Рассказ Клавдии Антиповны заслуживает того, чтобы его привести здесь.
Это рассказ о трогательной и большой любви, погибшей при обстоятельствах
причудливых и почти фантастических.
Родители молоденькой девушки Эжени де Мерод, обнищавшие французские
аристократы, в 1913 году выдали ее замуж за богатого русского князя Андрея
Бельского, но Эжени, переехав в Россию, полюбила здесь своего деверя,
брата мужа, князя Платона (он был красив и умен, чего нельзя было сказать
об Андрее). Свою любовь Платон и Эжени скрывали недолго, скоро все
обнаружилось. Но революция заставила Андрея Бельского бежать за границу, а
князь Платон тайком увез Эжени из Петербурга в Вологду. Как потом
рассказывала Евгения Бельская Клавдии Антиповне, Платон Бельский еще до
революции искал старинные книги в каком-то вологодском монастыре. Он часто
ездил в Вологду из Петербурга и однажды даже брал с собой свою
возлюбленную... Тут Волошин, внимательно слушавший, спросил ее:
- Вы точно знаете, что он ездил в Вологду?
- В Вологду, сыночек, в Вологду, - подтвердила Клавдия Антиповна. - Они
и меня в тот раз взяли, да только в городе оставили, а сами дальше поехали
пароходом по рекам и озерам. Сказывают, там в лесах да за семью озерами
обитель древняя стоит, святым Кириллом воздвигнутая. Вот в ту обитель и
ездили князь Платон с Евгенией Феликсовной. Там он и книги старинные
искал...
- А откуда у Евгении Феликсовны старинная книга взялась, та, что я у
жулика отнял? - спросил Волошин.
- А ту книгу князь Платон своей дорогой кралечке еще в первую войну
подарил и даже надпись сделал. - Клавдия Антиповна лукаво улыбнулась и
продолжала: - А муженек ее возьми да и найди ту книгу. "Вот, - говорит, -
какие надписи вам делают, мадам?" А Евгения Феликсовна рассердилась.
"Убирайтесь, - говорит, - болван!" - и вырвала у него книгу, да только не
всю, верхняя крышка в руках у мужа осталась. Смех и грех!..
- Ну и что же? Нашел князь Платон старинные книги? - нетерпеливо
спросила Тася.
- Не знаю, доченька, - ответила старушка и, пригорюнившись, продолжала:
- Известно только мне, что ушел он из Вологды, да так и сгинул навеки...
- Почему ушел? - деловито спросил Волошин.
- Ссора между ними произошла. Евгения Феликсовна решила, что князь
Платон не иначе как свихнулся, а старинные книги - это только блажь его.
Она даже доктора позвала. А он осерчал, пихнул доктора в грудку и пошел
куда глаза глядят. Больше она, сердечная, его и не видела, хотя два года
по всему Вологодскому краю искала... А потом собрала пожитки, да и
приехала ко мне. Я ей еще в Петербурге на прощанье московский адрес своей
сестры дала.
Тася молчала, ее глаза вновь остановились на прекрасном лице Эжени.
- А в каком монастыре искал старинные книги князь Платон? - спросил
Волошин.
- Не знаю, сыночек. Да и сама Евгения Феликсовна его название забыла.
Помню только, что там святой Кирилл с иноками жил.
Тася оглянулась вокруг и спросила:
- Кроме книг, ничего после нее здесь не осталось?
- Ничегошеньки. Был веер красивый и платья, да я бедным девушкам из
нашего дома раздала. А картину себе оставила. - Старушка с жалостью
взглянула на портрет: - Как живая она в рамке сидит!..
- Нет ли каких-нибудь писем к ней от князя Платона? - спросил Волошин.
- Были, сыночек, были, - охотно ответила старушка. - В коробочке такой
красивой держала она их. Не по-русски написано. Я хранила их долго, а
потом не знаю, куда сунула.
- Надо поискать эти письма, Клавдия Антиповна, - серьезно и просительно
сказала Тася. - Один профессор видел вашу книгу и хочет сам старинные
книги поискать. Может быть, письма князя Платона ему помогут...
Клавдия Антиповна сокрушенно покачала головой:
- Поискать можно, да только бы ваш профессор тоже в уме не повредился,
как князь Платон. Слыхала я, что колдовские они, эти книги...
Волошин улыбнулся и чуть было не сказал, что профессор уже сорок лет
назад "повредился в уме" и упорно ищет "колдовские книги", но что жена его
пока докторов не вызывала. Однако, взглянув на серьезное, сосредоточенное
лицо Таси, он промолчал. С некоторых пор Волошин уже ловил себя на том,
что побаивается своей чрезмерно серьезной и экзальтированной подружки...
Уходя от Клавдии Антиповны, Тася и Волошин очень просили старушку
поискать письма, оставшиеся после Евгении Бельской, и та охотно пообещала
порыться в своем комоде.
- Да, кстати, - вспомнил Волошин. - Ваша книга будет передана в
Ленинскую библиотеку, и вы, Клавдия Антиповна, получите за нее деньги.
Старушка махнула рукой:
- Бог с ними, с деньгами. Да и не моя та книга, сиротой она осталась.
Значит, пускай ее и берет себе советская власть.
ПИСЬМА
Когда Тася и Волошин рассказали Стрелецкому о своем посещении Клавдии
Антиповны Куликовой, старый профессор был повержен в изумление. Он был
твердо убежден, что библиотеку Грозного следует искать под Московским
Кремлем. За много лет поисков он тщательно обследовал кремлевский
подземный туннель со всеми его ответвлениями. Стрелецкий открыл под
Кремлем целый город. Из записей Аристотеля Фиоравенти неутомимый ученый
узнал, что тайник для книг царевны Зои итальянский зодчий соорудил на
глубине десяти метров ниже основного туннеля, а доступ к нему находился
где-то в одном из боковых ходов и был тщательно замаскирован. Существовали
предположения, что Грозный создал филиал своей библиотеки в
Александровской слободе. Но Вологда?.. Эта версия была слишком
неожиданной.
В тот же день Стрелецкий пригласил своего старинного друга, историка
Ивана Александровича Федорова, хорошо знающего Вологду, и рассказал ему об
антологии Агафия и о поисках Платона Бельского.
Федоров нисколько не удивился этому сообщению. Известно было, что в
шестидесятых годах XVI века Иван Грозный серьезно подумывал о перенесении
русской столицы в Вологду. Этот старинный город, ровесник Москвы, занимал
в то время выгодное географическое, а также стратегическое положение и
имел большое торгово-экономическое значение. Он был недосягаем для
крымцев, постоянно совершавших разорительные набеги на Москву, и, наконец
(что было самым существенным для Грозного), в Вологде не было спесивых
бояр, коварных его врагов, стремившихся раздробить Русь на мелкие удельные
княжества.
Старый историк напомнил Стрелецкому, что Грозный построил в Вологде
монументальный собор Святой Софии, крепость на берегу Сухоны и начал
строительство дворца для себя. На реке Вологде он стал строить суда,
предназначенные для плавания в заморские страны через Белое море. Что
касается монастырей, то было известно, что Грозный придавал большое
значение одному из вологодских монастырей - Сиверскому, как опорному
военно-стратегическому пункту. По сути дела, этот монастырь, расположенный
в ста пятидесяти километрах севернее Вологды, был самой мощной русской
крепостью на севере, и Грозный не раз навещал его.
Все это заинтересовало Стрелецкого. Он уже допускал мысль, что Грозный
действительно мог перепрятать свою библиотеку, которой очень дорожил. И
если он ее перепрятал, то вполне логично было предположить, что место для
нового тайника Грозный выбрал где-нибудь подальше от Москвы, на севере, в
какой-нибудь неприступной крепости... А о князьях Бельских Стрелецкий и
без консультации с Федоровым знал, что в молодости Грозный дружил с
Курбским, Мстиславским и Бельским. Вполне возможно, что именно последнему
он подарил одну из своих книг (ведь стоит же в "веттермановской описи"
пометка против "Антологии" Агафия - "дарена"...). Что, если друг царя
Бельский знал о перенесении библиотеки из кремлевского подземелья в
какой-то монастырский тайник и оставил для своих потомков какие-нибудь
записи о таком тайнике?..
Стрелецкий еще не решался выступить с сообщением о находке византийской
антологии и о "вологодской версии". Он хотел сам съездить в Вологодскую
область с наступлением теплых дней, проверить на месте все услышанное от
Куликовой и только затем приступить к организации серьезной экспедиции.
У Таси скоро должны были наступить каникулы, а Волошин собирался в
отпуск. Они попросили Стрелецкого взять их с собой, и профессор охотно
согласился. Молодой, энергичный техник и его подруга нравились
Стрелецкому. Кроме того, он был искренне благодарен им за помощь в его
поисках бесценной древней библиотеки.
После первого своего визита к Куликовой Волошин ездил на Ордынку еще
два раза, но Клавдия Антиповна заболела гриппом и поисками писем Евгении
Бельской не занималась. Однако, когда он приехал в третий раз, старушка
уже поправилась и нашла письма, но... отдала их "для профессора" какому-то
молодому человеку "из музея", который был у нее на днях и также
расспрашивал о княгине Евгении Бельской.
Кроме историка Федорова, Стрелецкий никому не рассказывал о
византийской антологии и о том, что узнали его молодые друзья на Ордынке.
С Федоровым, с Тасей и Волошиным он условился, что они тоже пока не будут
разглашать эту историю. Кто же еще мог узнать адрес Клавдии Антиповны и
кому еще могли понадобиться письма Евгении Бельской?..
Стрелецкий позвонил в Управление музеями и спросил, направляли ли
оттуда кого-либо к гражданке Куликовой на Ордынку для получения некоторой
корреспонденции, имеющей большое значение для его, Стрелецкого, научной
работы. Из Управления музеями ответили, что "о гражданке Куликовой К.А.,
проживающей на ул.Б.Ордынке, ничего не известно".
С такими же вопросами старый профессор обратился в свой институт, в
различные музеи и в другие научные учреждения. Он получил отовсюду точно
такие же ответы, какой дало Управление музеями.
История с письмами Евгении Бельской становилась уже загадочной, и Иван
Волошин решил заняться ею основательно. Он еще раз навестил Куликову и
стал подробно расспрашивать ее о таинственном "молодом человеке из музея".
Но старушка могла дать лишь самые общие сведения о нем:
- Молодой, щуплый, только чуть повыше вас будет. Волосики светлые,
реденькие, глазками часто моргает и все кланяется. Говорит вежливо. Одет
чисто и вообще, видать, из благородных... За письма очень благодарил и
даже деньги хотел дать, да я не взяла. Разве можно? Грех какой...
- А про книжки Евгении Феликсовны он не расспрашивал? - спросил
Волошин.
- Спрашивал. Ну, я ему, конечно, показала те французские, что продавать
носила, и про старинную книгу рассказала.
- А он что?
- А он говорит: "Как же, как же! Профессор Стрелецкий любит такие
старинные книги"... А потом на портрет поглядел. "Очень, - говорит, -
красивая была дамочка", и назвал ее девичью фамилию...
- Девичью фамилию? - удивился Волошин.
- Да, ведь у Евгении Феликсовны фамилия до замужества была нерусская...
Чудная такая... Я уж и позабыла, - сказала Клавдия Антиповна и недоуменно
пожала плечами. - И откуда только это все в музеях ваших узнали?..
Волошин задумался.
- Любопытно!.. - сказал он наконец и встал. - Ну ладно. Наверное,
найдутся письма Евгении Феликсовны... Поищем.
С Ордынки Волошин направился прямо в управление милиции и попросил,
чтобы его немедленно принял заместитель начальника управления...
Читатель уже, наверное, ухмыльнулся и подумал: "Все ясно и понятно. В
следующей главе появится весьма энергичный следователь и заведет дело о
таинственном похищении писем, имеющих важное научное значение..."
Как знать? Может быть, и появится. Ведь пропавшие письма писал человек,
который владел византийской книгой, принадлежавшей когда-то царевне Зое и
Ивану Грозному...
Но, пока следователь не появился, автор вновь обратится к "потомку
великого конкистадора" Педро Хорхе Кортецу и к "представителю
Международного антикварного треста" Джейку Бельскому. Нам пора о них
вспомнить, ибо они уже кое-что сделали для осуществления своих смелых
планов.
ЛЖЕДМИТРИЙ И ИНОСТРАННЫЕ ГОСТИ
Лютецию Гавриловну Голдышкину все знакомые называли коротко: "мадам".
Она была коротка ростом, но широка поперек, не сильна умом, но крепка
голосом. Биография ее была весьма пестрой, но лучше всего мадам помнила те
дни, когда перед самой революцией она вышла замуж за австрийского графа и
русского фабриканта Фридриха-Марию фон Эккель. По этой причине Лютеция
Гавриловна до сих пор разговаривала высокомерно и безапелляционно. Так она
разговаривала и со своей четвертой дочерью от третьего брака, Лирикой
Тараканцевой, урожденной Голдышкиной.
Стоя на кухне перед сковородой с котлетами, мадам грохотала трубным
басом так, чтобы ее слышала толстая, ленивая Лирика, сидевшая в комнате:
- Это же просто кошмар! Люди имеют машину, дачу, прислугу, а я, графиня
фон Эккель, должна для твоего Тараканцева жарить котлеты!..
После ванны Лирика уже два часа сидела перед зеркалом, накручивала на
голове какие-то замысловатые крендели и нехотя отвечала:
- Можешь не жарить. Мы пообедаем в ресторане...
Мадам возмущалась:
- Какие богачи! Жалкие три тысячи в месяц!.. Ты глупа, друг мой! С
твоей внешностью можно найти мужа посолиднее, чем твой Лжедмитрий!
Какие-то музеи, какие-то глупые картины. Что это может дать?..
Читатель уже догадался, что речь шла о муже Лирики - Дмитрии Павловиче
Тараканцеве. За некоторые особенности характера кто-то окрестил его
"Лжедмитрием". Эта кличка утвердилась за ним всюду, даже в его семье.
Разговор матери и дочери был прерван телефонным звонком. Лирика сняла
трубку и нараспев произнесла: "Алло!", но с таким отчаянным английским
акцентом, что у нее получилось: "Хельло-оу!.."
Мадам прислушалась. По кокетливым интонациям она поняла, что дочь
говорит с мужчиной.
- Дмитрия Павловича еще нет дома... А кто его спрашивает?.. Знакомый?..
Из-за границы?.. О! Я могу дать его служебный телефон... Ах, уже
звонили?.. Да, он дико занят... К нам... Пожалуйста, приезжайте.
- Кто это? - осведомилась Лютеция Гавриловна.
Лирика заметалась по комнате.
- Какой-то знакомый. Иностранец. Не может поймать Лжедмитрия. Хочет
поговорить в домашней обстановке.
- Он едет к нам? - с ужасом спросила мадам.
- Да! И не один! Их двое!
Лирика плюхнулась на диван и стала натягивать на свои гигантские икры
чулки-паутинку.
- Но я в ужасном виде! - застонала Лютеция Гавриловна.
- Надо убрать хотя бы одну комнату, - скомандовала Лирика. - А я начну
искать Лжедмитрия. Ты знаешь, это не так просто.
Увы, она была права: Лжедмитрия Павловича Тараканцева нелегко было
найти в бурных волнах деловой Москвы, хотя он присутствовал всюду, где
только можно было присутствовать, и даже там, где ему присутствовать было
не нужно. По должности он был начальником Музейного фонда, но, будучи
одновременно "творческим работником", живописцем весьма оригинального
жанра "научной эксцентрики", Тараканцев являлся (какое удивительное слово
- "являлся"!):
а) членом бюро комиссии (или секции) научной эксцентрики;
б) членом секции (или комиссии) реставраторов и копиистов;
в)...
ш) членом различных жюри;
щ) членом редколлегий всех изданий его комиссий, а также секций и
подсекций.
Математики назвали бы его "многочленом".
Он был не столь трудолюбив, сколь расторопен, и умудрялся не пропустить
ни одного заседания, совещания, обсуждения, а на большие собрания прибегал
всегда первым, садился в первом ряду (или в президиуме) и слово всегда
брал первым...
Автор мог бы описать и творческую деятельность Тараканцева как
"ведущего мастера научной эксцентрики", но сейчас он только хочет, чтобы
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг