старинной книги.
Я так и оставил их стоять под дождем, а сам побежал до-
мой. Часа полтора я просидел, решая задачи, которые поче-
му-то плохо решались, потом в комнату пришла мать с кухни и
сказала строго:
- Сбегаешь за хлебом в булочную. Только оттуда сразу до-
мой.
Дождь еще моросил. На углу возле киоска по-прежнему стоя-
ла очередь. Интеллигент стоял молча, в красивой позе. А ста-
рик в разлетайке и Агафонычев вели научный спор не столько
для того, чтобы выяснить истину, а для того, чтобы не обра-
щать внимания на плохую погоду. Я почувствовал глубокое ува-
жение ко всем, кто так долго стоял в очереди, рискуя здо-
ровьем ради того, чтобы удовлетворить свою любознательность,
и особенно к старику в разлетайке, который от холода весь
посинел и продрог.
Забыв про булочную и про приказание матери не задержи-
ваться на улице, я тоже стал в очередь недалеко от красивого
интеллигента, чем-то похожего на Лермонтова, Гоголя и даже
на Шекспира.
Для чего и почему я остановился? Не знаю. Во всяком слу-
чае, не из-за "Вечерки" и дефицитных изданий. Спор старика с
Агафонычевым тоже меня мало интересовал. Просто мне хотелось
поделиться с ними тем, что я узнал из громовской тетрадки.
Ведь такого интересного сообщения они не узнают из дефицит-
ных изданий, приложений и журналов, которых они ждут. Очень
мне хотелось рассказать им хотя бы самую малость, но я пом-
нил слова Витьки насчет замка, который надо повесить. Конеч-
но, я бы мог взять с них слово, но все равно это было бы не-
честно. Потом я поборол себя и свою слабость и пошел в бу-
лочную. Дойдя до булочной, я чуть было не вернулся, так хо-
телось поделиться тайной. Я постоял возле дверей, и одна
тетка уронила из-за меня пеклеванный хлебец в лужу, и я ду-
мал, что она меня обругает, а она вернулась и купила другой,
а этот оставила валяться в луже.
Придя домой и отдав матери хлеб, я сразу стал себя ува-
жать за то, что никому ничего не сказал. Я был очень доволен
своим хорошем поступком. П я подумал про себя, что я именно
тот самый человек, которому можно доверять тайны, и Витька
во мне не ошибся.
Ничто так не делает человека счастливым, как уважение к
себе. А я редко уважал себя, потому что было не за что. А
сейчас мне казалось, что я достоин уважения Витьки, Громова
и даже того мальчика, который родился на космическом кораб-
ле.
Так вот уважая себя, я пришел в школу и сел на свое мес-
то, где сидел всегда. Ребята все тоже сидели на своих мес-
тах, кроме Перепелкнна, который заболел свинкой. Они все то-
же, наверное, чувствовали к себе уважение, хотя, я уверен,
будь они на моем место, они бы вчера не удержались и открыли
бы тайну.
Историю преподавала новенькая. Ее звали Тамара Николаев-
на. Она хоть и недавно окончила Пединститут имени Герцена,
но очень много знала и страшно любила, когда ей задавали
трудные вопросы. Я подумал: не задать ли ей трудный вопрос п
не спросить ли ее о том далеком времени, про которое читал
мне Витька пз неоконченной тетради? Но только я хотел было
ее спросить, как вдруг поднимает руку Витька и задаст Тамаре
Николаевне вопрос, от которого у меня вдруг закололо под ло-
жечкой.
- Кто первый дал,- спросил Витька,- названия всем вещам и
предметам?
Учительница тряхнула стриженой головой, и глаза у нее
заблестели, так ей понравился Витькин вопрос. У нее всегда
блестели глаза, когда ей задавали трудные вопросы.
- Названия и имена,- ответила она,- стали давать наши да-
лекие предки еще в те доисторические времена, когда начал
складываться язык. Садитесь, Коровин.
Но Витька не сел, видно, не совсем удовлетворенный отве-
том.
- А как же нам теперь быть, раз почти все на свете назва-
но? - спросил Витька.- Повторять чужие, не нами изобретенные
слова?
- Вы ошибаетесь, Коровин,- сказала Тамара Николаевна,-
мир слов и имен не остановился в своем развитии. Но теперь,
чтобы человеку что-нибудь назвать, нужно совершить открытие:
обнаружить новую звезду или открыть еще одну элементарную
частицу. Вот вырастете, станете физиком или химиком, открое-
те новое явление и дадите ему свое название.
Витька нахмурил брови и сел с огорченным выражением.
Он, видно, не очень-то верил, что откроет звезду или эле-
ментарную частицу.
Я тоже очень огорчился и подумал: хорошо было нашим дале-
ким предкам, когда самые обычные деревья и даже плоды и яго-
ды никак не назывались. Но Тамара Николаевна угадала мою
мысль и сказала:
- Не думайте, ребята, что нашим далеким предкам легко да-
вались имена и названия. Они, как современные физики, откры-
вали каждую новую вещь, платя за это трудом, здоровьем, а
иногда даже и жизнью.
Хватило бы у меня силы воли заплатить своей жизнью за то,
чтобы назвать предмет, еще никем не названный? Нет, думаю,
что не хватило бы, хотя точно сказать не могу. Пока у меня
были другие заботы, может, и поважнее названий. Слишком мно-
го и часто я думал о мальчике, тайна жизни которого чуть
приоткрылась - и закрылась на самом интересном месте.
- Ну, а когда будет продолжение? - спрашивал я Витьку.
- Может, и никогда,- ответил мрачно Коровин. Он в послед-
ние дни стал каким-то невеселым и постоянно хмурился и даже
не фыркал носом.
- Почему же никогда? Я хочу, чтобы это было скоро.
И Витька делал вид, что ему скучно. А скучно ему вовсе не
было. С тех пор как в него попала папуасская стрела, он по-
терял всякое понятие о скуке. Но что-то с ним все-таки слу-
чилось. Зря хмуриться он бы не стал. Может, разладилось у
него с Громовым? Это вполне возможно. Громов слишком много
знал, а Витька знал пока еще нe очень много, но был самолю-
бив, и они, в конце концов, могли поссориться.
Как-то, возвращаясь с матерью из кино ""Свет", где мы
смотрели очень интересную картину про слонов и зебр, а затем
про знаменитого художника Айвазовского, я увидел Витьку. Он
стоял с тем самым интеллигентом, который был немножко похож
на Лермонтова, Гоголя и даже на Шекспира. Витька что-то
рассказывал этому стройному высокому красавцу, а тот вдруг
вытащил из бокового кармана записную книжечку, что-то запи-
сал в ней и сказал:
- Отлично! Великолепно! Чудесно! Я наведу справку.
В это время Витька оглянулся, увидел меня и мою мать и
почему-то очень смутился.
- Здравствуй! - сказал я.
Но Витька не ответил. А молодой красивый интеллигент веж-
ливо поклонился моей матери и мне, хотя и не был знаком с
нами.
- Кто это? - спросила меня мать тихо.
- Шекспир,- ответил я.- А может, и Гоголь. Разве ты не
заметила, он даже очень похож.
Но мать отрицательно покачала головой, -не найдя никакого
сходства.
- Наоборот,- сказала она.- Он скорее похож на Айвазовско-
го, которого мы только что видели на экране.
- Айвазовский был глубокий старик.
- Не всегда же он был глубоким стариком.
Я задумался. В словах матери была истина, но в нее поче-
му-то не верилось. Великих людей всегда представляешь таки-
ми, какими они бывают на портретах, в книгах или на экране
кино.
Потом я стал думать о молодом красивом интеллигенте и его
загадочном обещании навести справку... Странно, что Витька
обратился к нему за справкой. Витька ведь не любил таких
стройных красавцев и называл их стилягами и даже тунеядцами.
Видно, уж очень большая нужда была у Витьки в этой загадоч-
ной справке, раз он поступился своими принципами.
Я решил ни о чем не спрашивать Витьку. И правильно посту-
пил. Витька сам рассказал мне спустя несколько дней. Он даже
признался мне, что поссорился с Громовым. Дело в том, что
Громов отказался дать Витьке продолжение про' мальчика. По-
чему? Громов не стал объяснять. Может, случайно узнал гро-
мовский отец и напомнил сыну, что исследования еще не закон-
чены и разглашать посторонним научную тайну еще преждевре-
менно. Короче говоря, Громов простился с Витькой на лестнице
перед дверью, а в дом его и на этот раз не пригласил.
Витька, я уже упоминал, был самолюбив. Он решил, что Гро-
мов стал много воображать и задаваться. А задавал он не лю-
бил еще больше, чем стиляг. А тут интеллигент подвернулся.
Он, оказывается, давно разыскивал Витьку - узнать от него
подробности о стреле и по чьей вине выстрелил экспонат.
Витька, конечно, не стал обвинять ни администрацию, ни
скульптора, ни великого путешественника Миклухо-Маклая, а
всю вину взял на себя. Красивому интеллигенту очень понрави-
лась Витьки на скромность. Они подружились, и интеллигент
познакомил Витьку со своей коллекцией. Коллекционировал он
разные редкие и маловероятные случаи, делая вырезки из при-
ложений и дефицитных изданий, а также собирал приключенчес-
кие книги и статьи про телепатию и телепатов. Все это носи-
ло, по словам Витьки, строго научный характер, хотя интелли-
гент ученым еще не был и работал пока в райстрахе, занимался
страхованием частного имущества и даже жизни.
Собственно, это самое обстоятельство, что красивый интел-
лигент, похожий на Айвазовского и еще на кого-то, вовсе не
был стилягой, а занимался тем, что страховал чужую жизнь,-
это обстоятельство вселило в Витьку уважение к своему новому
знакомому. Витька знал, как трудно застраховать чужое иму-
щество и особенно жизнь, и я тоже. Однажды к нам пришла жен-
щина, она была очень ласковая и внимательная и долго убежда-
ла мою мать застраховать что-нибудь из имущества. Мать толь-
ко улыбалась и отрицательно качала головой, но когда женщина
предложила моей матери застраховать жизнь, мать рассерди-
лась.
Я тогда. не совсем понял, почему мать рассердилась на это
предложение. Мне оно показалось очень заманчивым.
Витьке, видно, очень нравилось, что у его нового знакомо-
го такая редкая профессия. А может, он думал, что этот чело-
век знает какую-то тайну и действительно может застраховать
чужую жизнь от непредвиденного случая, болезни и других вли-
яний теории вероятности и закона больших чисел. Короче гово-
ря, Витька Коровин, который никогда не боялся несчастных
случаев, а наоборот,- Витька стал копить деньги, чтобы заст-
раховать свое имущество и жизнь.
Огорчало меня не это. Огорчало то, что Коровин променял
Громова, а значит, и космического мальчика на этого челове-
ка, совершенно случайно имевшего небольшое сходство с вели-
ким художником Айвазовским, Шекспиром и еще с кем-то. Вот
что значит самолюбие и гордость, а также обида.
Я хотел задать Коровину один вопрос, но воздержался, учи-
тывая его больное самолюбие. Что было бы, если на одну чашку
весов поставить Громова с его необыкновенным мальчиком, а на
другую этого человека, немножко похожего на Айвазовского, но
не умеющего рисовать? Нет, я не задал этого вопроса Витьке,
не желая ставить его в трудное положение.
Передо мной снова была тонкая тетрадка с Пушкиным на об-
ложке, но в этот раз держал ее в руках не Витька, а сам Гро-
мов. Громов мне и читал вслух про мальчика.
Да, мальчик неплохо чувствовал себя на Земле. Тут у него
было что-то вроде каникул. Но потом кто-то из взрослых
вспомнил, что каникулы слишком затянулись, и мальчику приш-
лось приступить к своим обязанностям ученика.
Чтобы ему было не очень скучно одному и было с кем сорев-
новаться, ему придали два немножко странных существа с милой
детской внешностью, вполне разумных, хотя и сделанных из
больших искусственных молекул. Соревноваться мальчику с ними
было нетрудно, потому что оба существа делали ошибки и не
успевали по всем предметам, кроме пения, черчения и матема-
тики.
Один из них иногда путал женский род с мужским, а другой
еще хуже - забывал начало или конец некоторых слов. Но зато
по пению, черчению и математике за ними было никак не уг-
наться, и мальчику приходилось напрягать все усилия, чтобы
как-нибудь не остаться позади этих веселых и вполне разумных
существ, кажется, не мужского и не женского, а только сред-
него рода.
Оба они были довольно забавные и особенно тот, который
забывал начало или конец некоторых слов.
Скажет, например, "здра" и ждет, когда тот, с кем он здо-
ровается, добавит "вствуй". Но ведь есть слова и потрудней,
чем слово "здравствуй", и чьи окончания не сразу приходят в
голову.
- Ок... - скажет он.
А мальчик уже спешит добавить:
- Но.
- Да, да, окно! Благодарю! Но я хотел сказать не окно, а
окончить. Вспомнил!
Ошибающийся робот необычайно радовался, обретая потерян-
ный слог и при помощи его снова находя утерянную связь с ми-
ром.
Обращаясь с этим Заикой, то и дело теряющим концы и нача-
ла слов, мальчик научился ценить речь, смысл и живую форму
слова. Он, конечно, догадался сразу, что оба неуспевающих
отставали не по своей вине и что их неуспеваемость была зап-
рограммирована техниками и инженерами экспедиции. Но чтобы
не огорчать взрослых, мальчик делал вид, что он верит в лень
и нерадивость своих новых приятелей.
Инженерам и техникам захотелось сделать еще один сюрприз.
Из таких же больших искусственных молекул они создали еще
одного ученика и посадили его за парту рядом с мальчиком.
Мальчик подумал: вот еще один неуспевающий, сейчас он начнет
ошибаться, и мне станет его жалко. Но искусственный нови-
чок-школьник, как ни странно, ошибаться не торопился, а, на-
оборот, успевал по всем предметам, да еще как! И мальчику
скоро пришлось пожалеть, но не его, а самого себя. Учителя
начали ставить ему в пример этого всезнайку. Всезнайка ока-
зался не только всезнайкой, но и выскочкой тоже. Он то и де-
ло поднимал руку и кричал:
- Спросите меня! Он не знает! А я знаю!
И он, действительно, знал. Этого у него не отберешь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг