аристотеля, а какого-то
Демокрита?
- Потому что он очень убедительно показывает, как устроен мир, из
чего состоят все сущие в нем тела.
- Из чего же, сын мой, создал их господь бог?
- Из атомов, неделимых частиц, находящихся в движении в пространстве,
которые при соединении создают тела, а при распаде вызывают их
уничтожение.
- Не хочешь ли ты сказать, сын мой, что господь бог создал в шестой
день творения не землю, звезды, тварей живых и человека, а лишь неделимые
частицы - атомы, а тела и все сущее получалось потом само собой?
- Именно так, ваше преподобие, утверждал греческий философ еще две
тысячи лет тому назад.
- Зачем знакомиться с подобной ересью? Разве воспитатели твои не
учили тебя находить ответ на любой вопрос в энциклопедическом своде таких
ответов, не две тысячи, а двести лет назад составленном Альбертом Великим
и учеником и продолжателем его Фомой Аквинским?
- Ответы упомянутого вами, ваше преподобие, энциклопедического свода
вызывают сомнения в отношении строения тел.
- Дерзостны твои слова, юноша! Сомнение - первая язва еретической
проказы, которой не должен заразиться ни один из воспитанников коллежа де
Бове.
- Коллеж учит познанию, и я по мере своих сил, ваше преподобие
господин аббат, стараюсь это познание умножить.
- Движение неделимых частиц в пространстве! - возмущенно воскликнул
аббат. - Что же разумеет читающий Демокрита воспитанник моего коллежа под
пространством? - ехидно спросил он.
- Я понимаю это пространство как пустоту, окружающую все сущее,
которая сама по себе тоже суща.
Аббат Гранже схватился за голову:
- О какой пустоте! О какой пустоте глаголешь ты, младенец от ереси?
Всем известно, что мир состоит из земли, воды, воздуха и огня!
- Я разумею так, отец мой, что ежели каждое тело состоит из
Демокритовых атомов, а не из упомянутых вами элементов, названных, кстати
сказать, тоже греками в древности, то и пространство или пустота тоже
должны состоять из своих атомов, однако для вещественных тел, проникающих
сквозь них, ПРОЗРАЧНЫХ, каковыми они становятся, когда обычные неделимые
частицы сочетаются брачными узами, образуя пары, которые и суть атомы
пустоты.
- Безумец! О каких браках между неодушевленными телами мелешь ты
вслед за язычником своим беспутным языком!
- Но ведь обет безбрачия дается лишь святыми отцами вроде вас, ваше
преподобие, и монахами, если они не беглые. Материальных частиц это не
касается, они могут свободно соединяться друг с другом, не только образуя
тела, но и пустоту, которая тоже есть тело*.
_______________
* Примечание автора для особо интересующихся. Размышления юного
Сирано де Бержерака, отраженные впоследствии в его философских
трактатах, перекликаются с современными взглядами на космический
вакуум. В теории фундаментального поля И. Л. Герловина он представлен
состоящим из квантов соединившихся частиц вещества и антивещества.
При этом все физические свойства их взаимно компенсируются (масса,
электрический заряд, спинмеханический момент). К таким же
представлениям приходят ныне и западные физики. Эти "слипшиеся
частички", не проявляя себя никакими физическими свойствами,
обнаруживаются лишь своей способностью передавать со скоростью света
возбуждения, воспринимаемые нами как электромагнитные излучения -
радиоволны и свет. Сирано мог угадать материальность вакуума, лишь
обладая острым критическим умом, способным видеть все окружающее
"наоборот" (как в трактате о государствах Луны). И пустота,
представленная им в юности КЛОКОЧУЩЕЙ, находила у поэта и философа
образ для окружающего его общества, пустого в своей сущности, но
"клокочущего" внешне, в особенности он относил это к церкви, всегда
бесстрашно выступая против ее догм и не примирившись с нею даже на
смертном одре.
- Где ты мог прочитать у Фомы Аквинского столь богохульное
представление о мире, созданном всемогущим творцом?
- Нигде, мой отец, только у Демокрита, толкнувшего меня к
размышлениям, у Демокрита, который во многом не согласуется с Аристотелем,
даже в упомянутом вами язычестве.
- Что же, твой Демокрит не был язычником?
- Какой же он язычник, отец мой, если он смотрел на греческие
божества как на порождение фантазии и возникновение религии объяснял
суеверными впечатлениями, которые должны были производить на человека
некоторые явления природы.
- Умолкни, вольнодумец! Ты и о нашей святой религии осмелишься
вымолвить подобное?
- Это не мои слова, ваше преподобие, а только ЦИТАТА. Вы всегда учили
нас верно цитировать.
- Дело не в цитировании, а в смысле безбожной, зазубренной тобой
фразе, которую осмелились произнести твои уста.
- Я лишь показал, отец мой, что Демокрит не язычник. Что же касается
учения Аристотеля, вошедшего в догмы святой нашей церкви, то тот, кто
ограничится этим учением, обречен оставаться в мрачном неведении о сути
мира и вещей.
- Терпение мое иссякло, блудный сын мрака, забредший, к нашему
несчастью, в стены коллежа де Бове! - воскликнул в гневе аббат Гранже. -
Следуй за мной, отрок Сирано, дабы принять заслуженное твоей дерзостью
наказание.
Аббат Гранже и Савиньон Сирано де Бержерак, который держал под мышкой
старинный фолиант в кожаном переплете, спустились по скрипучей лестнице с
чердака под сводчатый потолок коридора с выходившими в него дверями
дортуаров и классов.
Савиньон в ожидании предстоящего грома с молниями, которые низринутся
сейчас на него, по-особенному воспринял это знакомое место, где протекали
его последние годы с тех пор, как он вошел сюда двенадцатилетним
мальчуганом, который мог спорить с огнем во время пожара, но трепетал при
одном лишь имени аббата Гранже.
Как же изменился он с тех пор!
Не сразу сошелся он с товарищами по коллежу, виной прежде всего был
его несчастный нос, предмет насмешек и издевательств
мальчишек-сверстников, которые, как известно, не обладают бережным
отношением к ближнему, а тем более - милосердием.
Однако Савиньон сумел постоять за себя, и не столько с помощью
кулаков, сколько острым своим языком и веселым нравом. Он так зло
вышучивал своих обидчиков, что они не решались повторить насмешек, а шутки
Савиньона, передаваемые по всему коллежу, постепенно сделали его любимцем
многих, хотя не было недостатка и в тех, кто не прощал ему его
язвительности, правда, ими же вызванной.
Савиньон не раз попадал в карцер, главным образом из-за метких его
слов, когда доставалось не только ученикам, но и учителям. Он выдумывал им
прозвища, с восторгом подхватываемые его товарищами.
Так, вслед за Сушеным Педантом вошли в обиход: Козел в рясе, Святой
бочонок, Змея в сутане и другие столь же колкие клички.
Как и обычно, в среде его товарищей находились ябеды-доносчики,
которые, дабы выслужиться в глазах коллежского начальства, сообщали
воспитателям, как зовут их за глаза воспитанники и кто эти прозвища
выдумал.
Аббат Гранже с удовольствием избавился бы от этого юного острослова,
если бы тот не был стипендиатом благодаря хлопотам его преосвященства
влиятельного епископа одной из прилегающих к Парижу епархий. Так что
Савиньона в коллеже только терпели.
Сам он, особенно вначале, скучал не столько по дому с неприязненно
относящимся к нему отцом, сколько по матери и, конечно, о первом своем
учителе, деревенском кюре, и о друге детства Кола Лебре. Не принадлежа к
дворянскому сословию, тот не мог попасть в желанный коллеж де Бове.
Товарищи привыкли к Савиньону, перестали замечать его нос, который
был куда менее опасен, чем его язык. И в конце концов они сблизились с
юным Сирано, даже признав его верховодство, запоминая сочиненные им едкие
стишки и эпиграммы.
Их совместные вылазки в Латинский квартал в сопровождении выбранных
самим аббатом Гранже надежных студентов познакомили Савиньона с бытом
студенческой, поэтической и художественной молодежи, с беседами на вольные
темы, с тавернами, песнями, с первыми чтениями юношеских стихов и первыми
услышанными восторгами в свой адрес.
И женщины! Один вид их смущал и приводил в трепет, прекрасные,
созданные для сонетов и серенад, гордые, и недоступные на первый взгляд, и
таинственные, загадочные при приближении, - о, их так легко оскорбить
своим безобразием!
Но он видел и "веселых девиц", правда, издали, боясь, однако, подойти
к ним. Его более смелые в этом деле товарищи потом отмаливали свою отвагу
в церкви коллежа.
Привелось Савиньону присутствовать и при двух вызовах на дуэль, и он
был околдован благородной, романтической процедурой, изысканной,
пропитанной ядом вежливости, неистовой решимостью только что обнимавшихся
людей, возымевших вдруг желание убить друг друга, один раз из-за острого
словца, употребленного молодым дворянином, в другой - из-за пристального
взгляда, направленного на подругу взбешенного этим ревнивца.
Савиньон мысленно представлял себя на месте этих ссорившихся молодых
дворян, ставивших выше всего вопросы чести, и у него холодело сердце. Он
хотел бы увидеть своими глазами развязку и ради этого хоть всю ночь
просидеть на монастырской стене, о которой говорили дуэлянты, но не знал,
где ее найти.
Словом, Латинский квартал обогащал Савиньона не меньше, чем античная
философия.
Надо заметить, что произошло это в самый неблагоприятный для
Савиньона день, ибо по всему коллежу пронесся зловещий слух о появлении у
них крещеного индейца племени "майя", вывезенного из Америки испанцами и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг