- Осмелюсь напомнить о назначенном мне времени приема, - произнес старик.
Волков провел его к себе и, извинившись, справился по телефону, вылетели
ли на поиски самолеты.
Профессор Сметанкин не обратил на тревожный вопрос Волкова никакого
внимания. Совиными, выцветшими глазами он оглядывал кабинет, в котором ему
все не нравилось: и тяжелый длинный стол для заседаний, и отделанные
мореным дубом стены, и гигантский книжный шкаф с приоткрытой дверцей, из
которого Волков, видимо, только что брал книгу.
- Прошу вас, - обратился к посетителю Волков, пристально глядя на него.
Не заметил Сметанкин и того усилия, с которым произнес Волков эти простые
слова. Сметанкин, всегда чувствуя себя скверно, никогда не интересовался
чужим состоянием. Он желчно начал:
- Сочту необходимым повторить уже изложенное в моей докладной записке
Совету Министров...
- ...разосланной в копиях в Академию наук, Институт океанологии,
Министерство строительства полярных предприятий, в "Правду".
- Совершенно точно. И еще в Министерство государственного контроля. Всем
полезно познакомиться с изложенными в записке мыслями, и я весьма
удовлетворен, что мне удалось добиться у вас приема, чтобы лично высказать
их.
- Стремлюсь, чтобы приема у меня не приходилось добиваться.
- Очень рекомендовал бы сменить всех ваших секретарей. Слишком молодые
люди. Я искренне скорблю, что не получил до сих пор ответа на свою
докладную записку. Как известно, дело не касается меня лично, и это
позволяет мне быть настойчивым. Мне, уважаемый Николай Николаевич, ничего
уже не надо, ровным счетом ничего... У меня в жизни осталась одна только
наука, и да простится мне, если я взял на себя непосильное бремя хранить
ее как священное сокровище.
Николай Николаевич поморщился. Чем-то этот лысый человечек с птичьим
профилем и острым подбородком походил на древнего верховного жреца храма
какого-нибудь бога Ра... "И о науке своей говорит, как жрец-хранитель".
- Я хочу предотвратить горестную ошибку, которую готовы совершить весьма
почтенные организации, призванные беречь народные средства.
Николай Николаевич нахмурился. Позвонил телефон. Волков нетерпеливо
спросил о числе самолетов. Гость раздраженно высморкался и продолжал:
- Итак. О строительстве фантастического мола в полярных морях. Проектанты
воображают, что в отгороженную прибрежную часть морей будет поступать
достаточно тепла, чтобы море у берегов не замерзало! В этом невежественном
неведении уважаемых проектантов поддерживает мой высокочтимый, но
сумасбродный коллега-романтик Александр Григорьевич Петров. В своей
докладной записке я убедительно показываю, что тепла нордкапских вод,
которые будут поступать через Карские ворота в отгороженную часть морей,
окажется досадно мало. И ничуть не поможет то обстоятельство, что холодным
течениям закроют доступ с севера. Очень жаль как раз, что течениям с
севера закроют доступ, ибо именно оттуда и впадают в полярные моря
основные массы теплых атлантических вод, которые, как известно, идут по
донным ложбинам на глубине двухсот-четырехсот метров. Авторитетный, но
легкомысленный океановед Петров ошибочно оперирует общеизвестным фактом,
что в Карское море атлантические воды приносят тепла в сорок раз больше,
чем приносили в лучшие времена сибирские реки, пока их не повернули
вспять. В свое время, если помните, я противился этому, доказывая, что
поворот рек вредно скажется на арктической навигации, и имел при том
уровне науки все основания. Ныне тепло Атлантики в основном привносится в
северную, а не в южную часть морей. Отгородите южную часть морей, и вы
отгородитесь от тепла Атлантики. Через Карские ворота этого тепла
привнесется печально мало. Я взываю к научной совести своих коллег, я
взываю к государственной совести наших руководителей! Взгляните на вещи
трезво. Мы не имеем права пренебрегать географической наукой! Мы заведомо
знаем, что мол в полярных морях не улучшит, а ухудшит судоходство. Мое
старое сердце, если хотите, сердце всенародного скряги, обливается кровью
и желчью, когда я думаю о народных деньгах, затраченных на бессмысленное
проектирование вредного сооружения. И не только на проектирование. Начаты
бесцельные разведывательные работы. Геологи бродят во льдах...
Николай Николаевич болезненно зажмурился. Сметанкин, ничего не замечая,
продолжал брызгать слюной, доказывая всю несостоятельность замысла
проектантов ледяного мола. Доводы его были обоснованы, цели благородны,
почти фанатическая настойчивость, казалось, могла сокрушить любое
препятствие.
- Мы благодарны вам за ваше предостережение, уважаемый Дмитрий
Пафнутьевич. Ваша докладная записка уже рассмотрена. Я уполномочен
заверить вас, что все необходимые выводы из нее будут сделаны, - глухо
сказал Волков.
- Вывод может быть лишь один. Надо защитить, охранить наши моря.
- При вынесении решения, Дмитрий Пафнутьевич, мы учтем, что, кроме морей,
существует еще и суша.
- При чем тут суша? - забормотал Сметанкин. - При чем тут суша? Не понимаю.
Николай Николаевич встал. Старик тоже поднялся, кряхтя и хватаясь за бок.
Теперь, когда он кончил говорить, перестал метать свои отравленные
благородной яростью стрелы, он сразу превратился в слабого, больного
старика.
Что-то ворча под нос, старый профессор удалился.
Николай Николаевич провел рукой по седым, коротко стриженным волосам. Лицо
его потемнело, осунулось. Ему стоило больших усилий заставить себя снова
пойти к двери.
Открыв ее, он обратился к проектантам мола:
- Михаил Дмитриевич, товарищи Карцев и Ходов, попрошу вас пройти ко мне.
Надеюсь, вы ничего не будете иметь против, если я приму в вашем
присутствии нескольких товарищей? Мне не хочется заставлять вас скучать.
Произошла непредвиденная задержка.
Вместе с защитниками проекта ледяного мола Николай Николаевич пригласил в
кабинет и металлургов, проектировавших металлургический гигант близ Голых
скал.
Алексей хорошо знал Николая Николаевича. Не раз он бывал в гостях у Гали и
мальчиком, и юношей, и уже взрослым человеком. Дядя Коля, как называли
Галиного отца ее приятели, крайне занятый, любил молодежь и всегда находил
время для товарищей своей дочери. Алексей удивился перемене в лице Николая
Николаевича.
Металлурги развернули генеральный план арктического гиганта. Николай
Николаевич бегло взглянул на него.
- Вы верно говорите, товарищи инженеры, что металлургия - это транспорт,
транспорт и транспорт. - Он посмотрел в сторону Алексея и Ходова. -
Генеральный план завода - это план подъездных путей. И здесь главный
недостаток проекта.
- В чем вы его видите, Николай Николаевич? - осведомился главный инженер,
полный человек с холеным лицом и властно сведенными бровями.
Волков встал из-за стола и подошел к окну, словно разглядывая что-то на
улице.
- Здесь у нас с вами чудесная погода... конец мая, - сказал он. - А там...
- он помолчал, - а там, в Арктике, сейчас пурга. - Он резко отвернулся от
окна, оперся руками за спиной о подоконник, все такой же подтянутый,
высокий. - Пурга! Вы понимаете, что такое арктическая пурга?
- Я работал на сибирских металлургических гигантах. Я знаю, что такое
сибирские бураны, - обиженно сказал проектировщик.
Алексей и Ходов переглянулись.
- Пурга... - задумчиво повторил Волков. - Я сам не представляю ее. Но вот
присутствующие здесь Василий Васильевич Ходов, знаток Арктики, и товарищ
Карцев, два года там пробывший, скажут вам, что это такое. И вы убедитесь,
что нельзя подъездные пути на арктическом заводе строить так, как строят
их на юге и даже в Сибири. Пути занесет снегом, транспорт встанет, а ведь
металлургический процесс не потерпит перерыва.
- Значит, нужно уходить под землю? Связать цехи сетью метрополитена?
- Это может оказаться слишком дорогим. Подумайте о легких наружных
тоннелях, о тонких, лежащих на поверхности трубах, внутри которых зимой
ходили бы поезда.
- Это очень интересная мысль, Николай Николаевич...
Он отпустил металлургов, говоря:
- Мы готовим сейчас крупное мероприятие по обеспечению круглогодичной
арктической навигации. Я думаю, что вы и сами понимаете - ваше отставание
нетерпимо.
Вошел секретарь и доложил, что звено самолетов, вооруженных
радиолокаторами, во главе с летающей лодкой Дмитрия Росова уже вылетело и
направилось к месту поисков. Волков кивнул головой.
Минуту Волков сидел молча, смотря вниз, погруженный в свои мысли. Потом он
встал.
- Партия требует, - говорил он вошедшим архитекторам, рассматривая проект
нового города, - чтобы города будущего были замечательными городами.
Будущим жителям Арктики, пожалуй, мало будет снежных ландшафтов и полярных
сияний. Помимо обычного бытового комфорта, вы должны создавать для них
сады, парки, аллеи... Да, да! Крытые улицы, оранжереи. Но не думайте об
оранжереях с парным воздухом и земляным запахом, в которых садовники
выращивают огурцы. Огурцы тоже надо выращивать, но крытые Садовые улицы и
бульвары за Полярным кругом насыщайте теплым морским воздухом и освещайте
не только фонарями с солнечным спектром, но и невидимыми ультрафиолетовыми
лучами, чтобы цветы росли там даже зимой.
- Отапливать целый город вместе с площадями и улицами? Но это не видано
нигде в мире! - сказал один из архитекторов.
- Не говорите так при академике Омулеве, - предупредил Волков. - В
Институте холода разработан метод "отопления холодом".
Архитектор недоуменно посмотрел в сторону академика.
Тот улыбнулся и пояснил:
- Обычный принцип теплового насоса и полупроводники. Еще в прошлом веке
было открыто: при нагревании одного конца спая полупроводников другой
конец охлаждается. Мы теперь поступаем наоборот. Охлаждаем на холодной
улице один конец полупроводника, а другой его нагревающийся конец
отапливает помещение.
- Видите! Именно в ваших городах можно будет реализовать эту вчерашнюю
мечту. Отапливаемые крытые улицы. Электромобили, не загрязняющие воздух...
Лыжные прогулки в полярную ночь за чертой города... Интереснейший труд в
Заполярье, жизненные удобства и романтика стихии, скованного моря, мороза,
пурги... - Волков умолк.
Он молча прощался с уходящими архитекторами, потом устало опустился на
стул.
- Вот... - сказал он задумчиво, - словно и побывали в будущей Арктике, -
он поднял глаза на Алексея, Ходова и академика Омулева. - Будет,
непременно будет в Арктике незамерзающая судоходная магистраль. Отгородит
ее от Северного Ледовитого океана ваш ледяной мол... - Волков задумался. -
Рассуждаем об отоплении холодом крытых городов... А ведь пора подумать об
отоплении целого края. Вы, авторы проекта, задумав строить мол, решали
только транспортную задачу. Партия думает о большем. Нужно решить
грандиозную задачу изменения климата Арктики, решить задачу изменения
климата пустынь. А главное, решать эти две задачи комплексно, как одну
общую. Именно такой след на Земле должны оставить те отважные люди,
которые шли на север, отдавали свои жизни... - и Волков снова умолк.
Алексей не понял, что крылось за словами Николая Николаевича. До него
только дошла мысль о комплексном решении задачи преобразования климата
холодной Арктики и знойных пустынь. Как ясно видит этот человек дали
завтрашнего дня! Алексей думал, что выдвинул грандиозную идею, а она
бледнеет перед масштабами планов этого человека.
Волков молча расхаживал по кабинету, высокий, прямой, сосредоточенный. Он
остановился у окна и снова накапал из пузырька в стакан. Ходов и академик
Омулев переглянулись.
- Простите, друзья мои, - сказал Волков, залпом выпив содержимое стакана.
- Мне следовало бы подробно рассмотреть законченный в Институте холода
проект ледяного мола...
Алексея поразило сейчас выражение лица Волкова. На первый взгляд оно могло
показаться обычно спокойным, но болезненно приподнятые у переносицы брови
говорили о напряжении воли, старающейся подавить что-то рвущееся наружу.
- Начало полярной стройки ледяного мола предрешено, - сказал Волков. - Мне
поручено подготовить решение...
Алексей забыл о возникшей было тревоге за Николая Николаевича. Радость
овладела всем его существом, ему хотелось вскочить, кричать, обнимать
всех, кто находился в кабинете.
- Надо бы поговорить с вами обо всем, - продолжал Волков. - Надо бы... да
не могу, - он остановился, тяжело дыша, вынул платок и вытер лоб. - Не
могу... Дело в том, друзья мои, что Галенька... Галчонок мой, дочурка...
погибла она...
Волков отвернулся.
Алексей не сразу понял. В нем еще бушевала невысказанная радость. Мол
будет построен! И вдруг... Что такое? Галя погибла?
Он вскочил и, забыв, что находится в кабинете министра, подбежал к Николаю
Николаевичу и обнял его за плечи. Волков, не оборачиваясь, нашел руку
Алексея и крепко, по-мужски сжал ее, потом решительно подошел к столу:
- Проверить надо, что дали поиски.
Ходов покачал головой:
- Полярная ночь... Пурга...
Глава четвертая
"ПОДВОДНОЕ СОЛНЦЕ"
Встречи с Николаем Николаевичем Волковым были для Овесяна на протяжении
многих лет поворотными пунктами в жизни.
Лет за пять до Великой Отечественной войны в Московский университет явился
мальчик, которому не было и шестнадцати лет. Он приехал из глухого уголка
Армении и привез письма от отца-колхозника и от местной комсомольской
организации. Мальчик требовал, чтобы его допустили к приемным экзаменам.
Настойчивый комсомолец, которому везде отказали, дошел до аппарата ЦК
партии. Познакомившись тогда с пареньком, Николай Николаевич понял, что у
юноши поразительные способности. Он осторожно обратил на это внимание
людей, от которых зависело решение вопроса. К мальчику присмотрелись и
сделали для него исключение из правил. Он был принят в университет, а
через три года Николай Николаевич поздравил Арамаза Овесяна с блестящим и
досрочным окончанием Московского государственного университета имени М. В.
Ломоносова. Юноше не было и девятнадцати лет. Он заявил о своем желании
защищать диссертацию на ученую степень кандидата физико-математических
наук. И через год действительно защитил диссертацию, о которой говорили,
что она могла бы быть докторской. Перед двадцатилетним ученым открылась
широкая дорога. Крупнейшие физики смотрели на него с надеждой.
Пролетел еще год, и началась Великая Отечественная война. К Николаю
Николаевичу пришли из Академии наук. Его просили воздействовать на
Овесяна, решившего уйти добровольцем на фронт. Николай Николаевич долгий
вечер беседовал с молодым человеком и не стал отговаривать его.
Лейтенант Овесян был упомянут в одной из сводок Совинформбюро. Потом
Николай Николаевич потерял Овесяна из виду. Однако вспоминал его не раз.
И вот в последние дни войны член Военного совета одной из штурмовавших
Берлин армий генерал-лейтенант Волков встретился с боевым командиром,
отличившимся при взятии вражеской столицы. Это был молодой и в высшей
степени способный, как отрекомендовали его Волкову, полковник Овесян.
Еще гремели разрывы снарядов, еще трещали автоматные очереди и последние
остатки фашистских полчищ сдавались в плен, а генерал-лейтенант и
полковник беседовали... о физике. Узнав мысли офицера-физика о
внутриядерной энергии и услышав его опасения о возможном ее использовании
для враждебных нам целей, Николай Николаевич Волков пожалел, что в свое
время не подсказал молодому физику, где он может выполнить свой
патриотический долг. Впрочем, разговор был не только о физике. Волков
узнал, что Овесян женился на боевой подруге связистке Кате. Она потеряла в
сражении руку и теперь ждет мужа с дочками-двойняшками, которых Овесян еще
не видел, но уже называл общим именем Сашоль и Сашу и Олю.
Кончилась война в Германии. Прогремел атомный взрыв в Японии. Николай
Николаевич Волков написал Овесяну, советуя демобилизоваться. Сам Николай
Николаевич уже снял генеральский мундир. Назначенный на ответственный
пост, он был занят выполнением плана послевоенной пятилетки. Вскоре и
Овесян вернулся в лабораторию физики.
Николай Николаевич любил стремительные, ищущие натуры и уже не выпускал
Овесяна из виду. Он рекомендовал его для участия в работах по изучению
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг