хуже. Женя стала холодной, почти равнодушной. Он боялся посмотреть ей в
глаза, она же, свободно беседуя, не отводила своего ясного, ничего не
говорящего взгляда.
Женя, казалось, спохватилась и решила показать Алексею, что у них уже не
может быть прежних отношений. Ему было горько, досадно. Но он взял себя в
руки и через некоторое время, непринужденно идя рядом с Женей, поймал себя
на том, что уже не волнуется, что почти равнодушен.
Алексей расспрашивал Дениса о закончившейся стройке близ Дикого, о его
мальчишках-близнецах, Виктор подшучивал над отцовским чувством Дениса, а
Женя, безучастная, молчала.
Сославшись на какие-то неотложные дела, она не поехала проводить Алешу до
квартиры. У подъезда дома его ждал сюрприз. Еще из окна машины он увидел
Галю с букетом цветов. Знала ли Женя, что Галя ждет его? Может быть,
потому и не поехала? Алексей терялся в догадках.
Все дни со времени приезда Алексея Женя ходила задумчивая, молчаливая.
Лишь однажды она нерешительно обратилась к брату:
- Витя, скажи, тебе не кажется, что Алеша остепенился, стал более терпимым
к людям, к замечаниям, которые ему делают?
Виктор ехидно улыбнулся:
- Дорогая и уважаемая сестра, увы, это так, хотя я и не сомневаюсь, что
прежний Алексей вам был ближе и понятнее и вы не возражали бы, чтобы все
было по-старому. Тем более что нынешний Алексей куда больше нравится
одной нашей общей знакомой...
Не дослушав, Женя порывисто вышла из комнаты.
Гале и Жене стало трудно встречаться, а когда это случалось, они всячески
старались не упоминать даже имени Алексея. Но один раз Женя услышала, как
Галя говорила Денису:
- Я сейчас верю в Алешу больше, чем когда-нибудь. Он производит на меня
впечатление человека, который бережет накопленные силы...
Словно почувствовав пристальный взгляд Жени, Галя обернулась, смутилась и
покраснела. Женя равнодушно отвела глаза и молча пожала плечами. Разговор
оборвался.
Вскоре Галя снова улетела в Арктику. Поскольку это была первая группа
геологов, отправлявшихся на трассу мола, Алексей приехал провожать их на
аэродром.
Галя сразу похорошела, увидев Алексея, но у нее почему-то вдруг появилось
много дел, она и минуты не могла постоять около Алексея. Только когда все
прощались, она, не глядя ему в глаза и на мгновение задержав его руку, с
каким то вызовом, как бы отвечая Жене, снова сказала о силе, которую он
накапливает, и добавила, что очень верит в эту его силу.
Галя уезжала в те дни, когда проектирование развернулось вовсю. Шло
соревнование между двумя вариантами: вариантом Алексея, стремившегося
доказать целесообразность широкого фронта работ на строительстве ледяного
мола сразу в нескольких морях, и вариантом Ходова, осторожно
проектировавшего небольшой ледяной мол только у Карских ворот, чуть
прикрывающий пролив от холодного течения
Уже после отъезда Гали было принято окончательное решение, объединившее
оба варианта. Алексей и Ходов стали проектировать вместе опытный мол через
все Карское море. Он должен был и выяснить условия существования
сооружения и вместе с тем создать в Карском море незамерзающую полынью, на
которой удастся проверить возможность зимнего судоходства, по крайней мере
в этом море, и изучить метеорологические и климатические изменения.
При работе бок о бок споры Ходова с Алексеем стали еще ожесточеннее.
Спорили из-за всего, из-за любого размера. Какую принять ширину мола,
чтобы она выдержала напор льдов? Ведь никто не знал силы, с которой будут
давить льды. На какой высоте от поверхности льда расположить радиаторы,
чтобы их не заносило снегом? Каждый лишний сантиметр был связан с огромным
расходом металла, затратой лишнего труда, дополнительной стоимостью. Ходов
упрямо экономил, рассматривая сооружение прежде всего как опытное,
ссылаясь на коррективы, которые должна внести природа. Именно природа, по
мысли Ходова, вооружит проектировщиков новыми знаниями, опытом, цифрами,
данными. Алексей же прежде всего видел в этом моле сооружение,
преобразовывающее часть Арктики. Он не мог допустить, чтобы сооружение
оказалось бы поврежденным стихией, Арктика непреобразованной, покорение
полярных морей отодвинутым на будущие годы.
И вот все эти споры, искания, борьба - позади!
Каковы теперь отношения между Алексеем и Ходовым? Может быть, они стали
врагами? Ведь они так долго боролись!
Алексей усмехнулся. Пожалуй, дружбы между ними пока еще и нет, но есть
проект опытного ледяного мола - их совместный проект, связывающий их
больше, чем может связать симпатия или привычка. Проект существует и
завтра будет рассмотрен.
Заводы уже изготовляют подвижные кессоны и водолазные костюмы для работы
на дне моря. Магнитные членисторукие краны, способные брать трубы с
поверхности льда и устанавливать их трубчатым частоколом без прикосновения
к металлу человеческих рук. Создаются монтажные машины для установки
радиаторов и заполнения их холодильным раствором. Уже выпущены в большом
количестве холодильные машины, которые встанут на льду, чтобы полярным
летом охлаждать замороженное сооружение, предохраняя его от таяния.
Строятся несчетные ветряки, которые силой ветра будут приводить в действие
холодильные машины.
Вспомнился спор о ветряках и холодильных машинах на общую мощность
двадцать миллионов киловатт, с помощью которых Алексей собирался
заморозить монолит ледяного мола длиной в четыре тысячи километров.
Алексей улыбнулся. Насколько экономичнее решен теперь вопрос! Холодильные
машины и ветряки требуются на неизмеримо меньшую мощность - лишь для
поддержания мола в замороженном состоянии. Быть может, завтра при
рассмотрении проекта кто-нибудь вспомнит о первых, еще не отстоявшихся
мыслях Алексея.
Завтра, защищая проект мола, Алексей и Ходов, пожалуй, уже не смогут
считаться пионерами строительства. Их опередили многие и многие заводы,
уже работающие на будущую стройку, опередили геологи, начавшие разведку
трассы, в том числе и Галя.
За окном светлело. Доходившие до облаков огни исчезли. Исчезли и сами
облака, поднялись выше, протянулись к горизонту лучами. К ним в небо
поднимались контуры дворцов высоты с устремленными вверх шпилями. Здания
эти казались одновременно и могучими и легкими на фоне бело-оранжевых
веселых барашков, на фоне светлеющего золотистого неба. Высотные дворцы
словно поднимались до самого завтрашнего дня, уже загоревшегося вверху на
облаках, до того самого завтрашнего дня, о котором думал Алексей.
Ему стало одновременно и грустно и радостно. Почему-то вспомнились Женя и
Галя, захотелось кого-то обнять, зажмуриться и засмеяться. Сердце у него
сжалось, как бывает, когда захватывает дух. Но это было не оттого, что он
смотрел с высоты двадцать пятого этажа. Он весело встряхнул головой:
- Здравствуй, завтра!
Глава третья
ПОКАЖЕТ ЯСНЫЕ ДАЛИ
"Группа Волковой исчезла, связь с ней порвана. Поиски радиолокаторами не
дали результатов. Вездеход и буровая вышка над поверхностью льда не
обнаружены. Самолеты в условиях полярной ночи и отсутствия видимости найти
группу не смогли. Ближайший вездеход находится в пятистах километрах. Ему
и дано указание идти к месту исчезновения группы! Радируйте ваши
распоряжения".
Виктор Омулев сжимал бланк в потной руке. Он был в отчаянии. В том, что
случилось, он видел прежде всего свое глубокое несчастье. Он только что
приехал в Москву, чтобы лично доложить о начатой по его замыслу разведке
морского дна со льда. В свое время его остроумное предложение не ждать
вскрытия льдов и начала навигации, а установить буровую вышку на
вездеходе, который проходил бы через любые торосы, было принято
восторженно. Начало строительства приблизилось из-за него, из-за Виктора,
на целый год! Он был назначен начальником геологической разведки
строительства, это было признанием, уважением, наградой. Торжество Виктора
было омрачено упрямством Гали, настоявшей на своем, отправившейся зимой на
вездеходе в открытое море для разведки дна. И вот теперь рухнуло все!..
Галя!.. Галя, с которой Виктор связывал свои мечты, Галя, дочь самого
Николая Николаевича Волкова, погибла!.. И он, Виктор, должен будет вместо
личного доклада о разведке дна по его методу сообщить Волкову о гибели
дочери...
Он сидел в приемной Николая Николаевича Волкова и не знал, как скажет ему
о несчастье.
Николай Николаевич сам открыл дверь кабинета, провожая какого-то генерала,
и пригласил Виктора. Худой и высокий, на две головы выше Виктора, он не
сутулился, - еще чувствовалась военная выправка, - хотя волосы и усы давно
поседели. Серые глаза смотрели на Виктора с пристальным вниманием. Он был
предупрежден о тревожном звонке Виктора, но самого главного еще не знал.
Николай Николаевич прошел за огромный письменный стол и предложил Виктору
сесть в кожаное кресло.
Как мечтал Виктор о приеме в этом кабинете! А теперь...
Он помнил дядю Колю, когда тот еще был парторгом ЦК партии на
строительстве Великого волжского гидроузла. Он, Виктор, бывал потом в доме
Волковых в дни рождения Гали.
В дни рождения... а теперь ее нет. Страшно подумать! А ведь он должен
сейчас все сказать...
Николай Николаевич был занят телефонным разговором. Виктор ждал. Да,
Николай Николаевич очень любил единственную свою дочь, хоть и мечтал
когда-то о сыне. Он никогда ее не баловал. Часто признавался, что
радуется, находя в ней все те черты, которые хотел видеть в сыне. Вот
теперь эти черты и погубили ее. Ну кто ее заставлял ехать в эту
рискованную экспедицию?
- О чем задумались? - спросил Волков, ничем не выдавая тревоги, которую,
несомненно, должен был внушить ему звонок Виктора.
Когда Виктор ехал к Волкову, он думал, что сможет поговорить также и об
интересующих его делах, но теперь это казалось ему немыслимым. Он молча
протянул Николаю Николаевичу радиограмму.
Николай Николаевич, не торопясь, надел очки и взглянул на бланк. Видимо,
он обладал способностью читать с одного взгляда. Быстрым движением он снял
очки и посмотрел на Виктора.
- Все меры приняты, Николай Николаевич, экстраординарно, - заговорил
Виктор. - Радиолокаторы, самолеты, конечно, и геликоптеры... Вездеход идет
к месту аварии...
- Пятьсот километров, - выразительно сказал Волков.
Виктор видел, как изменился он в лице.
- Николай Николаевич, я сам в отчаянии. Я ведь люблю Галю... Может быть,
она вам говорила...
- Дочь мне говорила все. Так не любят... и не только не любят! Так не
руководят!.. Разве можно посылать группы поодиночке? Если бы вы не
разделили вездеходы пятьюстами километрами, они могли бы в решительную
минуту прийти один другому на помощь.
- Я боялся рисковать, Николай Николаевич. Я лимитировал количество групп.
- Боялись?.. - горько повторил Волков. Он порывисто встал и прошелся по
комнате. - Какая там погода?
- Поземка, переходящая в пургу.
Волков был человеком действия. Не обращая внимания на Виктора, он звонил
но телефонам, отдавал распоряжения секретарю. Он добился в министерстве
отмены распоряжения Виктора о раздельном движении вездеходов во льдах,
настоял на расширении фронта работ по разведке грунта до вскрытия льдов,
потребовал отправки на грузовых самолетах достаточного числа вездеходов с
буровыми вышками. Потом он договорился с полярной авиацией о массированных
полетах в районе аварии.
- Им некуда идти, - говорил Виктор, стараясь обратить на себя внимание, -
там нет ни одного обитаемого острова. Берег безлюден...
Волков соединился с руководством Главсевморпути.
- Могли ли потерпевшие аварию геологи с точки... - он назвал координаты, -
искать убежища на островах? - Слушая ответ, он, как бы от солнца, прикрыл
глаза рукой. - Значит, это так? - переспросил он твердым голосом. - Там
нет ни одного обитаемого острова? Жаль... Очень жаль, - Волков повесил
трубку.
- Прощайте, - он неожиданно протянул руку Виктору. - Меры будут приняты.
Виктор растерянно встал. Конечно, сегодня у Волкова не будет никаких
деловых встреч. Сутулясь и тяжело дыша, как при одышке, Виктор вышел из
кабинета.
В дверях он столкнулся с худощавым человеком, видимо нетерпеливо ожидавшим
у дверей. По седой пряди в густых и пышных волосах Виктор узнал академика
Овесяна. Тот решительно вошел в кабинет.
Николай Николаевич Волков не встретил его, как обычно, у дверей. Он стоял
спиной, повернувшись к окну, и по капле отмеривал какую-то жидкость в
стакан.
Овесян стремительно подошел к Волкову и, ничего не говоря, подвинул ему
стул.
Николай Николаевич слабо улыбнулся и опустился на стул. Лицо его было
бледно.
- Не знал, что у вас с сердцем неладно. Извините, прошу вас, за вторжение.
Николай Николаевич зажмурился, потом отрицательно замотал головой, быть
может думая совсем о другом.
- Я рад, что вы пришли, - сказал Николай Николаевич, ничего не объясняя
гостю. - Садитесь, курите... Я сам хотел послать за вами... Как вы
чувствуете себя в лаборатории?
- Тесно.
- Тесно? - немного удивился Николай Николаевич, который или справлялся
понемногу с собой, или почувствовал действие капель.
- Простор сейчас нужен, - заявил Овесян, пряча нераскуренную трубку
обратно в карман. - Сейчас необходим настоящий опыт. В грандиозных
масштабах, Николай Николаевич.
- Хотите выпустить джинна из бутылки? - улыбнулся одними губами Волков.
- Именно из бутылки. Очень правильно. Покорный джинн из бутылки воды. Пора
приказывать ему, Николай Николаевич.
- Вот об этом мне и хотелось поговорить с вами, Амас Иосифович. В свое
время вы писали нам об использовании атомной энергии при оттаивании слоя
вечной мерзлоты.
- Да, на Дальнем Востоке, на Колыме... где-нибудь у черта в турках...
Только, пожалуйста, подальше.
- Я думаю, что первую такую установку мы вам разрешим соорудить... -
задумчиво сказал Волков, вставая и подходя к карте. - Но только не на
Дальнем Востоке, а в проливах, в полярном море. И на более значительную
мощность, чем вы намечали в своей докладной записке.
- В тундре? Хотите растопить слой вечной мерзлоты на всем полярном
побережье?
- Хотя бы в районе одного моря.
- Готов! Но выгодно ли начинать с таких северных районов? Все же лето там
слишком коротко для сельского хозяйства.
- На Камчатке, на горячей земле в районе вулканов, как вы знаете, снег и
зимой не держится, зеленая травка растет.
- Понимаю. Не только растопить слой вечной мерзлоты, но и подогревать
землю?
- Это будет грандиозный опыт, - сказал Николай Николаевич и, подойдя к
двери, плотно запер ее.
...Когда Виктор вышел в приемную, он удивился, что в ней так людно. На
диване с чертежами в руках сидели Алексей, Ходов и отец Виктора, академик
Омулев. Виктор с ужасом заметил, что Алексей поднимается, чтобы подойти к
нему, и, съежившись, трусливо прошмыгнул мимо удивленного Алексея в
коридор.
Прием у Николая Николаевича Волкова затягивался. Этим особенно был
недоволен лысый, худой и сутулый старик с отвисшей нижней губой. Он что-то
жестко выговаривал секретарю, указывая на часы, а тот инстинктивно
отодвигался от старика, который, видимо, брызгал слюной.
- Профессор Сметанкин, - шепнул Ходову академик Омулев. - Перманентный
оппонент.
Ходов озабоченно покачал головой.
Наконец из кабинета Волкова стремительно вышел академик Овесян. Он не
прошел, а пролетел через приемную, никого не видя.
Перед остановившимся в дверях Николаем Николаевичем появилась скрюченная
фигура лысого профессора.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг