вином, мешки с солью, сундуки со всяческим добром. Вещи побольше да
подешевле Гвенда припрятала во дворе, оставив в доме только самое
необходимое, а в придачу заставила Рыгора проделать потайной ход из дома в
огород да сделать в заборе два тайных лаза. Последние предосторожности
войт полностью одобрял, но дело тут было не в каких-то там выдуманных
Гвендой врагах, а в ныне здравствующей войтихе, не оставляющей попыток
поймать благоверного на горячем.
Впрочем, этим дождливым днем Рыгор открыто заявился к коханке
"Коханка - любовница, возлюбленная (фронтерск.)" через общий вход и
законно занял - войт как-никак - самое лучшее место. Гвенда со своей
всегдашней полуулыбочкой, от которой мужское население Белого Моста с
четырнадцати до семидесяти годов бросало то в жар, то в холод, принесла
блюдо с холодной свининой, замоченные перцы, утренний хлеб разумеется,
баклагу с царкой. Рыгор с достоинством принял вожделенный сосуд, нацедил
себе в малую баклажку и приготовился наслаждаться, однако чарка
остановилась, не омочив густых медно-коричневых усов. Дверь "Мальвы" со
скрипом растворилась, и на пороге предстала странная оборванная фигура.
Мужчина (а это был мужчина) был мокрым с головы до ног, что в
общем-то, было неудивительно, так как на улице хлестало как из ведра.
Странным было другое - человек этого, кажется, не замечал. Он, глупо
помаргивая, стоял на пороге, забыв закрыть за собой дверь. Сидящие в
комнате люди с удивлением таращились на пришельца, но почему-то молчали.
Говорят, поганые вести метят того, кто их принес. Сельчане не хотели
слышать ничего дурного и потому ни о чем не спрашивали. Наступила тишина,
которой "Мальва" еще не знала, даже стало слышно, как штурмует заклеенное
на зиму окно не уснувшая по недомыслию муха.
Наконец кто-то неуверенным голосом пискнул: "Антось!"
Это действительно был Антось Моравик из Укропных Выселок, небольшой
деревеньки с самой таянской границы. В Мост Антось иногда наведывался -
привозил мед и соты, выпивал чарку-другую в "Мальве" и возвращался назад.
Своим он не был, но и чужим его не считали. Впрочем, признать в этом
взлохмаченном мокром человеке веселого, добродушного Антося было нелегко.
Рыгор вздохнул, понимая, что как войт должен взять все в свои руки, и
шагнул вперед.
- Входи, Антосю! Чего ж на пороге маяться?
Тот вошел. Как-то боком, затравленно озираясь.
- Что трапылося? "Что случилось (фронтерск.)"
Антось брякнулся на лавку, залпом осушив большую чарку лучшей
Гвендиной царки. Не закусывая, налил еще одну, выпил половину и выдохнул:
- Никого нема!
Все переглянулись. Слова казались более, чем странными. Как это
никого нет? Где?!
Антось допил свою чарку и пояснил:
- В Укропках нема. Все кудысь подевалися. И малые, и взрослые...
Никого.
Мало-помалу Рыгор вытянул из бедняги, что тот, несмотря на дождь,
отправился в пущу проверить капканы - вдруг какая дичина попадется. Так ли
уж ему зайчатина понадобилось или же невмоготу стало сидеть в хате с
женой, славящейся сварливостью на всю Фронтеру, но Антось сбежал в лес,
который знал и любил. Проблуждав до темноты, охотник не смог найти дорогу
домой, чего с ним ни разу не случалось, и заночевал в лесу, ему
посчастливилось встретить дерево с огромным дуплом, где он благополучно
проспал всю ночь. Утром сразу же набрел на нужную тропку и поспешил домой,
на ходу сочиняя, что соврать хозяйке, так как правдивому рассказу она бы
ни в жизнь не поверила. Врать, однако, не пришлось - дом оказался пустым.
Как и вся деревушка. Добрых две сотни человек пропало, не заперев дверей,
не забрав с собой ничего.
Если там и были какие-то следы, то словно бы сошедший с ума дождь все
смыл. Ничего не пропало, разве что разом издохли все собаки. Не были
убиты, а именно издохли, словно их потравили.
Бедный Антось, ничего не соображая и даже не затворив дверей
осиротевшей хаты, бросился пешком к ближайшим соседям - на хутор
Выстрычку, что лежал в полутора весах "Веса - мера длины - примерно
столько проходит лошадь рысью за ору" от Укропок. Там было то же самое!
Неизвестно, что б стал делать сходящий с ума от ужаса и недоумения Антось,
но, на счастье, ему попалась чья-то отвязавшаяся лошадь, на которую он
взобрался и потрусил в Белый Мост, безумно боясь, что и здесь никого не
обнаружит. Рассказав все это, гость выпил еще одну чарку и, ткнувшись
лицом в надраенный дубовый стол, громко захрапел.
- Нехай спит, - решил войт. - Ну, что хто думает?
Думали по-разному, но ничего хорошего. Самым простым было
предположение, что Антось повредился в уме или перепил и ему все
померещилось. Самым поганым, что все дело в таянской границе. Как бы то ни
было, нужно было что-то делать, и Рыгор решил съездить и посмотреть. Если
Антось прав, остается одно - послать людей к бару Кузергу - пусть выводит
к Каючке дружину - даром, что ли, этих бездельников кормит вся округа?! А
затем в город к коронному судье, пусть решает, кого тут звать: клирика али
стражника.
Про третье свое решение отправить кого-то тайком в Эланд, как
советовал либр Роман, буде случится что-то необычное или гадкое, Рыгор не
сказал. Не время нынче говорить обо всем. И еще подумал, что его Гвенда -
не только баба, каких больше нет, но и умница к тому же...
Эстель Оскора
Я в который раз любовалась своим отражением в роскошном зеркале.
Отражение было куда менее роскошным, но меня оно устраивало, так как
напоминало, что я - это все-таки я.
Конечно, среди эльфов я выглядела не более уместно, чем лошадь на
крыше. За немногие дни, проведенные среди народа Романа я познала истинную
красоту и вместе с тем уразумела, что все совершенное неизбежно вызывает
жалость. Эльфы были прекрасны, но в них ощущалось что-то обреченное,
исчезающее, изломанное... Я так и не поняла, нравятся ли мне эти создания,
для этого я слишком мало прожила здесь, и слишком очарованы были мои
глаза, чтобы я могла еще и думать.
Мне бы уйти с Романом и его странноватыми спутниками одни из которых
мне нравились, а другие, во главе с коротышкой Примере, вызывали
прямо-таки отвращение. Но меня не взяли. Или, вернее, не отпустили. И
теперь мне предстояло переживать зиму среди болотных огоньков и иллюзий.
Те, кто оставался в Убежище, жили в другом измерении, они не видели, не
знали, не желали понимать того, что творится за границами их дивного
острова. А я, я не могла не думать о том, что оставила за спиной, не могла
не думать о том, что же я такое... Эстель Оскора? Возможно. Кто бы еще
объяснил мне, что из этого следует.
Я отвернулась от зеркала, которое наверняка вздохнуло с облегчением и
принялось отражать привычные ему изысканные предметы. Накинув на плечи
невесомую, но очень теплую шаль - подарок хозяев (как же иначе,
гостеприимство обязывает), я отправилась на улицу. Правду сказать, я
обещала Роману не увлекаться одиночными прогулками. Видимо, мой
золотоволосый приятель не слишком доверял своим родичам. По крайней мере,
некоторым из них. Разумеется, я обещала ему все, что он хотел, - последнее
дело заставлять уходящего в бой волноваться за тех, кого он оставляет за
спиной. Но слова - это только слова. Я не собиралась сидеть всю зиму в
золоченой клетке, ожидая возвращения Рамиэрля со товарищи. Найдет он
Проклятого или нет, это еще никому не известно. А хоть бы и нашел -
большой вопрос, захочет ли тот помочь, да и сможет ли управиться с Белым
Оленем "Белый Олень - кратковременное материальное воплощение гонгу,
огромный олень с клыками хищника" . С другой стороны, мне ясно дали
понять, что, пока я жива, он не сможет обрести устойчивого материального
воплощения... Видимо, принцип единобрачия у этой нечисти к нашему счастью
доведен до абсурда. Из этого следовало, что за мной будут охотиться, то ли
чтобы вернуть, то ли чтобы прикончить.
Я в очередной раз с отвращением вспомнила свою прежнюю жизнь, которую
прожила, как законченная курица. На месте Белого Оленя я постаралась бы
завести себе подругу поинтереснее и поумнее, хотя, похоже, мой дражайший
отец с детства готовил меня именно в супруги Оленю, или как он там на
самом деле называется... Всадники вроде бы звали его Ройгу... Ну и имечко!
Под стать мерзкой твари, задавшейся целью скрутить весь мир в бараний рог.
Я же со своим счастьем заячьим "Заячье счастье - идиома, обозначающая
хроническую невезучесть" оказалась первой, кто попался ему под руку, чтобы
не сказать хуже.
Магия Романа, сначала уничтожившая то, что я носила в своем чреве
(назвать это ребенком у меня язык не поворачивался), а потом вырвавшая
меня из лап смерти, каким-то непостижимым образом вытравила из моей памяти
чувства, оставив только события. Я помнила ВСЕ, чему была свидетельницей,
но единственная эмоция, которую я могла испытывать, был стыд за себя
прежнюю... Я ненавидела Герику, тупо исполнявшую отцовские приказы. И
вместе с тем я отдавала себе отчет в том, что все эти глупости сотворила
именно я. Это я оказалась не в состоянии бороться за свое счастье. Это я
послужила причиной смерти Стефана. Эта я позволяла делать с собой все, что
угодно...
В конечном счете во всем том кошмаре, который случился в Гелани, я
была виновна не меньше отца, теперь же следовало собраться с мыслями и
подумать, как исправить то, что я натворила. В который раз взвесив свои
таланты, я пришла к выводу, что мой единственный козырь - то, что никто,
кроме Романа и Лупе с Симоном, не знает, что я научилась думать и
разучилась слушаться. Проявятся там или нет какие-то магические
способности, имея голову на плечах и волю к жизни, можно горы своротить.
Пока же мне лучше оставаться среди эльфов. Никакая война до весны не
начнется, а я за зиму постараюсь разобраться, во что меня превратили, и,
если у меня есть способности к магии, научусь хоть чему-то полезному.
Благо на острове эльфов все прямо-таки дышит волшебством.
Уходя, Роман сказал, что я могу во всем доверять его отцу и дяде, а
также молодому художнику, кажется, из Дома Ивы. Зато от собственной матери
и сестры он меня предостерегал так, словно они были его злейшими врагами.
Похоже, так оно и было Я сразу заметила двух красавиц, которые
внимательно, не произнося при этом не единого слова, рассматривали меня,
когда мы, нарушив все здешние законы, переправились на затерянный в топях
остров при помощи магии. Ни красота этого загадочного места, ни радость,
обычная для избежавших смертельной опасности, ни непритворное радушие
Астена и Эмзара не вычеркнули из моей памяти тяжелый неприветливый взгляд
двух пар прекрасных очей.
На их месте я бы радовалась появлению в Убежище женщины, на фоне
которой их краса казалась еще убедительнее. Я-то прекрасно понимала, что,
расставшись во время болезни с косами - моим единственным сокровищем, вряд
ли вызвала бы ревность даже у человеческих женщин, не то что у эльфиек. И
все равно в их взгляде чувствовался страх и зависть. Этого мне было не
понять...
Поглощенная своими мыслями, я умудрилась забрести довольно далеко от
палаццо приютившего меня Астена. Поселение эльфов, собственно говоря,
представляло собой группу вилл, разбросанных в светлом буковом лесу. Дома,
украшенные высокими изящными шпилями, небольшими балкончиками с немыслимо
красивыми решетками и прелестными статуями, утопали в плюще, диких розах и
жимолости. Ограды казались чисто символическими, хотя я уже поняла, что
видимая легкость и хрупкость отнюдь не является слабостью. На деле
игрушечные замки являлись подлинными крепостями, войти в которые вопреки
воле хозяев мог только очень сильный волшебник.
Астен показал мне, как выходить и входить в его дом, но чужие
особняки для меня оставались запретными. Впрочем, желания знакомиться с
соседями у меня пока не возникало. Надо было освоиться и понять суть этого
места и его обитателей.
Благополучно миновав десять или одиннадцать голубоватых и серебристых
строений, я оказалась на тропинке, ведущей вверх. Я знала, что там
находится парк и Лебединый Чертог, в котором однажды меня уже принимали, и
мне пришло в голову повторить свой визит. В конце концов, Роман велел мне
доверять Эмзару, так отчего бы не познакомиться с ним или, по тайней мере,
с его резиденцией поближе?
2228 год от В. И. Полдень 21-го дня месяца Зеркала.
Таяна. Гелань
Кафедральный собор Гелани медленно, но верно заполнялся народом. С
одной стороны, лишний раз выходить на улицу в такую погоду да еще тащиться
в место, кишащее страшноватыми воинами регента, мало кто хотел. С другой -
любопытство и желание узнать все из первых рук присуще человеческой
природе, да и оставаться дома многие опасались - желающий донести на
соседа всегда найдется, было б кому доносить.
При Марко о Ратуше и Высоком Замке вспоминали только тогда, когда
приходило время платить налоги или же коронный глашатай сообщал об
очередном событии в королевской семье. Тогда геланцы живо обсуждали
королевские свадьбы, рождения, смерти, а также всяческие празднества и
маневры. Сейчас же шепотом передавали страшные вещи о том, что творится за
несокрушимыми каменными стенами. Высокий Замок стремительно становился
символом страха, и, разумеется, немедленно появлялись те, кто в этой
взбаламученной воде пытался наловить побольше рыбки - устранить соперника,
отомстить, потешить чувство зависти и просто опередить того, кто мог бы
донести на тебя. Потому-то, услышав глашатая, почти все заметные и
уважаемые жители Гелани обрядились в хорошее, но не лучшее (по нынешним
временам богатством лучше не кичиться) платье и отправились в храм.
Ровно в полдень к Преддверию "Преддверие - возвышение в храме перед
Небесным Порталом, за которым расположен алтарь" взошел епископ Тиверий.
Нет, уже не епископ, объемистое туловище клирика прикрывали малахитовые
кардинальские одежды. Рядом стоял легат Архипастыря в темно-зеленом
облачении. Любопытство собравшихся возросло. А легат красивым, хорошо
поставленным голосом, которым обладают лишь клирики да лицедеи, оповестил
жителей города Гелани, что Конклав единодушно избрал Архипастырем
"Архипастырь - глава Церкви Единой и Единственной" Благодатных земель
"Благодатные земли-земли, заселенные людьми" верного и благочестивого сына
Церкви Единой и Единственной кардинала Амброзия Гэзского. Учитывая же
заслуги епископа Тиверия перед Церковью и Творцом, новый Архипастырь
назначил оного Тиверия кардиналом Таяны, Тарски и Эланда.
Посланец также поведал, что безбожие эландских властителей закрывших
храмы и иглеции "Небольшой храм, посвященный одному из святых" и вновь
возжегших маяки в угоду мерзким фантомам, именуемым в Эланде Великими
Братьями, переполнило чашу терпения Церкви, и посему объявляется Святой
Поход. Дабы раз и навсегда повергнуть оплот еретиков и присоединить Эланд
к благочестивой Таяне, процветающей под благочестивой же рукой Михая Годоя.
Люди молча слушали, качали головами и понимали только одно - это
война. Война, в которой Церковь выступила на стороне Годоя, а раз так, то
и толковать не о чем - против лома нет приема. Воевать с Эландом не
хотелось: слишком памятны были годы дружбы, да и иметь в противниках
людей, подобных Рене Аррою, не хотел никто. Даже если гнездо Альбатроса и
не устоит, сколько крови при этом прольется! Хорошо бы, Годой увел туда по
весне своих головорезов, но ведь он заставит идти с собой и таянцев.
Поборы увеличатся, наверняка новоявленные фискалы начнут хватать налево и
направо за симпатии к Эланду... Из храма расходились молча, настороженные
и подавленные. И не только люди... Присутствовавший на службе в качестве
офицера при особе регента Уррик пад Рокэ был вне себя. Он не терпел лжи -
гоблины вообще очень правдивы по своей натуре. Кроме того, орк ненавидел и
презирал Церковь, считая ее одним из порождений подлых пришельцев, некогда
истребивших Истинных Созидателей и загнавших гоблинов в Последние горы.
Собственно говоря, и на призыв Михая горцы откликнулись только потому, что
Белые Жрецы "Белые Жрецы - принятое у гоблинов название ройгианцев"
подтвердили связь тарскийского господаря с Истинными.
Уррик, как и его соплеменники, пришедшие в Таяну служить Михаю, а в
его лице великому Омму, не любил и не уважал регента, ему претило многое
из того, что делалось, но гоблин старательно закрывал на это глаза.
Великая цель оправдывала средства, тем паче по отношению к тем, кто
когда-то ничтоже сумнящеся уничтожал целые города. Люди, дважды предавшие
богов и поклонявшиеся разрисованным доскам, не стоили жалости...
Но затем Уррик понял, что люди бывают разными. Илана, жена регента,
оказалась лучше, благороднее, умнее и смелее всех, кого он когда-либо
встречал. Молодой горец полюбил ее со всей присущей его народу
доверчивостью и преданностью, а ведь она была человеком! А затем, затем
его встреча с эльфом - существом по определению богомерзким, злобным,
отвратительным и низким. Но Рамиэрль из Дома Розы оказался не таким, каким
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг