Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
новое полагается доказывать.
   Яккерт кончил грустно: самоубийство. Покончил с собой, когда на него
ополчились молодые ученые. Человек, не признанный современниками,
естественно, надеется на будущее поколение. Но молодежь отнюдь не всегда
прогрессивна (ведь и Гитлер и Мао опирались на молодежь). В ту пору было
модно обвинять науку во всех бедах, порочить разум, логику, причинность,
закономерность, превозносить интуицию, подсознательное, случайное,
неопределенное. Яккерт строил логические конструкции, его объявили
старомодным. "Старомодный борец за ненужное!"
   И он ушел из жизни, когда доказательный опыт уже начали делать...
супруги Иовановичи: Никола и Лакшми - югослав и индуска.
   Этап 5, Доказательный опыт.
   В сущности, опыт предложил еще Яккерт. Но он был физик, теоретик,
философ, полемист. А для эксперимента требовался талантливый
экспериментатор.
   В XX веке, ослепленном индустриальной мощью, казалось... и писалось
повсеместно, что и наука стала индустрией. Только сверхмощные телескопы,
ЭВМ, синхрофазотроны размером с Колизей способны делать открытия.
   На самом деле, воюют не только числом, но и уменьем. Гигантские
синхрофазотроны - величественный памятник человеческого неуменья. Можно
построить радиотелескоп площадью с Ладожское озеро, это будет впечатлять и
потрясать. Но лучше поставить два скромных телескопа - один под Москвой,
другой в Австралии - и сравнивать их показания. Шуму меньше, толку больше.
   Никола был человек с талантливыми пальцами, мастер тонкого
приборостроения.
   А Лакшми - его жена - восточная женщина с талантом долготерпения. Шесть
лет... целых шесть лет они потратили на опыт. А в опыте том в щель между
положительными зарядами пропускался поток мезонов. Заряды должны быть
максимальными, щель минимальной - в миллионную долю миллиметра. Для заряда
брался эка-экарадий, элемент © 184, теоретически предсказанный, слишком
громоздкий, чтобы удержать оболочку. И добывался он из морской воды, где
есть все элементы. Надо было ее выпаривать, из солей выделять соли бария,
от бария отделять радий, от радия - экарадий, от него - эка-эка... И потом
наносить крупинки на идеально прямые проволочки и помещать их в идеально
пустой вакуум...
   Четыре года Иовановичи выпаривали, отделяли, наносили, откачивали,
выпрямляли и мастерили хитроумные приборы, манипулирующие под микроскопом.
   И однажды, на четвертом году, увидели в своем подвале вишнево-красное
свечение. Доказательство пока еще косвенное. Мезоны теряли в щели часть
массы, и она превращалась в красные лучи.
   А еще через два года Иовановичи выложили на стол ленты фотозаписи.
Точки можно было пересчитать. Действительно, распад мезонов ускорялся,
ускорялось время.
   И мир был убежден. В XX веке наука не верила рассуждениям, ибо
толковать факты можно так и этак. Всерьез принимались расчеты, но и цифры
оспаривались, ведь для расчетов можно выбрать разные формулы. Но опыт
убеждал, опыт Иовановичей мог проверить каждый...
   Этап 6. Россыпь.
   И тогда открытия посыпались как из рога изобилия. После Колумба все
кинулись в Америку, после Рентгена все занялись просвечиванием. После
Иовановичей все, кто мог достать хоть крупицу бенгалия (так был назван
эка-экарадий в честь родины Лакшми), начали опыты с ускорением времени. А
больше всех достал канадский физик Грейвуд, "лорд от сохи".
   Он достал больше всех, потому что в Канаде оказалось больше всего
бенгалия, из канадской урановой руды он добывался легче, чем из морской
воды. Кроме того, Грейвуд ставил больше опытов, в десять раз больше всех,
это он тоже умел.
   Человек чудовищной работоспособности и чудовищного напора. Носорогом
называли его за глаза. Он был фанатиком науки. Фанатики чаще вырастают из
тех, кто в науку пробился с трудом, не на серебряном подносе получил
диплом.
   Четвертый сын канадского лесоруба, не имевшего возможности платить за
обучение сына, Грейвуд добивался из года в год стипендии, побеждал на
конкурсах, потому что работал втрое больше и проходил все предметы за два
года вперед. И, захватив запасы заманчивого бенгалия (тоже потребовался
напор носорога), ставил опыты быстрее всех и щедрее всех. Выжал из
бенгалия и из рамки Иовановичей все, что можно было выжать. И немало. Ведь
рамка Иовановичей не только ускоряла время, рамка прежде всего была
универсальным уменьшителем массы, а с уменьшением массы связаны химические
реакции, и ядерные реакции и управление силой тяжести. А кроме того,
отщепленная масса превращается в лучи: радио, инфракрасные, световые,
ультрафиолетовые, рентгеновы, гамма - в любые волны по заказу. У Грейвуда
работала целая фабрика опытов, круглосуточно, в три смены. Он один снабжал
опытными данными несколько научных городков.
   Он был неутомим и безжалостен ко всем сотрудникам и к себе. С
даровитыми был нежен, а неумелых и недаровитых изгонял, не считаясь ни с
чем. И себя безжалостно уволил в отставку, как только старость вывела его
из строя.
   Страничка на этакий характер! А прообразу его - смотрю на книжную полку
- посвящено пятьсот с лишним. Ну что ж, только прочтя те пятьсот, можно
было написать эту одну.
   Этап 7. Теория. Школа.
   Грейвуд - неукротимый трудяга - поставил материал. Теперь надо было его
осмыслить. Требовался талантливый осмыслитель. Эту роль сыграет в моей
книге Кнудсен - глава норвежской школы темпорологов.
   Разрабатывала месторождение открытий богатая индустриальная страна
(Америка на канадской руде), а обдумывать могла и маленькая. Школа
создалась в Норвегии.
   Кнудсен был тугодумом, как ни странно. Для теории важна не быстрота, а
результат. Тугодум Кнудсен обожал споры, хотя ему трудно было спорить,
лучшие доводы приходили ему в голову на следующий день. И обладал
удивительным для главы школы вниманием к новым мыслям. "Мы ждем, что вы
нам расскажете интересного", - так он встречал талантливых юнцов,
математических вундеркиндов. И с ними, с мальчишками, строил он теорию
темпорологии, выводил формулы линейного времени, квадратного, объемного,
многомерного, полосатого, пятнистого, крапчатого... Насчет крапчатого
времени - не просто шутка. По-видимому, мы с вами живем в крапчатом
времени, где каждый атом - крапинка, а междуатомное пространство -
криволинейный фон.
   - Мы построили теорию, потому что себя считали самыми глупыми, -
говорил Кнудсен.
   И теория была построена его школой. Начался следующий...
   Этап 8. Окончательная отделка.
   Два героя будут в этом этапе: мастер отделки и мастер окончания, два
брата Кастелья, математики, аргентинцы родом - Мауричо и Яго.
   Светочем был младший - Мауричо, математический гений с младенческих лет.
   Биографы восхищались им и воспевали его, ставили в пример молодежи, и
зря.
   Гением можно восхищаться, подражать ему нельзя. У Мауричо были
гениальные гены; формулы для него были проще, чем слова; он решал
уравнения, как поэты создают стихи. Поэт математики! И решал то, что всех
других ставило в тупик.
   В том было его счастье и несчастье. Он способен был продолжать, когда
другие останавливались в бессилии... и не начал ничего фундаментального.
Честно признавался: "Не люблю блуждать в потемках", то есть начинать на
пустом месте. Искал и предпочитал проблемы, которые могли быстро решиться.
При жизни считался виртуозом науки; а после смерти - Мауричо рано погиб в
автомобильной катастрофе - биографы с трудом объясняли, что именно он
сделал: некие сложные уточнения алгоритма условий дельта-перехода при
взаимодействии трех и более сингулярных темпосистем.
   Яго - старший - был мастером упорядоченности и усидчивости. Пока был
жив Мауричо, Яго работал с младшим братом. Готовил материал для озарений,
излагал озарения последовательно. Вместе они написали шеститомную
"Темпорологию", где 1% вдохновения принадлежал Мауричо, а 99% пота - Яго.
   Оставшись научным вдовцом в 42 года, Яго дописал шеститомник, исключив
из него главы, требующие новых озарений. Дописал. И что делать дальше? По
целине идти трудно, но там каждый шаг - откровение. Во времена Грейвуда
каждый опыт приносил открытие. Яго работал на вспаханной почве. Сам он
открытий делать не мог, другие делали редко, и Яго начал доказывать с
полнейшей искренностью, что после его брата вообще ничего не сделаешь.
   Последние десятилетия жизни провел, пересказывая шеститомник, а также
развенчивая и разоблачая самонадеянных юнцов, воображающих, что они
способны что-то добавить к трудам Мауричо и его - Яго - разъяснениям. А
между тем уже начинался новый этап, даже не этап, а новая ступень
развития, новый виток научной спирали. Назрел переход от теории к
практике, от лаборатории - к индустрии, Этап 9. Индустрия.
   Конечно, он совершится не в Норвегии, не в Канаде, не в Швейцарии, а в
могучей индустриальной стране - я думаю, в Советском Союзе.
   И героем его будет талантливый ученый-организатор, сочетающий глубину и
размах, энциклопедичность и быстроту ума, энергию командира, красноречие
адвоката и прекрасное знание людей, уменье каждому найти место и от
каждого получить максимум. И сверх того: уменье думать о тысяче дел
одновременно.
   Я назвал этого героя Дмитрием Гурьяновым. Не обращайте внимание, что
его фамилия напоминает мою, это чистейшая случайность. Между нами никакого
сходства. Я по склонностям своим - нечто среднее между Аникеевым и Жеромом.
   На таких, как Гурьянов, взираю с почтительным изумлением.
   У Гурьянова был свой прообраз, как у большинства героев этой эпопеи.
   Человека, лично знавшего тот прообраз, я спросил: "Что было главным в
Дмитрии Алексеевиче?"
   И получил ответ:
   "Главным было умение видеть главное. А иначе утонешь в тысяче деталей".
   Вот и мне не утопить бы идею в подробностях.
   Десятый этап - самый живописный, самый фантастический: первое
погружение в быстротекущее время, нечто вроде полета в космос, но
навыворот. Там кандидатов отбирали из летчиков-испытателей, здесь - из
шахтеров, горновых, спелеологов, водолазов, из людей, привыкших к тесноте,
жаре, духоте, давлению, давлению, давлению... В космосе простор и
невесомость, легкость невероятная, здесь неподвижное стояние на стенде на
глазах у наблюдателей. И ты для них становишься все меньше, меньше, все
меньше и как бы суетливее, а они для тебя все громаднее и медлительнее,
этакие увальни неуклюжие, засыпают на ходу.
   Но жизнь в ускоренном времени настолько своеобразна, тут уж одной
биографией не отделаешься. Я посвятил ей целый роман - "Темпоград". Он уже
вышел отдельной книгой. Можно прочесть.
    
 5. СТИЛЬ
 
   Тема найдена, этапы перечислены, герои намечены. Как это написать все?
В каком стиле подать историю фантастического открытия?
   Общеизвестно, никто не оспаривает, что фантастика вышла из сказки.
Вышла и вынесла с собой сказочные темы и сказочных героев. Но стиль
изменила, переняла последние литературные моды.
   В самом деле, не могу же я начать такими словами:
   "В некотором царстве, в некотором государстве жил да был великий маг и
волшебник, который мог ускорять время, взмахивая волшебной палочкой..."
   - Вот ерунда! - скажет читатель. - Бабушкины сказки! - И, хмыкнув,
отложит книгу.
   А если так:
   "В конце октября 1829 года один молодой человек вошел в Пале-Рояль, как
раз когда открываются игорные дома..." (цитируется "Шагреневая кожа").
   Это куда убедительнее! Вошел в игорный дом и проигрался - бывает такое
с молодыми людьми. Забрел от нечего делать в антикварную лавку - есть
такие поблизости. Наткнулся на волшебную шагреневую кожу. Очень может быть
- мало ли там в лавках замечательного старья.
   В наше время дьявол должен быть одет по моде: пиджак, галстук, все, как
полагается. Рогатое, хвостатое, мохнатое чудище без штанов никого
соблазнить не сумеет. Только испугает и тут же попадет в милицию за
появление на улице в непристойном виде.
   Моды меняются, потом стареют. Костюм привычный превращается в
маскарадный.
    
  
  
 Боюсь, что литературный стиль тоже становится откровенным маскарадом со
временем.
   "Около полудня... вдруг налетел смерч и, закружив наш корабль, поднял
его на высоту около трех тысяч стадий... Семь дней и столько же ночей мы
плыли по воздуху, на восьмой же увидели в воздухе какую-то огромную землю,
которая была похожа на сияющий шарообразный остров... А страна эта не что
иное, как святящая вам, живущим внизу, Луна..."
   Это Лукиан Самосатский, античный сатирик. Дан пример стиля фантастики
второго века нашей эры. Не в двадцатом веке так не напишешь. Пародия! У
нас принято писать так:
   "В тусклом свете, отражавшемся от потолка, шкалы приборов казались
галереей портретов. Круглые были лукавы, поперечно-овальные расплывались в
наглом самодовольстве, квадратные застыли в тупой уверенности... В центре
выгнутого пульта выделялся широкий и багряный циферблат. Перед ним в
неудобной позе склонилась девушка..." и т. д.
   Но все понимают же, что это не описание подлинного путешествия. Это
фантастический роман ("Туман ность Андромеды" - в данном случае), а по
форме он подражает реалистическому роману.
   Но можно подражать и не роману, рядиться в одежды отчета о путешествии:
   "...4 мая 1699 года мы снялись с якоря в Бристоле, и наше путешествие
сначала было очень удачным... Не стоит утомлять внимание читателя
подробным описанием приключений в этих морях; достаточно сказать, что при
переходе в Ост-Индию мы были отнесены страшной бурей к северо-западу от
Ван-Дименовой земли. Согласно наблюдениям мы находились на 30° 2' южной
широты..."
   Так писались мемуары о путешествиях в XVIII веке, так написаны, в
подражание мемуарам, "Путешествия Гулливера".
   Не стоит ли и мне писать, подражая научному отчету об открытии,
мемуарам специалистов хотя бы.
   Беру с полки книгу об истории создания атомной бомбы. Л.Гровс, "Теперь
об этом можно рассказать", "...в июне 1940 года был образован Национальный
комитет по оборонным исследованиям (НДРК) под председательством доктора
Ванновара Буша. Комитет по урану вошел в него в качестве одного из
подкомитетов и сыграл важную роль в развитии атомных исследований. Были
заключены договоры с университетами, частными и общественными
организациями.
   К ноябрю 1941 года было заключено 16 договоров на общую сумму 300 тысяч
долларов".
   Ну что ж, попробуем в таком стиле. В июне 1999 года была образована
Национальная ассоциация по разработке проблем управления временем (НАРПУВ)
   под руководством выдающегося ученого, профессора Колумбийского
университета в период с 1978 по 1983 год, в дальнейшем перешедшего... И
так весь роман?
   Сдаюсь. Не могу! Оставим в покое ученых. Разучились они писать в
двадцатом веке. Не попробовать ли литературные биографии? Например, серию
"ЖЗЛ":
   "Предки его были англичанами и попали в Новый Свет не по большой охоте,
а гонимые бурей английской революции. В середине XVII столетия в графстве
Эссекс жил в скромном достатке английский священник, преподобный отец
Лоуренс Вашингтон. Он славил бога своего и любил крепкий эль.
Круглоголовые пуритане, приступившие под водительством О. Кромвеля к
развернутому строительству града господнего на земле... в 1643 году во имя
чистоты идеалов изгнали распутника из прихода..."
   Так, пожалуй, пойдет. Только предки меня смущают. Неужели каждую
псевдобиографию начинать еще и с псевдогенеалогии? Десять биографий -
десять томов - целая библиотека!
   Видимо, десять биографий надо свести в одну повесть.
   Каждая глава - биография. И главы эти будут похожи не на том "ЖЗЛ", а
на юбилейную статью в популярном журнале.
   Скажем, про Аникеева я начну так:
   "Этот человек жил в двух эпохах сразу: мысленно - в третьем
тысячелетии, а физически - в начале XX века, в царской России, в небольшом

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг