слово самое точное. Оно не может никого обмануть.
- И не принесет вреда науке? - сказал я.
- Вашей науке или нашей? Но все-таки...
А разве наука не одна? Вшька мне говорил, что не может
быть двух истин. Истина всегда одна. А раз метина одна, ска-
зал Витька, то и наука одна. Двух наук быть не может. Вторая
будет обязательно лженаука.
- Витька прав, если идет речь о Земле. Но ведь я с другой
планеты. Ясно?
- Ясно. Но разве у вас не одна истина, а много?
- Разумеется, одна. Я не о том тебе говорю. Я говорю, что
наша наука намного старше вашей и знает об окружающем мире
немножко больше вашей.
Меня эти слова, конечно, смутили. Кому охота признаться.
что мы отстаем. И я сказал:
- А так ли это?
- Если бы это было не так,- сказал он,- то я не стоял бы
сейчас перед тобой. Я ведь на много миллионов лет не только
тебя старше, но и всего человечества. Понятно?
- Это почти понятно. Но непонятно, почему ты так похож на
меня и даже костюм на тебе мой, тот, что моя мать на прошлой
неделе отдала в химчистку.
Мальчик усмехнулся.
- Уж не думаешь ли ты,- спросил он,- что твоя мать поте-
ряла квитанцию, а я нашел и по ней получил?
- Не думаю,- ответил я.- Мать моя никогда ничего не теря-
ет. А кроме того, там, кажется, спрашивают и паспорт. Заве-
дующая очень недоверчивая.
Я еще раз посмотрел на него и на костюм. Костюм был точно
такой же, как мой, только чище. Н я подумал, что там, в хим-
чистке, не могли так быстро выполнить заказ, мать ведь вор-
чала, что он там пролежит две недели, ожидая очереди.
Странно все это было, очень странно. И я повторил свой
вопрос:
- Откуда у нас с тобой такое сходство?
- Ты находишь, что большое?
- Огромное,- ответил я.- А если не веришь, спроси Громо-
ва. И костюм на тебе мой.
Он посмотрел на свой, то есть на мой, костюм и улыбнулся,
как обычно улыбаюсь я, чуточку растерянно.
- Костюм-то я мог взять в химчистке на время, воспользо-
вавшись знакомством, а вот твою внешность как я мог заимс-
твовать, не знаешь?
- Не знаю. И удивляюсь. Наверное, Громов тоже не знает.
- Знаю,- сказал Громов.- Это все наука и техника.
- Какая наука? Наша?
- Нет, пока еще не наша. А с другой планеты.
- И все равно непонятно,- сказал я.- Во-первых, на другой
планете меня не знают. А во-вторых, корабль прилетел и уле-
тел обратно в меловой период, а я родился в 1952 году.
- А это точно? - спросил мальчик.- Ты не ошибаешься?
- Не ошибаюсь,- сказал я.- Видел в документе. И кроме то-
го, каждый год празднуют мое рождение. В этом году хочу Гро-
мова пригласить. А если ты не откажешься, то и тебя.
- Я не могу,- сказал с грустью мальчик.
- Почему?
- Исследователи не разрешают. А кроме того, душа не ле-
жит. Представляешь, если бы я отмечал все дни рождения,
сколько бы их накопилось с мелового периода.
Я невольно прикусил себе язык. Бестактно было затевать
разговор на эту тему. Недаром Громов чуть заметно толкнул
меня локтем.
Он еще раз толкнул меня локгем, а потом шепнул:
- На сегодня хватит. Пойдем. Больше нельзя.
Мне очень хотелось задержаться в кабинете и узнать то,
чего я узнать не успел, но я постеснялся. И мы с Громовым
вышли из кабинета, а мальчик остался там рядом со стеллажа-
ми, письменным столом и портретом великого русского путе-
шественника Пржевальского.
Когда мы прошли коридор и оказались в бывшей детской, я
вдруг сообразил, что, в сущности, ничего не узнал и даже не
выяснил, почему на мальчике был мой костюм.
Насчет костюма с Громовым говорить было как-то неловко.
Да и черт с ним, с костюмом. Я его, по правде говоря, не лю-
бил и хотел даже, чтобы он побыстрее износился после хим-
чистки. После чистки вещи всегда быстрее изнашиваются.
Наше сходство с мальчиком - это совсем другое дело. О
сходстве нужно немедленно узнать.
- Ты заметил,- спросил я Громова,- что он очень похож на
меня?
- Заметил,- сказал Громов.
- А чем ты объясняешь это сходство?
- Тем, что сегодня четверг.
- А если сегодня был бы но четверг, а пятница?
- По пятницам он бывает похож на меня.
- Только по пятницам?
- Да, только по пятницам. В пятницу мы обычно с ним
встречаемся и разговариваем.
- Значит, он может превращаться в кого захочет?
- Нет, это гораздо сложнее. Он, в сущности, не меняется,
остается самим собой. А что касается сходства, оно нам толь-
ко кажется. Он ведь улетел на свою планету вместе с экспеди-
цией еще в меловой период.
- А кто же это? Не он, что ли?
- Не совсем. Но почти он. Это его копия.
- Его копия? Понимаю. Но не моя и не твоя. А он так похож
на меня.
- Случайное сходство. То есть не совсем случайное. Просто
он занял у тебя свою внешность.
- Зачем? Разве у него нет своей?
- Представь себе, нет. Он ведь только внутренняя копия.
Копия чувств, мыслей. Копия характера. А внешность? Внеш-
ность... Внешность его создается в воображении того, кто с
ним говорит. Я еще не до конца понял, в чем тут дело. Он мне
обещал еще раз объяснить, но как-то неудобно напоминать. Он
уже мне пять раз объяснял, но до конца понять не могу. В на-
шем мышлении еще нет таких понятий. А он этого не знает и
может подумать про меня, что шарики плохо работают.
- Почему же он говорил так просто, совсем обыкновенно,
как мы? От тебя, что ли, научился?
- Да нет! Это мы так воспринимаем, так же, как его внеш-
ность. Он даже не говорил, а только думал. Тебе только каза-
лось, что он говорит.
- А костюм? Костюм на нем был мой, тот, что мать отдала в
химчистку на Большом проспекте. Откуда он об этом костюме
догадался? Он же его не видел.
- Зато ты видел, чудак. Ты и одел его в этот костюм.
- Но он же в химчистке!
- Не только в химчистке,- сказал Громов,- но и в твоей
памяти тоже. Вот он и воспользовался твоей памятью. Понима-
ешь?
- Допустим, понимаю. Но это не важно. Важнее другое. Как
же он без внешности? Значит, он невидимка?
- И да, и нет.
- Но как же в таком случае его обнаружил твой отец?
- Не мой отец его обнаружил, а он отца. Отец разбирал
коллекцию древних предметов, найденных им в Воронежской об-
ласти, прежде чем выставить их в Институте археологии. И
вдруг услышал голос. Но об этом пока никому. Через полгода
или через год отец сделает публикацию, и тогда о находке уз-
нает весь мир.
- А почему через полгода, а не раньше?
- Слишком все необыкновенно, а многое и противоречит ло-
гике, так называемому здравому смыслу. Если бы это случилось
в физике или кибернетике, тогда бы не удивились, а это же в
археологии. Тут сразу нельзя, а надо все подготовить и сис-
тематизировать... Отец даже от археологов скрывает, говорит,
занят дешифровкой. А к чему дешифровка, когда он говорит на
любом языке.
- Но все-таки. Хоть на месяц бы раньше. А то так долго!
- Нельзя.
- Понимаю. Мне Витька объяснял. Чтобы не нанести вред на-
уке.
Я еще посидел немножко в комнате Громова. А потом Громов
зевнул, и я подумал, что пора уходить домой.
Дома все были чем-то расстроены. Мать сказала мне:
- Понимаешь, Саша, какая неприятность!
- А что?
- Твой костюм пропал, что я отдала на прошлой неделе в
чистку. Я ходила туда, просила ускорить. Заведующая говорит:
"Вам всегда надо все без очереди. Надо уважать и других кли-
ентов. Чем они хуже?". И начала, начала. Я возмутилась, хо-
тела забрать и отдать в другое место, а костюма нет. Обещает
возместить деньгами. Но ведь ты так любил этот костюм.
Витьке я об этом, конечно, ни слова. Но дома чуть не про-
говорился. Мать опять завела разговор о костюме, что так за-
гадочно пропал в химчистке. А я сдуру и брякнул:
- Видел я свой костюм на одном...
- Где? - перебила мать.
- Нигде. Просто так. На Васильевском острове.
Мать сразу же оживилась и стала допрашивать. На ком? Ког-
да? Почему?
Я ужасно покраснел и растерялся. Врать я не любил, а ска-
зать правду язык не поворачивался. Да и как я мог объяснить
матери, что мальчик взял мой костюм не в химчистке, а вынул
из моей памяти? Все равно бы не поняла и не поверила, а чего
доброго, еще пошла бы к Громовым или заявила бы в угрозыск.
Вот и пришлось выкручиваться.
- Да на одном прохожем я видел. На Васильевском. На одном
незнакомом школьнике.
- А что ж ты его не остановил?
- Растерялся. Да и подумал, вдруг не мой? А знаешь, как
зря обидеть невинного человека.
- Невинного? Невинные в чужих костюмах не ходят. Заведую-
щая тоже расстроена. Может, придется выплачивать из жалова-
ния. "Первый такой случай", говорит. Мне даже ее жалко.
Мать замолчала. А я постарался скорей забыть о пропавшем
костюме и о заведующей. Хотя мальчик был ни при чем, а
все-таки это накладывало на него тень, какой-то нежелатель-
ный отпечаток.
О костюме я больше не вспоминал, а думал о мальчике.
Скучно ему там одному вместе с Пржевальским в кабинете. Да и
Пржевальский - не Пржевальский, а только портрет. Ждет, на-
верное, пятницу, когда его навестит Громов. Но он очень тер-
пеливый и выдержанный, много миллионов лет ждал, чтобы пере-
дать информацию человечеству. А тут еще задержка на полгода
или на год. А причина - осторожный характер громовского от-
ца, нелюбовь его к спешке и сенсации.
Очень мне хотелось повидаться хотя бы еще раз с мальчи-
ком. Но было неловко опять просить Громова. Ведь прошли не
миллионы лет, а всего два дня.
Утром, причесываясь, я подошел к зеркалу и даже отпрянул.
На меня смотрел мальчик и приветливо мне улыбался. Не сразу
я сообразил, что это не мальчик, а, кажется, только я сам.
И тут впервые в жизни мне пришел в голову странный воп-
рос. Кто я? Откуда?
Казалось, этот вопрос задал себе не я сам, а мальчик,
смотревший на меня из рамки. Он, по-видимому, хотел знать
обо мне то, чего я и сам не знал. А я знал о себе все, кроме
самого главного. И только сейчас мне это пришло в голову. До
меня жили десятки тысяч мальчиков, сменяя один другого п
превращаясь во взрослых мужчин. Со всеми этими мальчиками я
не был и не мог быть знаком. Они были в прошлом, задолго до
меня и затерялись в потоке времени. Но вот я познакомился с
мальчиком, который жил еще до всех этих мальчиков. Он так и
не стал взрослым, пронеся свое детство сквозь миллионы лет и
все для того, чтобы передать нам нечто важное, чего никто на
Земле не знает.
Может, для него время текло по-другояу, чем для нас, как
в фантастических романах, но все равно, даже если годы рав-
нялись неделям... Очень уж он в тот раз был похож на меня.
Так похож, что я тогда даже подумал, уж не существовал ли я
тоже в меловой период? Но сразу же прогнал эту мысль. Уж
очень нескромно так о себе думать.
В прошлом году я сдуру сказал Витьке:
- Я родился в 1952 году. Бабушка смеется, говорит, что
это было совсем недавно, почти вчера. А мне иногда кажется,
что я жил всегда. Просто невозможно представить без себя
Землю.
Витька хмыкнул носом и сказал важно:
- Ну, понятно, ты законченный идеалист.
И при этом презрительно сплюнул.
- А что такое идеалист? - спросил я.- Что-нибудь вроде
тунеядца и стиляги или еще хуже?
- Хуже,- сказал Витька.- Идеалист - это тот, кто вообра-
жает, что он есть на самом деле, а другие все только кажут-
ся.
- Не понимаю,- признался я.- Вот, допустим, я идеалист.
Значит, я существую, а ты не существуешь, а только кажешься?
- Точно,- кивнул Витька.
- А как с родителями и учителями? Они тоже кажутся?
- Идеалист думает, что они только кажутся.
- Не будем говорить о родителях и об учителях. Каждый
знает, что они не только кажутся, а существуют. А вот Агафо-
нычев существует или только кажется?
- А как ты сам думаешь? - спросил Витька.
- Существует.
И я понял, что я не идеалист. И Витька тоже, наверное, об
этом догадался, но не подал вида. Очень уж ему хотелось за-
числить меня в идеалисты.
То, что я узнал от Витьки, очень меня поразило. На другой
день, придя в класс, я очень долго рассматривал Елену Ива-
новну, преподавательницу английского языка, ее глаза, нос,
губы, бородавку на щеке и спрашивал себя, существует она или
только кажется?
Может, она заметила, что я так бесцеремонно разглядываю
ее нос и бородавку и рассердилась, вызвала и заставила меня
читать и переводить отрывок из Джека Лондона про собаку и
поставила двойку, хотя я не так уж плохо переводил. И я сра-
зу перестал сомневаться, что она существует. Двойка меня
убедила.
Все это было в прошлом году. И у нас с Витькой больше и
разговору не было о том - идеалист я или нет. Кажется, и
Витька в этом больше не сомневался. Но сегодня, когда я уви-
дел свое отражение в зеркале и принял себя за мальчика с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг