подобранном в тон плаще, отороченном блестящим темно-коричневым мехом,
поднялась на разубранное флагами и гирляндами возвышение, специально
сколоченное по такому случаю лучшими плотниками Гелани. Медные волосы жены
регента украшала горящая тревожным блеском рубиновая тарскийская диадема,
темно-алые камни пылали в ушах. Солнце светило по-весеннему ясно и сильно,
но в тени еще было холодно; принцесса мерзла, но капюшон роскошного плаща
оставался откинутым - в такой день властительница должна предстать перед
подданными во всем блеске. Рядом с Иланой стоял толстый кардинал Тиберий,
которого младшая дочь покойного короля ненавидела и презирала чуть ли не с
детства. Ее законный супруг - тарскийский господарь, он же регент Таяны,
какового Ланка ненавидела и презирала еще больше, красовался внизу,
разодетый в свои любимые черный и ярко-красный цвета. Грудь регента
украшал богатый стальной нагрудник атэвской работы, голову венчал шлем с
султаном из слегка подвитых перьев черного страуса. Михай Годой восседал
на вороном без единого пятнышка жеребце. Рядом с ним на пышном белом муле
скорчился епископ Таисий, а чуть подальше с трудом сдерживал горячего
серого в яблоках скакуна арцийский посол Фредерик Койла.
Ланка не могла видеть лиц находящихся внизу мужчин, но не
сомневалась, что они были торжествующими. Каждый из них добился того, чего
хотел. Михай получил от императора Базилека право прохода через арцийские
провинции. Таисий стоял на пороге исполнения своей многолетней мечты об
искоренении какой-нибудь ереси (желательно вместе с еретиками), а красавец
Койла оправдал возложенные на него надежды канцлера империи, спавшего и
видевшего, как Рысь и Альбатрос уничтожают друг друга. Впрочем, жители
столицы, да и большинство из марширующих внизу воинов, не предполагали,
что им предстоит схлестнуться именно с эландцами. То ли для того, чтобы
все еще остававшиеся в Таяне люди Рене (а что таковые имелись, Михай не
сомневался) не успели предупредить своего опасного господина, то ли
потому, что население Гелани весьма прохладно отнеслось к объявленному
Тиберием Святому походу против эландских нечестивцев (а кое-кто из солдат
гарнизона и городской стражи и вовсе бросил свои казармы и подался вон из
столицы), то ли чтобы Базилек смог хоть как-то оправдаться перед
Архипастырем, было объявлено, что таянско-тарскийское войско и
благочестивые ополченцы из числа горцев отправляются в Святой поход против
атэвских язычников.
Правду знали только в Высоком Замке, да еще бывалые воины
догадывались, что отправляются не на юг, а на север. В письме же
императора было сказано, что воинству Михая разрешено пройти ускоренным
маршем через Фронтеру к Гверганде, городу-порту, расположенному в устье
полноводной Адены, северный берег которой от Зимней гряды "Зимняя гряда -
скальная гряда, параллельная побережью между устьем Агаи и Братним
перешейком и разрываемая только долинами рек. Названа так потому, что во
время особенно свирепых зимних штормов до нее докатываются волны" до
побережья принадлежал Эланду, а Южный - империи. Там-де армия погрузится
на арцийские корабли и отправится на юг воевать с безбожным калифом
Майхубом. На деле же полки должны были, воспользовавшись городскими
мостами, перейти на эландский берег и, развернувшись вдоль побережья,
вторгнуться во Внутренний Эланд.
Таким образом, Михай избегал переправы через Гану в единственном
возможном месте и почти непроходимых болот и лесов Внутреннего Эланда, где
передвигаться можно лишь по двум большим дорогам, перекрыть которые для
такого полководца, как Рене, не составит особого труда. Иное дело -
широкая прибрежная полоса, на которой есть где развернуться и знаменитой
таянской коннице, и неутомимой гоблинской пехоте. Численное превосходство,
таким образом, здесь становилось решающим фактором. Зимой, когда ледяные
волны Сельдяного моря с ревом штурмуют берег, докатываясь до знаменитой
скальной стены, что, по утверждению Академиков, в стародавние годы, пока
море по воле Творца не отступило, больше чем наполовину была скрыта под
водой, затевать подобный поход было бы самоубийством. Другое дело -
короткое, но ласковое северное лето, когда залив спокоен, прибрежные пески
зарастают остролистной травой, вполне годящейся лошадям, а многочисленные
ручьи и речонки можно легко перейти вброд.
Побережье было единственным ключом к Эланду со стороны империи, а в
Гверганде и на южном берегу Адены стояла Третья армия Арции под
командованием знаменитого Сезара Мальвани, целью которого было
предотвратить вторжение в империю таянско-эландских войск. Однако любую
дверь можно открыть с обеих сторон, и Михай Годой счел, что лучше
пожертвовать временем, чем военным преимуществом.
Илана, конечно, представляла, сколько воинов находилось в.
распоряжении ее покойного отца. Не была она новичком и на военных парадах,
которые всегда любила больше, чем балы и даже охоту. Но такого зрелища она
еще не видела. Раньше через площадь Ратуши красивым строем маршировали
"Серебряные" ""Серебряные" - личная охрана наследника престола в Таяне.
"Серебряные", считавшиеся лучшими наездниками Арции, не признали Михая
Годоя и ушли в Эланд" и "Золотые" ""Золотые" - личная охрана короля в
Таяне ", впереди и позади которых шли музыканты с увитыми пестрыми лентами
инструментами, на рысях проходило два или три полка легкой кавалерии и
один полк тяжелой, которым ее отец и братья необычайно гордились. Рослые
всадники на могучих гнедых конях, все в одинаковых медных нагрудниках и
шлемах с пестрыми ястребиными перьями. На плечах офицеров красовались
короткие плащи из рысьих шкур, а простые воины щеголяли в темно-синих
суконных с искусно вышитыми таянскими гербами. Илана с детства привыкла
восхищаться этим зрелищем, сожалея лишь о том, что было оно слишком
коротким. Все прохождение занимало не более трех четвертей оры, теперь же
войска шли третью ору кряду. Первые воины уже наверняка миновали Козий
лог, а конца войску все еще не было видно. Сейчас через площадь двигались
гоблинские полки, и Ланка, как и все геланцы, была поражена их
многочисленностью. Таянскую столицу словно бы затопила бурая река. Гоблины
маршировали тысячами по двадцать в ряд. Их чужие лица обитателям Гелани
казались совершенно одинаковыми (так же как и одежды из грубо выделанных
воловьих шкур, на которые были нашиты металлические пластины), отчего
людям становилось жутко. Даже Илане, привыкшей к Уррику, было не по себе.
Она поискала глазами любовника и сразу же обнаружила его, застывшего за
спиной регента.
Уррик, как и прочие гоблинские офицеры, одевался подчеркнуто скромно.
Все попытки Михая разодеть свою личную охрану в яркие роскошные одежды
натыкались на непоколебимое "нет". Единственной роскошью, которую себе
позволили гоблины, были легкие атэвские нагрудники и атэвские же кривые
ятаганы, почти такие же по форме, как и те, что делали сами гоблины, но
гораздо лучшего качества. Не удалось Годою и посадить своих охранников на
коней. Те наотрез отказались, заявив, что мужчины должны ходить пешком и
что лошади пригодны лишь для слабосильных людей, а также для трусов и
вырожденцев, живущих в южной части Большого Корбута, которые, используя
этих никчемных и уродливых тварей, рискуют навлечь на себя гнев Истинных
Созидателей. Впрочем, знающие люди не сомневались, что гоблинская пехота
выдержит натиск любой кавалерии и во многом именно благодаря ненависти,
которую горцы питали к лошадям.
Ланка уже устала смотреть на одинаковые головы в одинаковых кожаных
шлемах, и ее мысли заскользили по проторенной дорожке. Разумеется,
принцессу занимал Рене Аррой. Чем больше она узнавала своего мужа, чем
больше осваивала с Урриком науку любви, тем сильнее мечтала о седом
эландце. Убеждение Ланки в том, что их ссора была нелепой ошибкой, на
которую ее толкнул гнусный, хоть и весьма дальновидный господин Бо,
окрепло окончательно и бесповоротно. Илана не сомневалась, что еще можно
все исправить и судьба рано или поздно предоставит ей такую возможность. К
сожалению, Уррик, которому она верила как самой себе, уходил вместе с
Годоем. В этом не было никакого злого умысла - просто говорящий
по-арцийски молодой офицер был нужен регенту для облегчения общения со
своими соплеменниками. Уррик уходил, а вот бледные советники - нет, так
что супруга регента, хоть и была объявлена в отсутствие такового
местоблюстительницей трона, прекрасно понимала, что всем заправлять будет
не она, а господин Улло. Кстати говоря, казалось непостижимым, почему
бледные оставались в Таяне именно тогда, когда их помощь Годою была куда
как необходима. Не собирался же регент схватиться с Рене, отказавшись от
магии?! И это после того, как адмирал дважды оставил его в дураках! Илана
не сомневалась, что объяснение существует и что она должна его найти.
2229 год от В. И. 12-й день месяца Агнца.
Запретные земли
Это было бескрайнее море золотистой прошлогодней травы, сквозь
которую уверенно пробивался ясно-зеленый молодой подшерсток. Тут и там на
золотом с прозеленью фоне алели, белели, лиловели первоцветки, над
которыми кружили первые пчелы. Радостный, весенний мир ничем не напоминал
ни то, как расписывали Запретные земли (они же Ларги) людские предания, ни
гоблинские представления о Равнинах Смерти.
Криза и Рамиэрль быстро шли на восток. Эльф ЗНАЛ дорогу так, словно
бы тысячу раз уже проходил ей, и не важно, было ли тому причиной черное
кольцо на его руке или еще что-то. Криза держалась молодцом. Она тащила на
себе столько, словно была не девушкой, пусть и варварского племени, а
вьючным мулом, и при этом без умолку болтала. За месяцы, проведенные в
дороге, Рамиэрль и орка не встретили ничего сверхъестественного. Это был
обычный зимний поход в горах. Трудный, конечно, но по-своему даже скучный.
Бесконечные подъемы и спуски, выбор самой удобной дороги, охота, поиски
места для ночлега - вот и все.
Рамиэрль узнал, что в горах быстрее и удобнее ходить по верху
гребней. Даже делая на первый взгляд огромный крюк, ты приходишь к цели
гораздо быстрее и куда менее уставшим, чем если бы ломился напрямик,
спускаясь в долины и карабкаясь на кручи. Криза не просто хорошо знала
горы - она их чувствовала, поэтому ни лавины, ни метель ни разу не застали
их врасплох. От Рамиэрля требовалось одно - указывать, в каком направлении
нужно продвигаться, а остальное орка брала на себя. Дичиться она перестала
очень быстро и столь же быстро принялась овладевать арцийским. Рамиэрль от
своей попутчицы не отставал, и его успехи повергли бы в ужас Эанке, для
которой гоблины были существами, отличающимися от крыс лишь размером и
степенью опасности. Что до ее брата, то он скорее бы согласился провести
остаток жизни в окружении гоблинов, нежели месяц наедине с
красавицей-сестрой.
Разумеется, либр не был бы самим собой, не расспрашивай он свою
попутчицу о местных поверьях и преданьях и гоблинском житье-бытье. Криза
отвечала охотно и с подробностями. Ко всему у девчонки оказался красивый
сильный голос, и она с удовольствием пела старые песни и баллады,
некоторые из них показались Рамиэрлю весьма красивыми. Разумеется, бард
принялся их переводить, благо время было - иногда им по несколько дней
приходилось пережидать бураны или прятаться в скалах, ожидая, что нависшая
над дорогой снежная громада сползет вниз, сделав проход на какое-то время
безопасным.
К счастью, Последние горы в том месте, в котором они шли, были не
слишком высоки. Это было царство поросших густым лесом горных цепей,
разделенных долинами. Некогда острые вершины были сглажены минувшими
тысячелетиями, летом здесь, видимо, царствовали травы и странные белые,
словно вырезанные из бархата цветы, про которые особенно любили петь
гоблины, называя их Слезами Инты "Слезы Инты - гоблинское название
эдельвейсов, по преданию выросших из слез Инты, смертной возлюбленной сына
Омма, скрывавшейся вместе с детьми в Последних горах".
В целом же путешествие вышло не слишком обременительным, и не будь
поставлено на карту столь многое, Рамиэрль, несомненно, получил бы от него
удовольствие. Теперь же эльфа одолевали неприятные мысли, особенно
невыносимые по ночам, когда уставшая Криза крепко спала, а Роман, которому
для восстановления сил требовалось намного меньше времени, ору за орой
вглядывался в темное небо, усыпанное огромными, как это бывает в горах,
звездами. Казалось, они забрели в места, где отродясь не было никакой
магии. След Уанна тоже не ощущался. Рамиэрль пытался искать мага-одиночку
и посредством волшбы, и выглядывая вещественные следы того, что кто-то шел
впереди. Напрасно. Уанн как в воду канул. Это могло означать одно из двух
- либо тот воспользовался какими-то иными путями, о существовании которых
Рамиэрль и не догадывался, либо же Уанн погиб и именно его смерть он и
почувствовал в доме Рэннока.
Рамиэрль так и не смог понять, кого же он потерял - отца, дядю, Рене,
Герику, Уанна... Все они были ему дороги, любой из них мог в смертный час
вспомнить о нем и обладал достаточной силой, чтобы послать Последний зов.
Ум услужливо подсказывал, что столь остро может быть воспринята лишь самая
страшная потеря, но Роман гнал прочь мысль о смерти отца. Нет, не потому,
что был готов выкупить его жизнь ценой другой, кроме, разумеется,
собственной. Просто, пока он не знал, КТО, они все оставались живы. В его
памяти, в его мыслях.
Наступало утро, Криза протирала глаза, потягиваясь, как горная рысь,
весело бежала умываться, разводила огонь... Орка свято придерживалась
обычая своего народа, согласно которому мужчина, если рядом женщина, не
должен унижать себя приготовлением пищи. Каким-то образом девчонка
умудрялась создавать на походном костерке кушанья, достойные королевского
стола. Затем они пускались в путь и шли до самого вечера.
К концу месяца Сирены эльф с оркой почти миновали горную цепь,
тянувшуюся параллельно Большому Корбуту, но более низкую и пологую, и
оказались в окруженной горами равнине, похожей на дно высохшего озера.
Снега в ней не было, и Романа поразила странная трава, серебристо-седая и
шелковистая, как волосы пожилой женщины. Дул легкий ветер, и по равнине
перекатывались серебряные волны. Душу эльфа невольно охватила странная
тоска, горькая и светлая, как последние слезы, когда потеря уже оплакана и
наступает облегчение. Рамиэрль нагнулся и коснулся чуткими пальцами
гитариста шелковистых травинок, казавшихся странно живыми.
- Здесь вся беда и проходила. Так давно-давно, - голосок Кризы вызвал
барда из задумчивости.
- Беда? - повторил Роман. - Какая беда?
- Старая беда, - шепотом пояснила Криза, - это Седое поле. Здесь они
ходили биться. Созидатели и те, кто пришел. Они все погибшие, а трава
стала седая от горе. Это Подзвездное плакало о тех, кто его создавать.
Новые не хотели, чтобы другие видели плач земля, и запретили сюда ходить.
Мы тоже были трусливыми, мы боялись за дети и уходили за горы.
- Но вы не забыли, хоть вам и было приказано забыть, - откликнулся
Рамиэрль, - не суди своих предков слишком строго.
- Я не сужу, - вздохнула Криза. - Но я хотела, чтобы это лучше была
грустная сказка. А она стыдная. Тут должна быть еще колодец, из которого
текут слезы всегда. Пойдем искать.
Они искали колодец до ночи, но не нашли ничего. Только шепчущую о
чем-то седую траву. Лишь на закате над долиной проплыла стая странных
белых птиц. Они летели клином и кричали мелодично и жалобно.
- Я тоже знаю про них. Это Белые Птицы, души тех, кто погибал на этом
поле. Они вечно летать здесь и вечно звать.
Рамиэрль промолчал. Даже если эти птицы были просто птицами, не
стоило разрушать очарование легенды, самой красивой и страшной из
рассказанных Кризой. Сам не зная почему, эльф взял с собой прядку седой
травы, спрятав туда же, где хранился пучок иммортелей с могилы Мариты.
Криза с удивлением посмотрела на своего попутчика, подумала и сделала то
же самое:
- Я принесу это для дедушки, - с гордостью сказала она, - а то даже
он не ходить здесь. Теперь я могу сказать, что все так рассказывают. Кроме
колодца, - честно добавила она.
Они не стали разбивать лагерь на Седом поле, а вернулись в горы.
Больше ничего примечательного ни в этот день, ни в следующие не произошло.
Дорога становилась все более пологой, ели и лиственницы сменили сначала
светлые буки, затем заросли цветущего орешника, и, наконец, путники вышли
к настоящему травяному океану.
Рамиэрля продолжало властно гнать на восток. Криза радостно шагала
рядом с ним, несмотря на тяжелую ношу, умудряясь собирать невиданные
степные цветы, на коротких привалах украшая себя венками. Девушка всегда
остается девушкой, даже если принадлежит к племени гоблинов. Как бы то ни
было, реку первой заметила именно орка. И река эта была огромной. Они
вышли на крутой берег и замерли, любуясь на плавное, величавое течение.
Даже Гана в сравнении с этой равнинной красавицей казалась жалким
ручейком. Дальний берег мог рассмотреть разве что эльф или гоблин, а для
человека он сливался с небом и неторопливыми волнами.
Видимо, в этих краях паводков не бывало вовсе или же они прошли
тогда, когда путники еще шли через горы, река же была чистой, прозрачной и
спокойной. Эльф легко спустился к воде и опустил в нее руку. Вода была
холодной, но не настолько, чтоб это было невыносимым. Кое-где берег порос
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг