царстве солнышко светит, луга раскинулись, кругом цветы красуются.
Мигель бродил меж ними, то и дело приподнимаясь, воспаряя над дном,
словно некий птицечеловек в волшебном саду, и думал: а что если
поискать жемчужные банки? Дышится-то легко, будто на воздухе!
Смотрит - под ногами лежит та самая уродина глубоководная. Что
за беда, нет от нее спасения ни во сне, ни наяву! Только примерился
Мигель пнуть ее покрепче, как вдруг опали наросты, ее покрывавшие,
точно шелуха, и явилась Мигелю раковина невиданной, сказочной красоты!
Была она розовой, будто ранняя заря на вершине Сьерра-Морены, и
струила из своей сердцевинки нежное перламутровое сиянье.
И, поклонясь этой совершенной красоте, Мигель начал срывать
подводные цветы и украшать ими раковину, пока она не сделалась похожей
на райскую птицу. И тогда раковина вдруг стала расти и расти, пока
устье ее не оказалось таким большим, что туда мог проникнуть человек.
И Мигель не заставил себя долго упрашивать: вошел в раковину, окунулся
в теплое, перламутровое свечение.
И тут же он почувствовал, что розовая раковина, будто и впрямь
обернулась птицей, воспарила над морским дном, а потом и над
поверхностью вод, и над архипелагом Нирайя, и над всею Землею, плеща
крылами в небесных струях, и наконец бессмертные звезды закружились
вокруг нее.
Мигелю нисколько не было страшно - он с изумлением глядел, что
звезды, скиталицы небесные, оказывается, тоже раковины! И такие же,
как эта розовая. И как жемчужницы, и как устрицы, мидии, и как
множество других, ранее ему неведомых. И все они сейчас стремительно
слетались к той, в которой путешествовал Мигель, вплывали в нее и
медленно смыкались друг с другом. Что-то дрожало и таяло пред взором
Мигеля, пока вдруг не возникла пред ним неизвестная дама...
Она напоминала не заносчивую высокородную сеньору - скорее,
скромную монахиню-салезианку. Ее лик был прекрасен и скорбен, подобно
лику Богоматери, которую в ее нетленных одеяниях запечатлел на фресках
церкви Аточа сам евангелист Лука во времена достопамятные. Но
почудилось Мигелю, что эта linda donna [15] родилась из сияния
звезд, которые слетелись со всего небосвода.
Мигель почтительно преклонил пред нею колено и вопросил:
- Скажи, о прекрасная синьора, что печалит тебя? И нет ли у тебя
обидчика; которого я мог бы вызывать на поединок, чтобы послужить
тебе и восславить твою красоту и благочестие? Располагай мной и моей
жизнью!
Однако тут Мигель заметил, что Владычица Летающей Раковины его
как бы не замечает. Она печально глядела куда-то в сторону, словно
кроме Мигеля здесь присутствовал еще кто-то, Мигелю невидимый, и
словно бы отвечала на вопрос этого неизвестного. Она говорила, а
Мигелю все чудилось, будто вокруг позванивают чудесные колокольцы:
- Всех во Вселенной живущих пламя одно согревает - Любовь,
Хранители Света - те, кто достойны принять на себя бремя охраны Любви.
Увы! Рождаются люди, даже не зная о светоносном своем назначенье,
без надежды его воплотить...
Внезапно ужасный звук пронзил слух Мигеля! Розовые стены раковины
разверзлись, он провалился в бездну... и очнулся на своих нарах в
казарме. Побудка, новый день!
С утра до вечера Мигель был странно тих и задумчив, за ловцами
вовсе не следил, все глядел в воду, спорно хотел рассмотреть что-то
на дне.
Он очень спешил одеться утром, чтобы не опоздать на поверку, но
все же успел заглянуть под нары, куда вчера сонно затолкал весь свой
"выигрыш". Чудо осталось во сне! Странная раковина была столь же
неприглядна, как и вчера. Сон, только сон! Эх, да разве может с
Мигелем де Сильва случиться что-то необычайное, сказочное?..
И вечером, вместо того, чтобы отправиться с другими искателями
удачи на торги, Мигель свернул в хижину, где разместился убогий
кабачок.
Он уселся в углу, опустошая кружку за кружкой и напевая:
Да, твоя любовь - как ветер,
А моя любовь - как камень,
Что недвижен навсегда.
Кувшин, к несчастью, довольно быстро опустел, но когда Мигель
привстал, чтобы уйти, чья-то смуглая рука наполнила его кружку. Мигель
поднял глаза - и, вспыхнув, чуть не сбросил наземь какого-то
туземца-беандрике, который по-хозяйски расположился напротив и
осмелился, к-каналья... Но тут же, уловив глубокое почтение в глазах
аборигена, Мигель решил, что тот просто хотел услужить испанскому
солдату. Видит Бог, винить его за это было трудно, и Мигель
снисходительно осушил кружку. Питье, чудилось, прожгло его насквозь!
Сморгнув невольную слезу, он с новым гневом уставился на сидящего
напротив.
Ключи святого Петра! Да разве это беандрике? Нет, белый! Ошалело
напевая:
Подожди еще, останься!
Каждый раз, как ты уходишь,
Это жизнь уходит прочь!
- Мигель разглядывал незнакомца.
Вид у него был точь-в-точь как у одного из братьев камедулов,
изнурявших себя постами и бичеванием. Вот только почему на нем черный
плащ рыцарей Мальтийского ордена с восьмиконечным белым крестом?..
Тьфу ты, пропасть! Ему куда больше пристало бы санбенито [16]. Похоже,
перед Мигелем оказался один из тех, кого так люто ненавидели ее
величество Изабелла и исповедник ее Торквемада... один из знатоков
кабалистики, всей этой миомантии и некромантии, психомантии и гонтии,
онихомантии и овоскопии, тератоскопии и метеромантии, тефраномантии
и энонтромантии, катопромантии и гаруспексии, антропомантии и
аэромантии, гидромантии и дактиломантии, капномантии и керомантии,
клеромантии и леканомантии, ливаномантии [17] и прочего
тайноведения.
Во всяком случае, при взгляде на него так и хотелось изречь
какой-нибудь экзорцизм [18]! И Мигель украдкой показал под столом
рожки против сглазу.
Ох! Неловко повернул руку, так и скрутило судорогой! Осилив боль,
Мигель снова взглянул на этого... как его там.
Что ж делает вино с глазами?! Почтенный бербериец [19] в
камлотовом плаще (гляди, и не жарко ему!) сидел напротив и внимательно
разглядывал редкостную черную жемчужину, лежавшую на его большой
ладони.
Пресвятая Дева Мария! Вот это выпала человеку удача! А его,
Мигеля, выигрыш - какой-то сон. Прекрасный, да... что с него проку?
Не могла разве судьба поменять местами на торгах его и этого
берберийца?!
Но стоило Мигелю об этом подумать, как сидевший напротив, словно
был он волшебником Аркалаем или колдуном Фрестоном из старинных
рыцарских романов, сказал негромко:
- Меняем, сеньор?
- Что на что? - не понял Мигель.
- Жемчуг - тебе. Сон - мне, - невозмутимо проговорил бербериец.
Мигель захохотал. Хохотал он долго и громко, но взгляд берберийца
был тверд, голос спокоен, и не дрогнула ладонь, на которой черным
блеском отливала редкостная жемчужина. И Мигель растерялся.
- Не волнуйся, сеньор. Я не обеднею от этого обмена. Я богатый
человек, - молвил бербериец, которого Мигель сперва - это надо же!
- принимал за беандрике. - Хорошую дань беру я в водах Бетиса и
Меотийского озера, на Тапробане и в Тартессии, в Вавилоне и Илионе...
"Загадочный человек! Изрекает словечки времен короля Вамбы [20]!
Бетисом в незапамятной древности звался Гвадалквивир, Тартессией -
Андалузия, Тапробаном - Цейлон, Меотийским озером - Азовское море.
И причем тут Вавилон, Илион? Уж не чернокнижник ли он в самом деле?"
- Поверь, о сеньор, - не умолкал бербериец, - владенья мои
бесконечны. Бескрайни поля асфоделей. Могучи Кокит, Ахеронт, Стикс,
Флегетон и Лета - реки мои. И пусть говорил некий могучий герой, что
готов он скорее поденщиком быть, чем владыкой подземного царства,
все ж не миновал он покоев моих. Но, хозяин радушный, я принял его.
Никто не избегнет, чтобы гостем моим не бывать! - рек он витийно,
и злая кровь играла в смуглом лице его.
Кружилась, кружилась голова Мигеля. Что-то такое слышал он еще
в захудалом Сигуэнсе... Асфодели, Стикс... могучий герой Ахилл...
Нет, не вспомнить. "О чем он? Или это волшебник из сказочной страны
Собраджа? Зачем все-таки ему мой сон? Разве он знает, что мне
снилось?"
- Сие мне известно, - кивнул бербериец, хотя Мигель не задал
вопрос вслух, а вслед за тем черная жемчужина, непонятно как, прыгнула
в ладонь Мигеля, и ладонь эта сама собою крепко сжалась. А на столе
появилась вдруг та самая опутанная водорослями раковина, которая,
как был уверен Мигель, валялась под нарами в казарме.
Чернокнижник растопырил над ней пальцы, и тотчас из-под его
темных, длинных ногтей вылетели, какие-то ужасные существа, похожие
на людей, но с мордами и крыльями летучих мышей. Они схватили раковину
цепкими лапами, но Мигелю почудилось, будто в их власти оказалась
та самая linda donna, что, родившись из света звезд, являлась ему
в перламутровом свете!.. И еще увидел Мигель какой-то грот, воды
подземного озера... Чудища опустили прекрасную сеньору на узкий выступ
скалы, и, повинуясь словам, произнесенным берберийцем на языке еще
более диком и непонятном, чем даже бискайское наречие [21], своды
пещеры сомкнулись, надежно заперев пленницу. И услышал Мигель далекий
стон отчаяния и бессилия.
Заволокло рассудок горем, Мигель вскочил, кинулся к этому колдуну,
крича, мол, передумал, не хочет никакого обмена, пусть забирает свою
жемчужину... но что это? Та словно приросла к его руке! А колдун,
запахнувшись в свой камлотовый плащ, который опять сделался черным,
оттолкнул Мигеля и, буркнув: "Тиртеафуера!" [22] - исчез, будто
и не было его никогда на свете.
Мигель прожил недолго. Он был баснословно богат деньгами - и
печалью. Печаль и сломила его. А когда Смерть, законодательница
времен, явилась за ним, он рассказал ей, как однажды продал кому-то
свой прекрасный сон... Кому? А кто его знает! Не иначе самому дьяволу,
если не кому-нибудь похуже!
*
Белозеров никак не мог заставить себя выйти из воды. Да, годами
можно искать бог весть чего в чужих морях и океанах, знать их на вкус,
на цвет и "наощупь", качаться на волнах, которые пересечены самыми
далекими параллелями, и все же, упав наконец в воды Обимура,
наслаждаясь; снова и снова понимать, что если и была у тебя прошлая
жизнь, то был ты ничем иным, как волною этой реки, ею и хотел бы в
будущей жизни быть. Может, потому-то и наслаждение слегка окрашено
страхом, что тело слишком уж радуется этому незапамятному родству
и словно бы всегда готово возобновить его...
Когда Белозеров наконец-то побрел по мелководью к берегу, он с
досадой увидел, что от города мчится на полном газу, вздымая облако
песчаной пыли, уазик со снятым верхом, а следом, в почтительном
удалении, леопардово-пестрый рафик. Белозеров вспомнил, что этот самый
рафик он видел сегодня утром из окна гостиницы стоящим напротив, у
подъезда телестудии, и рабочие пытались выгрузить из фургончика некую
затейливо-многоглавую конструкцию. Похоже, это и была одна из тех
самых передвижных интертелепроекционных установок, о которых в
последнее время писали как о бог весть каком открытии и событии в
кино и на телевидении. Сам Белозеров видел всего лишь одну
интертелепроекцию, да и то случайно. Он вообще был не любителем
массовых зрелищ, а уж такое оказалось явно не для слабонервных
поклонников чистого неба...
Белозеров тогда гостил у старшего брата и однажды, катаясь по
Днестру на прогулочном теплоходике, увидел, как гигантский
прямоугольник завис над городом и рекой, словно телеэкран, непонятным
образом пристроенный прямо в небесах, а на нем бесновался популярный
певец в полосатых кальсонах и цепях, зримо истекающий потом. Словно
трубы Армаггедона, ревела музыка, певец напоминал своим истощенным
голубым лицом воистину исчадие ада... Белозеров относил себя к
слабонервным, поэтому он с понятной неприязнью встретил появление
этого рафика на берегу.
Однако, похоже, это была всего лишь разведка. Экзотически одетые
мужчины и женщины походили туда-сюда, помахали руками, померили шагами
песок, потом впихнулись обратно в рафик и умчались в город, а на
берегу остался уаз - и приехавшие в нем двое.
Мужчина, судя по всему, был предводителем умчавшейся оравы и,
как подобает предводителю, смотрелся внушительно, и невысокий рост
не мешал. Сняв модный холстинковый костюм, он остался в узких плавках.
Его мощная загорелая фигура могла бы восхитить даже адептов
Шварцнегера, когда б не была осложнена досадной неожиданностью -
заботливо взлелеянным брюшком. Женщину Белозеров толком не видел -
она переодевалась под защитой уазика.
Поиграв мускулами, отчего брюшко, словно, живое, радостно
запрыгало, "предводитель" недовольно глянул на Белозерова, который
неподалеку собирал свою одежду, чтобы перейти на пустую полосу пляжа,
и вдруг его тяжелое, резкое лицо сделалось мягким и изумленным.
Белозеров, хмуро выковыривавший из песка расческу, посмотрел на
предводителя повнимательней - и они разом, так, что женщина,
прикрывшись платьем, испуганно выглянула из-за машины, заорали:
- Санька!
- Каша!..
Аркашу Ерпоносова, друга детства, Белозеров не видал лет десять.
Тогда, после окончания биофака, он приезжал в Обимурск повидаться
с матерью перед первой своей океанографической экспедицией. Каша добыл
ему пропуск на телецентр, где работал в оставшейся для Белозерова
загадочной должности кабельмейстера, и долго водил по студиям,
павильонам, пультовым, аппаратным, проекционным и прочим таинственным
местам, рассказывая, как любит свою работу, которая дает ему
возможность спокойно, не напрягаясь, учиться заочно во ВГИКе.
Из маминых писем Белозеров позже узнал, что отучился Каша
блестяще, уехал из Обимурска и припеваючи зажил в столице. А потом
маме врачи посоветовали сменить климат, она перебралась к старшему
сыну в теплые края, и Белозеров с тех пор все реже и реже наведывал
родной город, хотя от Приморска, где он жил и работал, была всего
какая-то ночь езды на поезде, да все недосуг было сесть в этот самый
поезд, пока тоска по Обимуру совсем не одолела! - а про Кашу он ничего
не знал и, конечно, счастлив был повстречать старого приятеля.
Они долго обнимались, что-то бессвязно выкрикивая, о чем-то
спрашивая, не слыша, ответов, и наконец, устав от неожиданной радости,
уселись на песок.
- Ты все такой же... как свечка, - разглядывал Каша Белозерова,
оглаживая свои могучие руки.
Белозеров скрыл усмешку. Он и впрямь смотрелся скорее тонким и
гибким, чем широкоплечим, но не сомневался, что, взбреди им с
приятелем померяться силами, Кашина сыроватая тяжесть спасует перед
расчетливой упругостью его мышц, испытанных многокилометровыми
заплывами в открытом море.
- Каким родился, таким и умру. Зато ты...
- Не похужал, а возмудел, как говорится, - сострил Каша и
внезапно, поворошив на песке одежду, извлек белый бумажный квадратик
и протянул Белозерову:
- Будем знакомы, Санька!
"Интертелепроекционное объединение "Зеркало" им. А.А.Тарковского.
СССР, Москва. Максим Д.Серпоносов, режиссер", - было красиво
напечатано на карточке по-русски и по-английски. Тут же значился адрес
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг