- Друзья, наше освобождение зависит от нас самих. Сейчас важно
захватить жизненные центры Подземного города: продовольствие, одежду,
управление машинами... Рано торжествовать, но нет причин впадать в
уныние... Этот верхний горизонт они затопить не могут - он находится выше
уровня моря! Мы выставим посты у ствола, будем патрулировать весь горизонт
посменно, чтобы люди отдыхали по очереди. А тем временем будем искать пути
- сначала в административный центр, потом - на волю.
- Уррра! Да здравствует наш командир! Смерть фашистам!
Эти крики заглушили шум воды, бешено ворвавшейся в нижний горизонт.
Находка на дне
Гарри узнал узкий туннель, пробитый в породе, хоть он и был теперь
затоплен.
Гарри проходил здесь с партией заключенных, когда их привезли в
Подземный город, и еще раз - перед бегством.
- Гарри! - послышалось в наушниках. - Как у вас дела?
В кабине "Светолета" раздался громкий голос негра:
- Мне не терпится. Лев Леонидович. Я здесь уже был. Тут недалеко до
нашей камеры... Но тогда здесь воды не было. Неужели камера тоже затоплена?
Гарри торопливо направился в глубь коридора, но вскоре путь ему
преградил обвал. Дальше можно было пробраться лишь через щель под
потолком. Гарри решил рискнуть: поднявшись по обломкам, он полез в
отверстие.
Снова послышался голос Солнцева:
- Гарри, отчего вы так дышите? Что случилось?
- Проклятая щель! - ответил Гарри. - Как бы не застрять...
Затем в "Светолете" услышали сопение, щелчки - и репродуктор умолк.
Сколько Солнцев ни окликал Гарри, ответа не было.
- Дело серьезное, - тревожно сказал Солнцев. - Помогите-ка мне надеть
скафандр!
На этот раз никто не оспаривал права командира рисковать собой.
Проверив работу звукоаппаратуры, Лев сунул в кобуру гидравлический
пистолет и покинул "Светолет". Надя и Рыбников прильнули к окну в рубке
"Светолета" и с тревогой следили за удалявшимся Солнцевым...
Он пришел на помощь вовремя. Пролезая в щель, Гарри случайно зажал
клапан, регулирующий выход воздуха, а газосмешивающий аппарат продолжал
по-прежнему подавать воздух. Водонепроницаемая ткань раздулась, и Гарри
очутился как бы внутри воздушного шара, перетянутого посредине кромкой
щели. Ультразвуковая установка была зажата воздухом, поэтому Гарри не мог
позвать на помощь.
Потянув Гарри за ноги, Солнцев убедился, что тот крепко зажат в щели.
Очевидно, костюм по ту сторону щели также превратился в шар. Что
предпринять?
Солнцев отстукал по свинцовой подошве Гарри кодом Морзе: "Сейчас выручу.
Меньше двигайтесь. Глубже дышите".
Гарри задвигал левой ногой. Солнцев понял, что передала принята. Он
поспешил на "Светолет", взял с собой бронированный шланг и снова вернулся.
Надя нажала кнопку, газ пошел в шланг. Под напором мощной струи газа
была в несколько минут размыта щель, в которой застрял Гарри. Солнцев
подсунул руку и открыл клапан на его груди; скафандр стал быстро худеть.
Свинцовые подошвы потянули вниз. Вскоре Гарри принял вертикальное
положение.
Через несколько минут он, ухмыляясь, махал рукой из рубки "Светолета"
Солнцеву, оставшемуся в воде. Солнцев ответил таким же приветствием и
передал:
- Отправляюсь на подводную лодку. По-видимому, она служила подъемником
от входа на поверхность моря.
Солнцев плавно, будто в замедленной кинопроекции, взлетел на палубу и
скрылся в одном из люков.
Спустя несколько минут, проникнув через отверстие в развороченной
переборке, он очутился в каюте, открытой со стороны моря, так как борт в
этом месте был сорван. В каюте среди поломанной мебели стайками плавали
рыбы, а посредине лежал опрокинутый сейф. Дверь его силой взрыва была
отброшена к стене.
Солнцев нагнулся к сейфу и стал перебирать папки в книги. В руках у
него оказался большой мешок, по-видимому, из резины. Лев покинул каюту,
выпрыгнул из пробоины прямо на дно фиорда и через несколько минут
присоединился к друзьям. Все принялись освобождать его от неуклюжего
скафандра.
- На дверях этой каюты, - рассказывал Солнцев, - табличка: "Ферботен" -
вход воспрещается. Так сказать, секретная часть. Должно быть, именно на
этом подводном судне хранились наиболее важные документы, относящиеся к
Подземному городу. На всякий случай. Ведь подводная лодка могла удрать
отсюда незаметно... А теперь посмотрите, что написано на этом чехле:
"Гехаймгальтен" - держать в секрете. По-моему, здесь должно быть самое
интересное из того, что хранилось в сейфе.
В мешке оказался портфель из желтой свиной кожи. В портфеле были
какие-то документы, чертежи, целое отделение занимала большая книга в
кожаном переплете, на котором было оттиснуто золотом:
"Корабельный журнал китобойного судна "Надежда" И.Г. Протасова и
сыновей.
Холмогоры".
- Вот это здорово! - воскликнул Рыбников. - Как он сюда попал?
Солнцев перелистал журнал, потом отложил в сторону.
- Это очень интересно. Но этим нам придется заняться позже. Сейчас у
нас более срочные дела.
- Лев, погляди, - позвала Надя, рассматривавшая какой-то альбом. -
Здесь какие-то чертежи. Уж не план ли это Подземного города?.. Вот разрез
шахт...
А это похоже на схему подводного входа. Не этого ли самого?
Все склонились над альбомом. Солнцев сказал:
- Все это прекрасно, но проникнуть в Подземный город отсюда мы не можем.
Туннель взорван, затоплен... Это, без сомнения, свидетельствует о
каком-то кризисе в Подземном городе. Каменный хребет, поднимающийся с
морского дна на несколько километров, скрывает волнующую тайну. Ведь
внутри его, может быть, идет борьба... Одни добывают себе свободу, другие
пытаются сохранить захваченное богатство. А мы не можем проникнуть туда,
чтобы помочь одним и помешать другим. Поищем вход под землю с поверхности
острова.
"Светолет" медленно развернулся, вышел в море и поднялся под ледяной
покров.
Солнцев повел машину подо льдом до первого окна на поверхность.
Надя подала Солнцеву две бумажки. На одной из них был напечатан
немецкий текст. Он прочел его по-русски:
"Доношу, что сего числа во время подводных поисков водолазом Гансом
Брауде на дне фиорда был обнаружен остов деревянного судна, сильно
пострадавшего от времени и морских течений. Водолаз Ганс Брауде подверг
означенные остатки тщательному осмотру и в каюте обнаружил человеческие
череп и кости. Прилагаемый при сем корабельный журнал находился в
просмоленном брезентовом мешке, найденном в бочонке, плававшем под
потолком каюты.
20 августа 1940 г.
Командир особой группы подводной службы капитан Вальтер Крайншток".
- Вот оно что! - протянул Рыбников. - Вот как попал к гитлеровцам
журнал "Надежды"... Но как забралась сюда "Надежда"? Когда это было?
- Однако мы можем узнать, вероятно, не только это, - сказал Солнцев и
взял в руки другой листок. - Вот еще документ, написанный по-английски.
Какое-то "Общество дальних исследований" предписывает коменданту
Подземного города господину Конноли во что бы то ни стало отыскать вход в
какую-то подземную долину, изобилующую, как тут сказано, полезными
ископаемыми.
- Любопытная история! - воскликнул Иринин. - Сначала гитлеровцы,
очевидно, искали здесь место для базы, а наткнулись на редкие ископаемые и
основали Подземный город... А там, видно, услышали эскимосскую легенду о
подземных долинах, где скрыты несметные богатства. Сами, конечно, ничего
не нашли.
Теперь же этой жаждой поисков легендарных сокровищ заразились монийские
авантюристы.
- А вы знаете, товарищи, - вмешался Рыбников, - что у немцев в первую
мировую войну база подводных лодок была тут на одном из островов, и никто
об этом не догадывался! Топили русские и английские корабли у Нордкапа, а
откуда приходили, куда девались подводные лодки - неизвестно!
- Во вторую мировую войну гитлеровцы не могли воспользоваться этой
базой, - заметил Солнцев. - Ну, в добрый час, перейдем на сушу!
Эскимосы едут на стойбища предков
- Ньга, ньга, иннуэнги-мачуга! Белое-белое всюду сверкает - это снег,
матушка-снег... Добрые сани, собаки здоровы... Я мчусь по снегу, и легок
мой путь... О-гой, человек я, со всеми я в дружбе, и я принадлежу самому
себе.
Никто не может продать меня или купить, а старшему хозяину я исправно
отдаю рыбьи головы и пупки. О, гой-ой, гой, солнышко светит, но не
ссорится с матушкой-снегом. Дорога твердая, полозья поют веселую песню, а
я тоже мастер песни петь. Я пою громко, громче ветра, и песнь моя летит
быстрее крылатого ману. А мой вожак Нумка еще быстрее песни. У него ноги
сухие и крепкие, хвост пушистый и теплый. В него вселился дух Горенги,
мудрейшего из предков, и среди собак он самый мудрый. В бурю он всегда
найдет верную дорогу и никогда не ступит на неверный лед. Я
Хомеунги-Умка-Наяньги, глава племени медведей-воинов, я никого не боюсь -
матушка-снег, батюшка-солнце честно мне служат.
Увлекаемые рослыми псами, запряженными попарно цугом, сани
перескакивали через бугры, пролетали над провалами. А
Хомеунги-Умка-Наяньги, вождь племени медведей-воинов, тянул на одной ноте
свою бесконечную, только что родившуюся песню. Из-под саней убегала назад
дорога. Это было уже прошлое. Впереди еще не было дороги. Там - будущее...
За первой упряжкой восемь собак волокли супрягу из двух саней, на
которые положен был килем вверх длинный кожаный каяк. Внутри каяка спали
дети вождя.
Старшая жена Пальчи-Нокья оседлала каяк и длинным бичом погоняла
упряжку.
Младшая жена Ченьги-Ченьги, здоровая, как медведь, подталкивала каяк
сзади, грудью упираясь в его корму. Она хитрая: под уклон устраивается на
концах полозьев и отдыхает.
- Ээхэоу, ньга-ньга, чох-чох!
Ее звонкому голосу вторят сотни голосов пустыни, носятся над караваном,
забегают вперед, сплетаются... Эта женщина - Сарчхью, нечистая сила! Как
горят ее щеки! Ярче зари. А глаза синие, как небо! Таких глаз у эскимосов
не бывает. За спиной у нее, в капюшоне, четверо щенят. Там им тепло.
Хомеунги-Наяньги дорого бы дал, чтобы вместо щенят у Ченьги-Ченьги за
спиной были дети. Третью зиму они женаты, а детей все нет... Четверо,
спящих в каяке, принадлежат Пальчи-Нокья. Вот почему старуха так горда.
Впереди сверкает гладкая полоса нетронутого снега, окаймленная
невысокими холмами. Хомеунги знает: то скованная река приглашает их в
попутчики. Она бежит к югу подо льдом, эскимосы поедут по льду реки, вдоль
этих уходящих в небо отвесных ледяных гор.
- Аля-ля-ля! Ээхэоу, ньга-ньга, чох-чох!
Хомеунги-Умка-Наяньги погоняет своих собак. Ведь стыдно будет, если
женщины обгонят сани вождя.
Быстро бегут собаки. А сзади, из-за холмов, вылетают упряжка за
упряжкой.
Хорошо едут... Вождь трясет правой рукой, втягивает ее внутрь мехового
совика, шарит у себя за пазухой... Вот он подносит к лицу бога своего
чума, доброго бога рода Наяньги, Амагрпья-Азигна. Бог этот грубо выпилен
из моржового бивня длиною в ладонь. Глаза, нос и рот еле намечены. Уши
отсутствуют. Это для того, чтобы он не услышал, если кто выругается...
- Спасибо тебе, бог моего рода, - говорит Хомеунги, - за то, что
помогаешь в пути. Нынче ты хороший бог. Когда я убью зверя, ты получишь
вкусное угощение: я вымажу тебе губы свежим салом и - горячей кровью. А
теперь полезай на свое место и смотри, старайся, чтобы вместо угощенья не
пришлось тебя наказывать.
Погладив по голове своего бога, Хомеунги водворяет его на прежнее
место. Там ему тепло, поэтому он добрый.
Собаки с разгона взлетели на бугор. Упряжка перемахнула уже через
хребет, сани стали дыбом, и Хомеунги с трудом удержался в них. Вдруг снег
осел, сани уткнулись во что-то твердое, а из-под снега выкатился белый
шар, распрямился, вытянулся и поскакал в сторону. Собаки залаяли,
завизжали и кинулись за ним. Однако сани не двинулись с места, и собаки,
запутавшись в ремнях упряжки, стали грызть друг друга.
Хомеунги пустил в ход бич. Шерсть летела клочьями, собаки выли и
скулили, а сани стояли на месте.
Белый медведь уже пришел в себя, стал на задние лапы, передними затряс,
выражая свое возмущение, потом защелкал клыками и зарычал. Хомеунги достал
лук, положил на тетиву длинную толстую стрелу и поклонился медведю.
- О мой почтенный старший брат! Прости, что я потревожил твой сон.
Собаки во всем виноваты. Но теперь ты пожалуешься старшему хозяину, и он
меня строго покарает. Чтобы этого не случилось, я отправлю тебя в Долину
счастливой охоты. Еще раз прошу - не сердись..
Жужжа как гигантская оса, стрела вонзилась в левую подмышку медведя;
наконечник ее вышел из спины под лопаткой. Смертельно раненый зверь
взмахнул лапами, закружился на месте, захрипел и свалился. Из горла струёй
хлынула кровь.
Счастливый охотник подставил кружку и до дна выпил липкую дымящуюся
соленую жидкость. Он извлек своего бога и обмакнул его голову в кровь.
- Служи мне честно, и ты никогда не будешь в обиде.
Подъезжали сани за санями, и все получали красный напиток, дающий силу
и тепло, изгоняющий цингу. Великий шаман Симху-Упач приступил к свежеванию
почтенного старшего брата.
Сани образовали полукруг на берегу. Ловко орудуя длинными ножами,
мужчины нарезали из снега кирпичи. Женщины осторожно переносили этот
хрупкий строительный материал на место будущего иглу. Хомеунги пробил в
речном льду лунку и начали класть первый круг в основание нового дома.
Сразу с четырех сторон мужчины принялись возводить круглую стену. Женщины
поливали водой из лунки, - снег превращался в лед.
Менее чем через час прекрасный иглу - дом для всего племени - был готов.
Хорошо, что батюшка-солнце еще дружит с матушкой-снегом!
Утрамбовали ногами снег, покрыли его оленьими шкурами. Посредине из
железного листа сделали очаг и разожгли на нем куски тюленьего жира. Все
племя разместилось вокруг огня: в первом ряду - детишки, которых раздели
догола; во втором ряду - мужчины-охотники, добытчики; в третьем -
женщины-хозяйки, кормилицы, а старики и старухи, уже не годные ни к какому
труду, примостились у самой стены.
Великий шаман Симху-Упач, бормоча заклинания, наполнил большой
закопченный котел медвежатиной и повесил его над огнем. Приятный запах
жарящегося мяса разлился по иглу. Доведя свою паству до исступления,
Симху-Упач стал раздавать сырое мясо. Мозг, язык и сердце он отдал вождю,
почтительно промолвив при этом:
- Пусть мудрость, храбрость и красноречие старшего брата вселятся в
тебя, великий Хомеунги.
Затем, по старшинству, получили мясо охотники, потом - подростки и
малыши, после них - женщины. Старикам и старухам достались кости, из
которых они тщетно пытались высосать мозг.
Острые ножи мелькали у самого носа трапезовавших, отделяя снизу вверх,
ломоть за ломтем, захваченное зубами мясо. А снаружи доносился лай и визг
собак, оспаривавших друг у друга наиболее лакомые части потрохов.
Не прошло и пяти минут, как от медведя ничего, кроме шкуры, не
осталось. В руках шамана белел огромный, полнозубый, с потрескавшимися
клыками череп.
Служитель культа, выполняя требования ритуала, тщательно обрабатывал
его ножом.
В полумраке иглу пятьдесят пар глаз, не мигая, уставились на котел.
Хомеунги то и дело подбрасывал в огонь куски тюленьего жира. Уже
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг