Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Спросите волшебника -  вашего дядю.  Это он изъял меня из моего дня и
часа  и  прислал сюда,  под  это  окно.  По-видимому,  он  хотел,  чтобы  мы
познакомились. Может, он ставил себе и другую цель.
     - Какую?
     - Вы  лучше знаете характер вашего дяди.  Он не злой волшебник,  скорее
добрый. И он, наверное, вам желает добра.
     - А вам?
     - Наверное, и мне тоже, если он не страдает семейственностью.
     - Вряд ли страдает. А он не может изменить мое будущее?
     - Сомневаюсь. Ведь я же пришел оттуда. Привет вам от вашей бывшей жены.
Она  часто вспоминает вас добрым словом и  иногда жалеет,  что ушла от  вас,
хотя вы плохо мыли шею и иногда скупились на мелкие расходы.  Да, иногда она
жалеет,  но  не  радуйтесь и  не  обманывайте себя:  она к  вам не вернется,
слишком много воды утекло.
     - Вы говорите таким тоном, словно жена уже ушла от меня.
     - Нет.  Пока все в порядке.  В вашем распоряжении еще несколько лет. Но
ведь все временно в  нашей жизни.  И  к  тому же я  пришел сюда вовсе не для
того, чтобы вас утешать.
     - А для чего?
     - Не  знаю.  Просто так.  Оттого,  что ваш дядя раньше срока перевернул
страницу вашей жизни,  а заодно и моей.  В сущности, все еще далеко, все еще
впереди,  и я вас не знаю.  Давайте условимся,  что всего этого еще не было,
как в обычной жизни.
     - Я  не понимаю,  чего вы от меня хотите?  Уж не хотите ли вы,  чтобы я
забыл все, что узнал от вас?
     - Да,  -  сказал он.  - Забудьте, как вы забыли свой собственный адрес.
Человек не должен забывать свое прошлое. Но будущее! Он не должен его знать,
его еще нет, оно будет... Да вот, кажется, идет ваш дядя.
     Дядя подошел тихо, как и полагается волшебнику.
     - Здравствуйте,  - сказал он. - Я рад, что вижу вас вместе. Мне нужно с
вами  поговорить.  Вы  можете поздравить меня.  Я,  кажется,  нашел  научное
обоснование для скромных чудес, которые я время от времени творю.


     Мне  уже  некогда было  смотреть в  окно  и  читать книгу  со  странным
названием "Чья-то жизнь".  Я думал о своей жене Клаве и о том, что она уйдет
от меня.
     - Дядя, - сказал я, - извини. Мне нужно быть дома. Неотложные дела.
     - Понимаю, - обиделся дядя. - Тебе не нравятся мои чудеса. Ты не любишь
суеверия и  презираешь мрак.  Но  сейчас,  когда  я  почти  подвел  под  них
теоретическую базу...
     - Не надо,  не оправдывайся,  - прервал его я, - я ведь приезжал к тебе
не ревизовать твою работу.  Я чудесно провел время, смотрел в окно, гулял по
волшебной дороге.  Хотя  ты  ушел на  пенсию,  но  ты  полон творческих сил.
Немножко жаль -  ты  тратишь эти силы на  то,  что давно осуждено историей и
прогрессом. Чудес не должно быть.
     - Необоснованных  чудес.   Но  мои  чудеса  будут  скоро  утверждены  в
специально созданном для этого комитете.  Я  пишу статью и собираюсь послать
ее  в  научный журнал.  К  статье приложен строго проверенный математический
аппарат.
     Я  не  стал спорить.  Мы тепло попрощались,  и  я,  пройдя по волшебной
дороге,  сел в поезд.  Вокруг уже не было никаких чудес, все было обыденно и
заранее  известно:  названия станций,  слова,  которые произнесут пассажиры,
ругая духоту, телеграфные столбы с сидящими на проводах птицами, похожими на
нотные знаки.
     Я  подходил к окну и видел поля,  все время поля,  поля и небо,  небо и
поля без всяких изменений.
     И я подумал - не странно ли, что это окно обыкновенное, и пейзаж один и
тот же,  и за окном нет никаких чудес.  Я подумал так потому,  что,  гостя у
дяди, я постепенно привык к чудесам и не хотел от них отвыкать.
     Домой я  приехал вечером,  когда жена сидела за столом и  просматривала
ученические тетрадки.  Обычно  меня  раздражало,  что  Клава  уделяла  много
внимания школе,  ученикам,  их родителям и мало внимания мне,  но сейчас я с
нежностью смотрел на жену,  и дело,  которым она занималась,  показалось мне
одним из самых прекрасных дел на земле.
     Я  обнял жену,  поцеловал ее и  заглянул в тетрадку,  где милые круглые
буквы напоминали о детстве.
     - Я не ждала тебя,  -  сказала Клава,  -  ты пробыл у дяди всего десять
дней, а собирался провести целый месяц.
     - Да. Но мне недоставало там тебя, я скучал и потому приехал.
     - Но ты писал, что там были чудеса, что дядя волшебник и все ежеминутно
менялось?
     - Писал, - сказал я, - ну и что?
     - А  здесь  нет  никаких  перемен.  Начались  занятия  в  школе;  новая
заведующая, у нее прескверный характер, мучит себя, нас и учеников.
     Я подошел к окну. За окном шел трамвай.
     На другой день я  снова подошел к окну.  За окном шел трамвай.  И то же
было и на следующее утро.  Улица была похожа на этот трамвай.  Но, не находя
перемены на улице, я чувствовал ее в себе.
     С каждым днем я чувствовал все острее и острее, как росло мое чувство к
жене. Казалось, кто-то повернул вспять течение моей жизни и я снова вернулся
в те удивительные дни, когда робко ухаживал за Клавой и назначал ей свидания
в Михайловском саду.
     Клаве,  по-видимому,  нравилось это.  И, проверяя детские тетрадки, она
время от времени бросала взгляды в  мою сторону,  словно признавая не только
существование своих учеников, сердитой заведующей, слабохарактерного завуча,
но и  мое тоже.  В  свободные часы мы стали ходить в  кино,  а иногда даже в
театр.
     Правда, иногда я подходил к окну и всегда видел за этим окном одно и то
же:  трамвайную линию, булочную и магазин, в котором продавали обои, замки и
краску.  Да,  мир застыл за этим окном,  как одна и та же декорация в жалком
провинциальном театре,  но зато внутри меня текла жизнь,  живая и  интимная,
как недосказанная сказка.
     - Ты меня еще не разлюбила? - спрашивал я жену.
     Она  отвечала  улыбкой,  неузнаваемо менявшей  ее  немножко  увядшее  и
усталое лицо.
     - Пока нет, - говорила она.
     Но  по  ночам я  просыпался с  тревогой.  Мне вспоминалось дядино окно,
скамейка под деревом и красивый молодой человек,  которого звали Виктор. И я
думал:  ведь этот Виктор появился из будущего,  нарушая законы необратимости
времени,  чтобы  напомнить мне  о  том,  что  моя  жена  уйдет к  нему.  Это
неизбежное для  меня  будущее спешило,  сменяя  дни  и  недели  и  неизбежно
приближая меня к  часу,  который должен наступить.  Однажды я  не выдержал и
рассказал жене о  Викторе и  о  том,  что,  по  его словам,  меня ждет через
несколько лет.
     - Этого не случится,  -  сказала Клава,  -  я никогда не уйду от тебя к
другому.  Мне смешно,  что ты веришь в  разную чепуху,  в суеверия и вредные
антинаучные сказки,  которые рассказывает выживший из  ума  пенсионер,  твой
дядя. Стыдно. Ты окончил биологический факультет, работаешь в цитологической
лаборатории, где изучают энергетику клетки, и поддаешься на удочку какого-то
старого шарлатана.
     - Мой дядя не шарлатан,  - сказал я, - я сам видел своими глазами этого
Виктора, познакомился с ним и от него, а не от дяди узнал то, о чем я сейчас
говорил.  Он говорил в настоящем времени о том, что будет. Для него это было
реальностью.
     - А для тебя?
     - Для меня это тоже стало реальностью,  поскольку я узнал об этом как о
неизбежном факте.
     - Чепуха.  Суеверие.  Меня  это  возмущает.  В  школе  своим ученикам я
объясняла,  что  не  надо  верить в  чепуху,  что  надо бороться с  мраком и
отсталостью. Неужели и дома я должна повторять элементарные вещи?
     - Хотел бы я,  -  сказал я, - чтобы ты пожила у дяди, почитала книгу со
странным названием "Чья-то  жизнь"  и  посмотрела в  окно,  за  которым  все
менялось быстрее, чем на сцене или даже на экране.
     - Чем  спорить,  давай  лучше  спать.  У  меня  завтра  пять  уроков  и
родительское собрание.
     Сказав это,  она вскоре уснула. Но я не спал, ворочаясь с боку на бок и
прислушиваясь к дыханью жены.


     Дядя  прислал  открытку,   исписанную  чрезвычайно  мелким,   экономным
почерком пенсионера.  Он  писал о  том,  что  усовершенствовал технику своих
чудес, и звал меня приехать хотя бы на несколько дней, чтобы дочитать книгу.
     Я прочел дядину открытку жене. Она сказала:
     - У  тебя не в  порядке нервы.  В  институте у  тебя плохие отношения с
начлабом и  с  заместителем директора,  ведь они подозревают тебя в  скрытом
карьеризме и научной недобросовестности. Возьми отпуск за свой счет и съезди
к дяде. Отдохнешь, посвежеешь, как в прошлый раз.
     Я взял отпуск и отправился к дяде.  Старик встретил меня в саду, обнял,
а  потом повел в  комнату.  Книга по-прежнему лежала на столе,  а  окно было
открыто.  Мы с  дядей подошли к  окну,  и я увидел пустыню и лежавшего льва,
который встал и лениво пошел по знойному песку.
     - Повторяешься,  - сказал я дяде, - а я, признаться, ожидал чего-нибудь
новенького.  Не затем я  сюда приехал,  чтобы смотреть старые,  давным-давно
примелькавшиеся фильмы.
     - Не спеши,  - сказал дядя, - отдохни. Я усовершенствовал технику своих
чудес, и ты скоро в этом убедишься.
     Позавтракав вместе с  дядей на веранде,  я  вернулся в  комнату и  стал
читать книгу.
     В той главе, которую я читал, описывалась цитологическая лаборатория, я
сам,  завлаб,  знакомые научные сотрудники и  лаборантки.  Одна  из  научных
сотрудниц считала  меня  интриганом,  заведомой бездарностью,  которая пишет
докторскую диссертацию лишь затем, чтобы со временем занять место завлаба.
     Обстановка лаборатории, я сам, завлаб и старшая научная сотрудница были
описаны с натуралистической точностью.
     Мне вдруг стало душно, и я подошел к окну.
     За  окном  я  увидел театральную сцену,  режиссера,  отдающего какие-то
распоряжения актерам.  Сцена приближалась ко мне,  словно я смотрел на нее в
бинокль.  Один  из  актеров играл меня,  другой завлаба,  третий заместителя
директора.   Остальным  актерам  и  актрисам  досталась  задача  куда  менее
значительная - они исполняли роли младших научных сотрудников и лаборанток.
     Актер,  игравший завлаба,  явно переигрывал.  Он то кричал,  то говорил
зловещим шепотом, каким говорят на сцене только злодеи.
     Обращаясь к актеру, изображавшему меня, он повторял:
     "Вы ничтожество! Ничтожество! Вы интриган! Вы знаете, что я не могу вас
отчислить,  и  пользуетесь этим  против меня  и  против науки.  Вы  паразит,
расположившийся  на   теле  научного  знания.   Вы  сосете  кровь  из  своих
лаборанток, используя их опыты для своей диссертации".
     Актер, игравший меня, вдруг заговорил моим голосом.
     "Надоело!  -  кричал он.  - Вы монополист и считаете лабораторию чем-то
вроде золотоносного участка,  который вы застолбили.  Даю слово,  как только
защищу диссертацию, уйду из вашей лаборатории, не останусь здесь и часа".
     Актер, игравший завлаба, опять начал рычать и размахивать руками:
     "Ничтожество! Лжеученый!"
     Потом сцена отодвинулась, актеры исчезли, и на месте режиссера появился
мой дядя, загадочный старик, похожий на Жюля Верна.
     - Ну как? - спросил он меня. - Как срепетировано?
     - Грубо.  Халтурно.  Шито белыми нитками,  как  в  современной пьесе из
жизни ученых.
     - Успокойся,  - сказал дядя. - Это только репетиция. И кроме того, я не
режиссер,  а волшебник.  Пойдем лучше пройдемся. Чудесный день. С полей дует
ветерок.
     Я последовал совету своего дяди, и мы вышли с ним на волшебную дорогу.
     На  лугу  ржала  лошадь.  Гоготал гусь,  плавая  в  похожем на  облачко
кудрявом пруду. Среди деревьев под открытым небом стоял огромный рояль. Дядя
подошел к  роялю и стал играть,  быстро перебирая клавиши длинными девичьими
пальцами.  Вместо музыки из-под клавишей слышался то  птичий свист,  то звон
дождевых капель,  то журчанье ручья, то серебристое ржание кобылицы. Я гадал
о том, каким образом в лесу оказался рояль, новенький, поблескивающий лаком.
     Когда дядя кончил играть, я спросил его:
     - Откуда тут рояль?
     - Я  тебе  писал,  что  усовершенствовал свои  чудеса.  Не  задавай мне
слишком много вопросов.  Я пенсионер.  Старик. Мне девяносто шесть лет. И по
старости я иногда путаю следствия и причины.  Ты скажи лучше, понравилась ли
тебе моя музыка?
     - Понравилась, - сказал я, - ты подражаешь природе.
     - Возможно,  -  согласился дядя.  -  Но  нам пора идти.  Небо покрылось
тучами. И скоро пойдет дождь.
     Раздался удар грома.
     - А рояль? - спросил я. - Он не испортится от дождя?
     - Это имущество бесхозное,  - сказал дядя. - Оно не значится ни в одной
ведомости и относится не к действительности, а к чуду.
     - Я не верю в чудеса. Моя материалистическая совесть...
     - И моя тоже,  - перебил меня дядя. - Но мои чудеса опираются на науку,
как недавно писали в журнале "Знание".
     - Кто писал?
     - Два  академика и  один  профессор.  Известные всему миру  ученые.  Их
авторитета достаточно,  чтобы любую гипотезу превратить в теорию.  Я вырезал
эту статью и показываю всем, кто сомневается в научности моих чудес.


     У  меня  не  было  ни  сил,  ни  желания читать  дальше книгу,  которая
называлась "Чья-то жизнь".  Во-первых,  в ней описывалась не чья-то жизнь, а
моя собственная,  а, во-вторых, я как раз дочитал до того места, где от меня
ушла моя жена, забрав картину Петрова-Водкина, чемодан, три скатерти, четыре
полотенца и скрипку, на которой я так любил играть.
     Я вырвал из книги те страницы, где описывался уход жены, и поднес к ним
горящую спичку. Пепел я бросил в мусорную корзину и подбежал к окну.
     Я подбежал к окну и увидел то,  что я только что сжег.  Страницы ожили.
За окном я увидел Виктора и свою жену Клаву.
     - Я  ушла от  тебя,  -  сказала Клава своим мелодичным голосом школьной
учительницы.
     - Когда? - спросил я.
     - Это не так уж существенно,  - сказала она. - Ведь я явилась к тебе из
будущего вовсе не для того, чтобы напоминать тебе о прошлом.
     - А для чего?
     - Не знаю. Мне просто захотелось повидать тебя, поговорить с тобой.
     - А почему ты ушла?
     - Разочаровалась.  И потом твое безобразное поведение в институте... Но
не в этом дело. Я полюбила другого.
     - Зачем же ты пришла?  Зачем?  Ведь это произойдет нескоро. Ты не имела
права нарушать хронологию, изменять законам природы.
     - Это все твой дядя.  Он,  тебе это известно, волшебник. Творит чудеса,
утвержденные в  какой-то  комиссии.  Забыла ее  название.  Он вызвал меня из
будущего.  И  вот я  пришла.  Не думай,  что это очень приятно -  попадать в
прошлое. А главное, не легко. У меня до сих пор болит голова и шумит в ушах.
Я передвигалась со скоростью, превышающей скорость света.
     - Такой скорости не существует, - сказал я. - Это доказал еще Эйнштейн.
     - Твой дядя принципиально не  согласен с  Эйнштейном.  Он волшебник.  Я
никогда не верила ни в чудеса,  ни в волшебство, считая все это мраком. Но я
стала жертвой какого-то  ужасного эксперимента.  Познакомься,  это  мой  муж
Виктор.
     - Мы уже знакомы, - сказал я. - Хотя этого еще не произошло.
     - Чего?
     - Ты знаешь, о чем я говорю.
     - Но это произойдет.
     - Я не хочу. Не желаю. Пойми меня.
     Клава усмехнулась.
     - Судьба, - сказала она. - Она сильнее наших желаний.
     - А что ты теперь делаешь? По-прежнему преподаешь в школе?
     - Не  в  той.  Из  той я  ушла по  причине плохого характера директора.
Теперь я работаю в английской.
     - А ты не вернешься ко мне?
     - Нет.  Мне нравится моя новая жизнь.  Виктор очень любит меня.  Он  не
мешает мне проверять детские тетрадки.  Мы ходим не в  кино,  а  в театр.  А
летом уезжаем загорать в Коктебель.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг