все другие, он шел спокойно сзади.
Берег сравнительно круто спускался в воду, но машина и здесь не
сплоховала.
Она чуть притормозила и мягко съехала к воде, увлекая за собой крупную
гальку. И вот уже гусеницы шлепают по воде, струи набегают на ступицы...
Не заглохнет ли мотор? Нет, ребристый вал уже покрыт водой, лопатки
взбивают пену. Машина погружается постепенно, словно робкий купальщик, -
по колени, по пояс, по грудь. С полминуты она режет колыхающиеся волны
острым носом; глубже, глубже, нос в воде, волны переплескивают через него.
Тонут решетчатые рамы, продольные и поперечные плоскости. Некоторое время
еще скользит над водой антенна, как перископ подводной лодки. Неспокойное
море стирает треугольный след.
Что там происходит сейчас под этой блестящей колыхающейся крышей? Как
бы хотелось видеть...
Сысоев потянул меня за рукав:
- Пойдемте скорее в кабину. Надо занять места.
- В какую кабину? Ведь машина уже на дне.
6
Сысоев открыл обыкновенную дверь, обитую кожей по войлоку. Я переступил
порог... и оказался "под водой".
В комнате было несколько светящихся экранов - самый большой на передней
стенке, два поменьше у самого пола, по одному на потолке и на задней
стенке и два продолговатых сбоку. Окна были завешены, свет исходил только
от экранов, а на экранах виднелся подводный мир. По центральному,
большому, плыли навстречу темные силуэты подводных скал. Появившись
впереди, скалы перемещались на боковые экраны, потом на задний. Нижние,
небольшие, экранчики показывали дно; там мелькали перламутровые створки
мертвых раковин и извилистые следы живых, распластывались мохнатые
пятилучевые звезды, боком пробегали мелкие крабы. Изображения были цветные
и очень отчетливые, так что иллюзия путешествия получалась полной, как в
панорамном кино. Казалось, что ты действительно сидишь в подводной машине
и смотришь в окна. Зрители хватались за кресла, когда машина резко
накренялась, и только потом замечали, что пол под ногами неподвижен.
Над большим экраном висело табло, на нем сменялись светящиеся цифры:
время, направление движения по азимуту, глубина в метрах, скорость,
километраж по спидометру. Машина отошла уже на километр от берега и
погрузилась на шестнадцать метров. Опасная полоса прибоя осталась позади.
Пожалуй, хорошо, что старт запоздал. Туман успел рассеяться. Солнце
пронизывало воду, и экраны светились радостным золотистым светом.
Подводный мир предстал перед людьми во всей своей красочности. В
золотисто-зеленой воде развевались зеленые листья морской капусты и другие
водоросли, похожие на бурый мох и на красный папоротник. Сменялись,
подобные астрам, белые, розовые и кремовые актинии, приросшие к раковинам
раков-отшельников, и морские лилии с пятью лепестками вокруг жадного рта.
В этом мире цветы были хищными животными, вместо пташек пестрые рыбки
порхали в невесомых лесах, не мошкара, а рачки плясали в лучах света. И
все это было так близко, в каких-нибудь двадцати метрах под однообразной
поверхностью океана.
Глаза не успевали все охватить, все заметить. "Смотрите сюда,
смотрите!" - слышалось то и дело. Вот пронесся толчками маленький кальмар
- живая ракета, изобретенная природой. Выталкивая воду, кальмары
вытягивают щупальца в струнку, а исчерпав инерцию, сжимаются комком. А вот
оранжево-красная офиура, словно пять змеек, сросшихся головами.
Машина спускалась по затопленному склону вулкана. Обвалившиеся скалы
лежали в хаотическом беспорядке, расщелины между ними занесло песком, бока
скал густо обросли сидячими морскими животными - губками, мшанками,
актиниями, устрицами, уточками... "Зверюшки" были неподвижны, а гигантские
водоросли, как щупальца, хватались за гусеницы, наворачивались на вал,
будто старались задержать, опутать, задушить непрошеного пришельца из
чужого надводного мира. Но на машине имелись специальные ножницы. Они
раскрывались ежеминутно и состригали зеленые путы.
Безжалостно давя хрупкие раковины и губки, машина переваливала через
каменистые гребни; замедляя ход, съезжала по наклонным плитам; прибавляя
скорость, всплывала, чтобы преодолеть барьер или расщелину. Она
прокладывала путь с такой уверенностью, будто за рулем сидел опытный
водитель, много лет проработавший на подводных трассах. И зрители после
каждого ловкого броска невольно начинали аплодировать. Кому? Конечно,
сегодняшнему имениннику - Ходорову, конструктору этой смышленой машины.
А именинник между тем стоял у самого экрана, небрежно прислонившись к
стене и скрестив руки на груди, как капитан Немо. Поза его должна была
выражать бесстрастное хладнокровие, но хладнокровия не получалось. Брови,
губы, веки, лоб выдавали волнение изобретателя. Мысленно он сидел в
машине, и это отражалось на его лице. Если на нижних экранах виднелся
разрисованный рябью песок, уголки губ Ходорова сдержанно улыбались,
морщины на лбу разглаживались. Когда появлялись камни, Ходоров хмурился, и
чем крупнее были камни, тем глубже становились морщины. Когда же машина
начинала буксовать, сдержанно-торжествующая улыбка превращалась в
страдальческую. Ходоров, закусив губы, выпячивал плечо, как будто хотел
подтолкнуть, налечь, подсобить машине. И как же он улыбался, как
расплывался, когда машина продолжала путь!
Мне вспомнились юные годы, давно забытые соревнования авиамоделистов.
Там тоже было так: пока модель у тебя в руках, ты - хозяин. Ты ее
придумал, можешь и переделать. Но вот моторчик заведен, модель запущена...
летит.
Милая, не подведи! Набери высоту, не завались, не сдай! Еще тяни, еще
немного! Все что от меня зависело, сделано. Теперь помогать поздно, можно
только волноваться, надеяться. Экзамен сдает моя работа, а не я.
А сегодня я был здесь пассажиром. Я как бы стоял у окон подводного
поезда и любовался невиданным зрелищем. Ходоров не любовался, возможно, он
даже не замечал подводных цветников. Его волновали грунт, ход, скорость,
повороты...
Так хозяин плохого телевизора не следит за интригой пьесы, не видит
игры актеров. Он крутит ручки. В его ушах не слова, а чистота звука, перед
глазами не действие, а четкость изображения.
Миновав пеструю полосу рифов, машина вошла в дремучий подводный лес.
Водоросли стояли на пути сплошной десятиметровой стеной. Они охотно
расступились перед острым носом и тут же сомкнулись, опутав машину зеленым
и бурым серпантином. Стало темновато, как в настоящем лесу. Ножницы
заработали вовсю. Стриженые куски заполонили и передний экран, и задний, и
боковые. И все же избавиться от теней не удавалось. Мочальные хвосты,
свиваясь, тянулись за каждой рамкой. Скорость заметно падала. Вдруг - стоп!
Неужели застряла?
На экранах заиграли радужные рыбки, обитательницы зарослей. Движущаяся
машина пугала их, к застывшей они подплывали без страха.
Но вот рыбки метнулись и исчезли. Машина давала задний ход. Да, это
было целесообразно. Намотавшиеся водоросли стали разматываться. Темные
заросли сдвинулись с боковых экранов к переднему. Рывок. Мотор работает
энергичнее, лопасти шлепают по воде. И машина отрывается от дна. Подводный
лес ныряет под гусеницы. Машина обходит его поверху, перепрыгивает, как
через скалистый барьер.
7
Подождите, нельзя ли не так быстро?
Я был молодым человеком, когда в Москве впервые появилось циркорамное
кино.
С шумливыми друзьями пришел я в круглый зал, сел в кресло, и вдруг
началось путешествие... На грохочущем поезде, на плоту в брызгах пены, на
ревущем самолете и даже под ним - между колесами - мчались мы по горным
ущельям, над клочьями туч, вровень с двуглавым Эльбрусом. Я жадно вертел
головой, стараясь все заметить. И мне хотелось крикнуть: "Стойте! Дайте
насмотреться!"
Такое же чувство возникло у меня сейчас. Ведь и тут, как в циркораме,
экраны сверху, впереди и сзади - словно окошки. Машина шла не так уж
быстро - километров шесть-семь в час, чуть скорее пешехода. Но столько
показывалось неожиданного, столько надо было рассмотреть, так быстро
ускользали подводные обитатели!
Один человек нипочем не уследил бы за всем. Наблюдатели разбились на
группы, по специальностям. Худой остроносый физик, вперив очки в табло с
цифрами, торопливо отмечал в журнале глубину, температуру, скорость
течения.
Батометрист наносил курс на карту, радуясь, что глубины на табло и на
карте совпадают. Оживленнее всего было в группе биологов. Они распределили
между собой экраны и перекликались: "Смотрите сюда! Левее! Ушла! Нет, вот
она, на боковом опять. Какой любопытный экземпляр!"
Заметив что-нибудь интересное, человек умеет следить глазами. Машина
лишена была этой способности, а обитатели моря никак не хотели держаться
перед ее объективами, то и дело отступали в зеленую мглу. Или же лезли
прямо на объектив, и тогда на экране возникало на миг невиданное чудовище.
А потом оказывалось, что это крошечный рачок.
- Вы заметили, какие у него усы? - волновалась пышноволосая женщина,
один из биологов.
Никто не заметил усов. Отшатнулись и вдруг видят - рачок.
- Без микроскопа ерунда получается, нужен микроскоп, - сказал,
отдуваясь, толстяк с румяными, как бы надутыми щеками.
Сысоев шепнул мне на ухо:
- Это Казаковы, муж и жена. Она специалист по рыбам, а он по рыбьей
икре.
Составил определитель икринок. Говорил мне, что на Дальнем Востоке
одной камбалы тридцать видов и под микроскопом можно различить их по икре.
Каких только специальностей нет: человек сидит всю жизнь над микроскопом,
разбирается в икринках!
- Так дайте же посмотреть, остановите!
И вдруг машина снова замерла на месте.
- Что случилось? Что такое? - послышались встревоженные голоса. И та
самая Казакова, которая требовала остановки, закричала:
- Алексей Дмитриевич, почему задержка? Поломка какая-нибудь?
Ходоров снисходительно улыбался:
- Никакой поломки. Так по программе предусмотрено. Рассматривайте не
торопясь.
И опять оказалось, что море густо заселено. Видимо, движущаяся машина
распугивала самых активных обитателей. Теперь, успокоившись, они без
стеснения занялись своими делами. Перед самой гусеницей зашевелилась
морская звезда. Мохнатыми лучами она перевернула крупную устрицу и
заправила свой желудок между створками раковины. Так звезда питалась - не
глотала пищу, а хватала желудком и переваривала снаружи. Вновь появились
розовые тучки рачков и серебристые стайки рыбок. Бок о бок с ними плыла
крупная хищница.
Малыши почему-то не боялись ее или не считали нужным удрать. Когда
хищница бросалась на них, они брызгами разлетались в стороны, а потом
вновь собирались стайкой. Вдруг ил зашевелился, и из него вылез длинный
мохнатый червь.
- Длинный какой! - удивился я. - С метр, наверное.
Толстяк Казаков, специалист по икре, отозвался:
- Морской червь линеа лонгиссимус достигает тридцати пяти метров. Это
самое длинное в мире животное, длиннее кита.
Крупный краб, тонконогий, как паук, остановился перед машиной, выпятил
стебельки с глазами на невиданное сооружение. И тут небольшая розовая
рыбка, которая вилась вокруг него, села ему прямо на спину.
- Что она делает? Он же съест ее!
Казаков охотно разъяснил:
- Она икру кладет, устраивает гнездышко под панцирем краба. Так
безопаснее для икринок. А что вы удивляетесь? Много есть таких хитрецов,
любителей попользоваться чужой силой. Мальки трески плавают под колоколом
гигантской медузы, лоцман перед носом у акулы. Есть рыбки, которые
прячутся в желудке голотурии.
Но тут изображение дрогнуло. Стайки рыб метнулись в сторону. Убежал,
перебирая ногами-ходулями, краб, спугнув заботливую рыбку-мамашу. Пауза
кончилась, заработал двигатель, машина тронулась.
И сразу же жертва. Погибла под гусеницей морская звезда вместе с
мидией, которую она переваривала.
Подводный лес остался позади. Теперь машина шла по лугу, поросшему
морской травой - зостерой. Луг этот был до странности похож на земной:
волнующаяся зеленая трава, актинии вместо цветов. Только крабы на своих
остроконечных ногах-ходулях нарушали сходство с сушей.
На лугу лежало... именно лежало, на самом дне, уткнув морду в траву,
какое-то очень крупное существо. Оно виднелось сначала на переднем, потом
на левом, потом на заднем экранах и все время не в фокусе. Можно было
разобрать только общие очертания - рыбообразное туловище, лениво
шевелящийся хвост.
Акула? Но акула плавала бы, а не лежала на дне. Кит? Киту тоже нечего
делать на дне. Да и не может он оставаться под водой так долго. Должен
подняться, набрать воздуха.
- Это не стеллерова корова? - спросила Казакова не очень уверенно.
- Ну, матушка, ты хватила! - тотчас отозвался ее супруг. - Двести лет
твоя корова лежит на дне, что ли? Ей дышать надо время от времени.
Разгорелся горячий спор. Стеллерова, или морская, корова, водяное
млекопитающее, промежуточное между китами и тюленями, было открыто в
середине XVIII века экспедицией Беринга на Командорских островах.
Огромные, до десяти метров длиной, животные стадами лежали на мелководье,
поедая водоросли. Несмотря на свой вес и рост, они оказались беспомощными
и безобидными. Люди легко убивали их, наполняли бочки мясом и салом, из
молока сбивали масло. Через три десятка лет от многочисленных стад не
осталось ни одного животного. Могли ли они сохраниться в глубинах?
Большинство специалистов сомневалось. Ведь коровам надо было дышать
воздухом, подниматься на поверхность. Неужели за двести лет жители
Курильских островов ни разу не заметили такого крупного зверя?
- Но корова могла приспособиться. Поднималась реже, не у самого берега,
- настаивала Казакова.
- Приспособилась не дышать? - посмеивался ее муж. - Это просто дохлый
кит.
А Ходоров молча с удовольствием поглядывал на супругов. Как инженер
своего мнения о морских коровах он не имел. Но он был горд, что его детище
доставляло столько пищи для научных споров.
"Детище" между тем с полным равнодушием к научным проблемам удалялось
от неизвестного животного. Минута, другая - и "вымершая корова", она же
"мертвый кит", скрылась в темноте.
8
После подводного луга дно заметно пошло под уклон. Это показывали и
светящиеся цифры, и цвет воды. Вода становилась все темнее, как будто в
ней разводили краску. Золотисто-зеленый цвет сменился густой изумрудной
зеленью, зелень постепенно пропиталась синевой - прозрачной и чистой, как
вечернее небо. Потом в синеве появился фиолетовый оттенок - глубинные
сумерки превращались в глубинную ночь.
Больше всех, конечно, был доволен Ходоров. С его лица не сходила
победная улыбка. Впрочем, он имел право считать себя победителем. Его
машина сдавала экзамен на отлично.
Но вот улыбка исчезла, уголки рта опустились, глаза забегали растерянно.
Проследив его взгляд, я обернулся к правому экрану. Прямо на меня из
синей тьмы глядели выпученные глаза, почти человеческие - со зрачком,
хрусталиком, радужной оболочкой, только очень уж холодные,
жестоко-бесстрастные. А под этими разумными глазами торчал громадный
черный клюв.
- Спрут?
- Нет, кальмар.
- И какой гигант. Гораздо больше нашей машины.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг