ло. Мать Громова жарила корюшку. Запах корюшки настроил меня
на веселый лад. И на минуту я даже забыл о загадках, связан-
ных с таинственной квартирой Громовых и с мальчиком с другой
планеты. Вкусный запах корюшки напоминал о чем-то другом,
очень земном и обыкновенном, а не о другой планете, словно
вообще не было никаких планет, кроме Земли.
Громов угостил меня корюшкой. И сам тоже съел несколько
рыбок с аппетитом. Квартира была большая, но в другие комна-
ты меня Громов не завел, а только к себе в бывшую детскую.
Когда мы съели корюшку, я вдруг спросил:
- А правда ли, что ты и тот мальчик одно лицо?
- Почти,- сказал тихо Громов.
- То есть как почти? - сказал я.- Одно или не одно? А
почти тут ни при чем.
- Почти одно, - сказал так же тихо Громов.
Я посмотрел на него. Лицо у него было серьезное и сосре-
доточенное на какой-то глубокой и не ясной для меня мысли,
как у того мальчика, о котором шла речь.
- Объясни, пожалуйста,- попросил я.- Я не понимаю. Меня
Витька мракобесом называет и обывателем.
- За что?
- Все за это. За то, что я поверил тебе на слово. А нау-
ка, говорит он, не имеет права никому верить, даже на чест-
ное слово.
- Но ты же не наука,- сказал Громов.
- Все равно, я тоже не имею права верить. А я поверил. И
за это Витька называет меня обывателем и даже мракобесом!
Громов улыбнулся.
- Ты, видно, очень не хочешь быть обывателем и мракобе-
сом.
- Не хочу,- кивнул я.
- А чего же ты хочешь от меня?
- Хочу, чтобы ты предъявил доказательства и факты.
- Документ, что ли, хочешь от меня получить, что я и есть
тот мальчик?
- Не документ. Зачем? - сказал я.- Но хоть что-нибудь.
Какой-нибудь пустяк. И я поверю. Я и так верю, но Витька не
хочет. А надо, чтобы верили все.
- Скоро все поверят,- сказал Громов.
- Когда? - спросил я.
- Когда мой отец и его сотрудники опубликуют все, что
связано с археологической находкой.
- Но ты же не археологическая находка. Ты его сын. И ты
не тот мальчик...
- Я почти он.
- Объясни. Ты мне обещал.
- А ты с теорией информации знаком?
- Плохо. У нас в школе не проходят.
- А у нас проходили.
- Где у вас?
- На космическом корабле, а потом на Земле в меловой пе-
риод, где меня учили вместе с Заикой и Успевающим.
- Так ведь разве это был ты?
- Почти.
"Почти"? Я раньше не придавал никакого значения этому
слову, считал его чуть ли не самым последним в русском язы-
ке. Но сейчас мне это слово казалось особенным и таинствен-
ным, как сам Громов. "Почти"... Это слово соединяло Громова
с мальчиком, а через Громова и меня. Необыкновенное это быдо
слово. Но тут я вспомнил о Витько, а заодно и о Девяткине с
Десяткиным, гогочущих на всю улицу, и я спросил Громова:
- Если ты почти он, то ты, то есть он, должен помнить
названия, которые дали пришельцы земным деревьям, рекам,
зверям?
- Он помнит,- сказал тихо Громов.
- А ты?
- Я тоже.
Тогда я показал в окно на клон, росший возле самого тро-
туара, и спросил:
- Как называлось на их языке это дерево?
- Никак,- ответил Громов.- В меловой период на Земле еще
не было таких светолюбивых растений. Они появились позже.
Я смутился и покраснел, словно уличил меня в невежестве
не Громов, а сам мальчик. Но Громов, кажется, не обратил
внимания на мою ошибку. Он даже не улыбнулся. Глаза его
смотрели на меня внимательно и дружелюбно. И я подумал, что
мальчик тоже вел бы себя на его место так же дружелюбно.
- Ну, а небо,- спросил я,- оно же было всегда, как по-их-
нему небо?
- Никак,- ответил Громов.
- Как же никак? Ведь небо же было и в меловой период?
- Не было,- ответил Громов.- Ни тогда, ни сейчас. Ведь
"небом" мы называем то, что нам кажется, но чего нет на са-
мом деле. А в их языке существовали названия только для то-
го, что существует на самом деле.
Я смутился еще больше. И уже вопросов задавать не стал.
Уж очень не хотелось мне опростоволоситься еще раз. Да и
сомнения возникли - существовала ли тогда хоть одна вещь,
которая существует сегодня?
Так ничего и не узнав, я ушел от Громова домой.
Опять моросил дождь. А на нашей улице, как я толькв сошел
с трамвая, полил ливень. Пешеходы все испугались и стали ны-
рять в чужие парадные, а я шел, не обращая внимания на
дождь.
У меня не только с людьми, но и с вещами были хорошо на-
лаженные отношения. И вес это было, наверное, потому, что я
не задумывался об их происхождении. А после разговора с Гро-
мовым я стал задумываться о многом. А главное, мне очень хо-
телось изучить язык, на котором говорил мальчик и его роди-
тели. Ведь в этом языке не было слов и названий для тех яв-
лений, которые нам только кажутся. Это был очень точный и
очень умный язык.
Я чуть не проговорился Витьке о своем желании, по вовремя
спохватился. Витька сказал бы мне:
- По английскому только что схватил двойку. Тебе ли изу-
чать инопланетные языки?
Витька после того случая, когда я его увидел в очереди
вместе со стариками и стройным интеллигентом, ходил смущен-
ный и даже не заговаривал. Но однажды после уроков не удер-
жался и спросил:
- Ну, как? Осудил или не осудил?
- Нет еще,- ответил я.- И вообще не собираюсь.
- Осудишь, - сказал уверенно Витька.
- Когда?
- Когда в тебе пробудится долг и сознание.
И тут Коровин стал меня просвещать и рассказывать про
Джордано Бруно и еще про кого-то, кто боролся с суеверием и
за это сгорел на костре. Рассказывал он долго, потом спро-
сил:
- Ну, как, пробудилось в тебе сознание или еще по пробу-
дилось?
- Не пробудилось,- ответил я.
Но Витька на этот раз проявил выдержку и терпение и ни
разу не обругал меня ни обывателем, ни мракобесом. Тут я
рассказал ему о своей последней беседе с Громовым и о нео-
быкновенном слове "почти" и о языке мальчика.
Коровин выслушал меня и сказал:
- А доказательства? Где они? Может, все это выдумки и
сказки? А потом, что значит это "почти"? Самое приблизитель-
ное и неточное слово. А ты же только что говорил, что у них
даже для неба нет названия, потому что небо только кажется,
а на самом деле его нет.
Трудно разговаривать с Витькой, а особенно спорить. Того
и гляди, попадешь в расставленную им ловушку. Вот я, кажет-
ся, и попал.
- "Почти",- передразнил меня Витька.- Тогда я почти Напо-
леон, а ты изобретатель радио профессор Попов. А на самом
деле? На самом деле мы обыкновенные школьники. И Громов тоже
школьник, но воображает...
- Зачем ому воображать, он живет в одной квартире с нео-
быкновенной находкой...
- Еще неизвестно,- перебил меня Коровин,- что это за на-
ходка и существует ли она? Об этом несчастном плезиозавре, о
сигналах из другой галактики, о пришельцах и об умственной
деятельности дельфинов тоже много писали. А ведь не подтвер-
дилось.
- А тут подтвердится,- сказал я.- Уверен, что подтвердит-
ся, и очень скоро. Честное слово.
- Честное слово? - переспросил Витька. И на лице его я
увидел такое выражение, какого еще никогда не видел. Смесь
торжества и полного бесповоротного презрения.
- Извини, - спохватился я.- Я, кажется, не так выразился.
- Не-е-ет. Именно так, как хотел. В этом честном слове
весь ты с потрохами. А ты знаешь, какой вред науке может
принести твое честное слово?
- Нет, не знаю.
- Не знаешь! А тебе бы следовало это знать. Мра-кобес,
обы-ва-тель.
Коровин произнес эти слова по слогам, а потом посмотрел
на меня, как на воришку, пойманного в метро, где некуда бе-
жать. Не только Витькян взгляд, но и его слова меня страшно
испугали. Я очень уважал науку и, конечно, не хотел ей при-
чинять вреда.
- И большой вред я причинил? - спросил я Витьку.
- Огромный,- ответил Витька и вдруг задумался. От того,
что он сосредоточенно думал, лицо его немножко подобрело.
- Вот что,- сказал он,- я дам тебе одни совет.
- Какой?
- Исправь свою ошибку.
- А как?
- Не имей никакого дела с Громовым. Это мой совет, и ты
должен к нему прислушаться.
Витька любил красиво выражаться еще до того, как в него
попала стрела, но после того, как он подружился с молодым
интеллигентом, он стал выражаться еще торжественнее.
- А при чем тут Громов? - сказал я.
- Громов и наносит главный вред науке,- сказал Витька,-
распуская непроверенные слухи про мальчика и выдавая себя за
него.
- Он себя за него не выдавал,- сказал я,- зачем ему выда-
вать? Он и есть этот мальчик.
Тут, видно, у Коровина не хватило других аргументов, и он
показал мне кулак. И после того мы пошли с ним в разные сто-
роны.
Витькин кулак не произвел на меня никакого впечатления.
Скорей наоборот. Но слова о вреде, который я причинил науке,
не давали мне покоя. По-видимому, ошибку я все-таки совер-
шил. И ее необходимо было исправить.
Я невольно задумался. Об ошибках и о том, что их нужно
исправлять, я слышал много и в школе и дома, а также читал в
пионерской газете и разных книжках. Но там речь шла о совсем
других ошибках. И те ошибки было совсем нетрудно исправить.
В чем же заключалась моя ошибка? Может, в том, что я не
проявил настойчивости и, бывая на квартире Громовых, не по-
пытался попасть в кабинет громовского отца, где, возможно,
хранилась археологическая находка? Во всяком случае, если я
и нанес вред науке, то как-нибудь. невзначай. И ошибку, ко-
нечно, нужно исправить и для этого побывать у Громова.
Громов сказал мне:
- Вытирай ноги! - и показал на половичок, плетенный из
камыша.
Я, конечно, вытер. А потом еще раз, прежде чем войти в их
квартиру.
В квартире было тихо. Отец Громова улетел в Киев на ка-
кую-то конференцию или симпозиум, а мать уехала куда-то к
парку Победы навестить родственницу-старуху, которая лично
знала Айвазовского и еще кого-то, может, даже Тургенева и
Салтыкова-Щедрина.
- Значит, ты один? - спросил я.
- Вдвоем,- ответил Громов тихо.
- А кто же второй, домработница?
- Да нет. Он.
- Кто он?
- Ну, мальчик.
- Так ты же и есть он?
- Иногда. Но сегодня четверг. А я бываю им только по пят-
ницам.
- А это точно? Совершенно научно? А то Коровин обвиня-
ет...
- Не беспокойся. Точно и научно,- ответил Громов.- Я се-
годня тебя с ним познакомлю.
Мне стало не по себе. Начали подрагивать рука и нога. И
вдруг стало холодно, страшно холодно, не знаю отчего.
Мы прошли по коридору и остановились возле дверей кабине-
та.
- Только ты сразу много вопросов ему не задавай,- шепнул
Громов.
- Кому - ему? Тебе?
- Да при чем тут я? Мальчику.
- А почему нельзя?
- Тише... Не любит! Особенно, когда спрашивают о пустя-
ках.
Громов открыл дверь, и мы вошли в кабинет. Там кто-то си-
дел в темноте. Громов зажег свет. И то, что затем я увидел,
я не смог бы объяснить не только Витьке Коровину, но даже
самому себе, своим чувствам.
Сначала я подумал, что вижу свое отражение в зеркале. Но
через мгновение я дал себе полный отчет в том, что в кабине-
те не было никакого зеркала. И однако же, я видел свое собс-
твенное отражение. Напротив меня стоял мальчик, во всем аб-
солютно подобный мне, и улыбался, словно рассматривал в зер-
кале свое отражение.
- Кто ты? - спросил я.- Ты очень похож на меня.
- А может, не я на тебя, а ты на меня? - ответил он моим
голосом.- Ведь я тебя старше.
- Намного старше?
- Не намного. Всего на несколько десятков миллионов лет.
Он внимательно, дружелюбно и насмешливо посмотрел на ме-
ня.
- Не веришь? Хочешь, чтобы я предъявил свидетельство о
рождении? Но оно осталось на космическом корабле, а корабль
улетел на свою планету. И тебе придется мне поверить на
честное слово.
- На честное слово? - переспросил я.
- Да, на честное,- ответил он.- А то на какое же. Честное
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг